Фома Аквинский - Сумма теологии. Том III
В-четвертых, потому что коль скоро человек по растительной душе совпадает с животными и растениями, то из этого бы следовало, что тела животных и растений также прирастают не вследствие изменения пищи в питающееся тело, а через посредство некоторого умножения, каковое умножение не может быть природным, поскольку материя не может по природе выходить за пределы некоторого установленного количества и естественным образом может увеличиваться либо путем разрежения, либо путем изменения в нее чего-то другого. Таким образом, мы, в конце концов, вынуждены были бы признать, что все связанные с порождением и питанием процессы, которые принято называть «естественными», сверхъестественны, что очевидно не так.
Поэтому другие полагали, что с точки зрения человеческой природы как таковой форма человека и вправду может приводиться к бытию в какой-то другой материи, а вот с точки зрения конкретного индивида – нет, поскольку в индивиде форма всегда ограничена некоторой определенной материей, в которой она впервые отпечатлевается при порождении этого индивида и пребывает в ней вплоть до полного его уничтожения. И именно эта материя, по их словам, принадлежит к истинной человеческой природе первичным образом. Но так как этой материи по количеству не достаточно, то к ней впоследствии добавляется другая материя, образующаяся путем изменения пищи в субстанцию питающегося индивида в необходимом для роста количестве. И эта материя, говорят они, принадлежит к истинной человеческой природе уже вторично, поскольку она требуется не для первичного бытия индивида, а только для его количества. Таким образом, то, что происходит из пищи, в строгом смысле слова к истинной человеческой природе не принадлежит. Однако это [мнение] также неприемлемо [и вот почему].
Во-первых, потому что это мнение судит об одушевленных телах как о неодушевленных, в которых хотя и наличествует способность производить себе подобное в отношении вида, однако отсутствует способность производить себе подобное в отношении индивида, каковой способностью в одушевленных телах является как раз питательная способность. Поэтому, если бы пища не могла изменяться в истинную природу одушевленных тел, то их питательная способность была бы излишней.
Во-вторых, потому что активная семенная сила является некоторым впечатлением, полученным из души порождающего, о чем уже было сказано (118, 1). Следовательно, она не может быть более действенной, чем душа, из которой она получена. Если, таким образом, благодаря семенной силе некоторая материя принимает форму истинной человеческой природы, то тем более душа через посредство питательной силы может отпечатлевать форму истинной человеческой природы в изменяемой ею пище.
В-третьих, потому что пища необходима не только для роста, в противном случае с прекращением роста никто бы уже не питался, но также и для восстановления утраченного вследствие природной теплоты. Но восстановление возможно только в том случае, если образуемое из пищи занимает место утраченного. И поскольку то, что было изначально [и впоследствии было утрачено], принадлежало к истинной человеческой природе, то точно так же должно принадлежать к ней и то, что образуется из пищи [и занимает его место].
Поэтому нам надлежит следовать мнению тех, согласно которым пища самым действительным образом изменяется в истинную человеческую природу посредством восприятия ею видовых форм плоти, костей и прочих подобных частей [тела]. Именно так утверждает Философ и говорит, что пища переваривается постольку поскольку она суть плоть в возможности[755].
Ответ на возражение 1. Господь говорит не обо «всем полностью», входящем в уста, а только обо «всем», поскольку всегда что-то от всякого вида пищи извергается в нужник. Можно также согласиться и с тем, как толкует это место Иероним, [а именно] что все образуемое из пищи может быть разрушено природным теплом и извергнуто через поры.
Ответ на возражение 2. Под относящейся к виду плотью некоторые понимали ту плоть, которая изначально обретает получаемый от родителя человеческий вид, и она, по их мнению, пребывает столько, сколько пребывает и сам индивид. А под относящейся к материи плотью они понимали то, что производится из пищи, и она, по их мнению, пребывает не всегда, а как появляется, так и исчезает. Но это совсем не то, что имеет в виду Аристотель. В самом деле, он говорит, что «как и у всех тех вещей, форма которых заключена в материи», – например, дереве или камне, – «у плоти есть нечто, относящееся к форме, и нечто, относящееся к материи»[756]. Но очевидно, что интересующее нас различение не относится к вещам неодушевленным, возникновение которых не связано ни с семенем, ни с питанием. И коль скоро то, что происходит из пищи, соединяется с телом путем смешения подобно тому