Игнатий Брянчанинов - Полное собрание творений. Том 2.
Деяние креста — сугубо, сообразно составу естества, разделяемому на две части. Одно состоит в претерпении скорбей телом, совершается действием душевной силы ревности, и называется собственно деяние. Другое же приобретается тонким деланием ума, непрестанным помышлением о Боге и пребыванием в молитве, что совершается силою желания, и называется видение. Первое, то есть деяние, очищает страстную часть души силою ревности, второе же очищает мысленную часть души действием душевной любви или вожделением душевным. Каждый, прежде совершенного обучения в первой части, переходящий ко второй, увлекаясь ее сладостию, чтоб не сказать от лености, подвергается гневу за то, что, не умертвив прежде уды свои, яже на земли [86], то есть не уврачевав немощи помыслов терпеливым пребыванием в делании крестного поношения, дерзнул возмечтать в уме своем славу креста. Сие-то значит сказанное древними Святыми: «Если ум захочет взойти на крест, прежде нежели исцелятся чувства от немощи, то постигает его {стр. 56} гнев Божий. Восхождение на крест тогда навлекает гнев, когда совершается не первою частию терпения скорбей или распятием плоти, но стремлением к видению, второю частию, имеющей место по исцелении души. Такового ум осквернен постыдными страстями и устремляется к мечтам и помыслам самомнения. Ему заграждается путь запрещением, потому что он не очистил сперва скорбями ум, не покорил плотских похотений, но от слуха и буквы устремился прямо вперед, в путь, исполненный мрака, будучи сам слеп. И те, у которых зрение здраво, которые исполнены света и стяжали наставников, исполненных благодати, и те бедствуют и днем и ночью; очи их исполнены слез; в молитве и плаче они трудятся день и ночь по причине опасностей путешествия, по причине стремнин, более страшных, встречающихся им, по причине образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками ее. Божие, говорят Отцы, приходит само собою, когда ты не ожидаешь его. Так! но если место чисто, а не осквернено» [87].
Желающий приступить к Богу для служения Ему должен предаться руководству страха Божия.
Чувство священного страха, чувство глубочайшего благоговения к Богу, указывается нам, с одной стороны, необъятным величием Существа Божия, с другой — нашей крайней ограниченностию, нашей немощию, нашим состоянием греховности, падения. Страх предписывается нам и Священным Писанием, которое начало заменять для нас голос совести и естественного закона, когда они омрачились, стали издавать неясные, по большей части лживые звуки, — которое вполне заменило их, когда явилось Евангелие. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом [88], научает нас Святой Дух. Покорным Его велению Он говорит: Приидите, чада, послушайте Мене, страху Господню научу вас [89]. Возвещает обетование даровать страх Божий тем, которые истинно вознамерятся усвоиться Богу: Страх Мой дам в сердце их, ко еже не отступити им от Мене [90]. Начало великой науки, деятельного Богопознания, — страх Божий. Эта наука называется в Священном Писании премудростию. Начало премудрости страх Господень, разум же благ всем творящим и: хвала Его пре{стр. 57}бывает в век века [91]. Венец мудрости страх Господень, возцветаяй мир и здравие изцеления. Страх Господень слава и похвала, и веселие и венец радости. Страх Господень дар от Господа и на стезях любления поставляет [92]. Страхом Господним научаемся уклоняться от грехов: Страх Господень источник жизни, творит же уклонятися от сети смертныя. Страх Господень ненавидит неправды, досаждения же и гордыни, и пути лукавых. В страсе Господни буди весь день [93]. Страхом Господним наставляемся на путь заповедей Божиих: Блажен муж бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело. Сильно на земли будет семя Его [94]. Блажени вси боящиися Господа, ходящии в путех Его [95]. Ополчится Ангел Господень окрест всех боящихся Его, и избавит их. Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть лишения боящымся Его [96].
Напрасно же исполненные самомнения и самообольщения мечтатели гнушаются страхом Божиим, как принадлежностию презренных рабов, когда к страху призывает нас Бог, возвещает, что Сам Он будет нашим учителем страха, что подаст нам духовный дар страха Божия. Не низко для человека, ничтожной твари, падшей, отверженной, погибшей, усвоившей себе вражду к Богу, перейти из состояния вражды и погибели к состоянию рабства и спасения. Уже это рабство — великое приобретение! уже это рабство — великая свобода! Страх законополагается нам, как средство существенно нужное, необходимое для нас. Страх очищает человека, предуготовляет для любви: мы бываем рабами для того, чтоб законно соделаться чадами. По мере очищения {стр. 58} покаянием начинаем ощущать присутствие Божие; от ощущения присутствия Божия является святое ощущение страха. Опыт открывает высоту чувствования. Высоко и вожделенно ощущение страха Божия! При действии его часто ум притупляет свои очи, перестает произносить слова, плодить мысли: благоговейным молчанием, превысшим слова, выражает сознание своего ничтожества и невыразимую молитву, рождающуюся из этого сознания. Превосходно описывает такое состояние святой Исаак Сирский: «Смиренномудрый, когда приблизится к молитве или сподобится ее, то не осмеливается и помолиться Богу или попросить чего. Он не знает, о чем бы помолиться; он молчит всеми помышлениями своими, ожидая только милости и той воли, которая изречется о нем от того Величия, Которому он поклоняется. Лицо его преклонено на землю, а внутреннее видение сердца вознесено к превознесенным вратам во Святая Святых. Там Тот, Которого селение — мрак, притупляющий очи Серафимов, Чья доброта побуждает легионы к ликостоянию их, возлагая молчание на все чины их. Дерзновение его простирается только до следующих слов, только об этом он осмеливается помолиться: «Господи, по воле Твоей да будет со мною» [97]. Страх Божий есть дар Божий. Как дар, он испрашивается молитвою. Желал сподобиться этого дара святой пророк Давид и потому умолял Бога: Постави рабу Твоему слово Твое в страх, пригвозди страху Твоему плоти моя [98], то есть мои плотские пожелания. Страх Господень есть один из семи даров Святого Духа, которые святой пророк Исаия исчисляет так: Дух премудрости и разума, Дух ведения и благочестия, Дух совета и крепости, Дух страха Божия [99].
Господь наш Иисус Христос, принесший пришествием Своим на землю мир от Бога и благоволение Божие человекам, соделавшийся Отцом будущего века и Родоначальником святого племени спасающихся, призывающий чад Своих в любовь и соединение с Собою, предлагает, однако, во врачевание поврежденной природы нашей, между прочими средствами, страх. Предающемуся порывам гнева и ненависти Он угрожает геенною огненною; попирающему совесть угрожает темницею; увлекающемуся нечистыми вожделениями угрожает вечною мукою [100]. Непрощающему от искренности сердца ближним согрешения {стр. 59} их возвещает, что и его грехи не будут прощены [101]. Сребролюбцу и сластолюбцу напоминает смерть, могущую восхитить их в то время, как они не ожидают ее [102]. Возвышен подвиг мученичества: и внушается он, и питается любовию. Но Спаситель мира в наставлении, которое Он преподал мученикам, поощряет их к мужеству, воспомоществует в подвиге страхом. Не убойтеся, говорит Он, от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне [103]. Ей, глаголю вам, того убойтеся [104]. Всем вообще последователям Своим Господь заповедал спасительный страх Божий, выражающийся в постоянных трезвении и бдительности над собою. Да будут чресла ваша препоясана, сказал Он, и светилницы горящии: и вы подобии человеком чающим Господа своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут Ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих [105]. Всем глаголю: бдите [106].
Величественно изображено в Евангелии от Матфея Второе, славное Пришествие Господа, нелицеприятный и Страшный Суд Его над племенами и народами. Эта необыкновенная картина, представленная с необыкновенною простотою и ясностию, невольно оживляется пред взорами ума, поражает сердце страхом. Созерцая эту картину, можно изобразить состояние, в которое она приводит душу, словами Иова: Ужас же мя срете и трепет, и зело кости моя стрясе; устрашишася же ми власи и плоти [107]. При наступлении Суда для изгнанников с неба страна изгнания и клятвы — земля — запылает, а небо свиется, как свивается одежда [108]. Мертвецы всех времен и народов, возбужденные животворящею трубою — Словом Божиим, — восстанут из гробов и составят из себя необозримое и неисчислимое собрание [109]. Полки и воинства святых Ангелов придут на страшное зрелище, на великое служение. И ангелы отверженные предстанут на Суд. Сын Божий воссядет на {стр. 60} Престоле Славы, славы страшной по необъятному величию ее. Все разумные создания потрясутся от страха, увидев Создателя своего, вызвавшего их в бытие из ничтожества единым всемогущим Словом. Они будут предстоять пред Тем Словом, для Которого нет невозможного исполнения. Они будут предстоять пред Тою Жизнию, при Которой, вне Ее, не может быть иной жизни. Справедливо сказали Отцы, что в это грозное время вся тварь, если бы она не была удержана всемогуществом Божиим и предоставлена самой себе, обратилась бы в ничтожество [110]. Праведники, увидев лицом к лицу Правду совершенную, сочтут свою правду не имеющей никакого значения, а грешники — оправданием, чуждым евангельского разума, осудят себя. Решится участь всех на вечность. Прежде наступления этого Суда Божественный Апостол сознается, что он не может оправдаться, хотя и не знает за собою никакого греха, потому что Судия его — Бог [111]. Все святые, во время земного странствования своего, часто приходят воспоминанием и размышлением благочестивым на Страшный Суд Христов, — благовременным, спасительным страхом ограждают себя от страха, который возбудится в погибших отчаянием; благовременным осуждением себя они стараются благовременно снискать оправдание, плачем отвратить плач. Братия! нужно, необходимо нам, немощным и грешным, частое воспоминание Второго Пришествия и Страшного Суда Христова: такое воспоминание есть благонадежнейшее приуготовление. Страшен тот Суд, который ожидает всех человеков после общего воскресения, страшен и тот суд, который ожидает каждого человека после его смерти. Последствия того и другого суда или вожделенны, или бедственны. Если земные суды, на которых дело идет об одном тленном и временном, возбуждают нашу заботливость, тем более должен озабочивать нас суд Божий. С какою другою целию Господь возвестил нам о нем так ясно, как не с целию возбудить в нас душеспасительный страх, могущий предохранить нас от греховной, беспечной жизни, в которой — условие нашей погибели? Преподобный Илия, египетский инок, безмолвствовавший в Фиваидской пустыне, говаривал: «Меня устрашают три времени: время исшествия души из тела, время Суда Божия и время изречения, какое последует о мне от Бога» [112].
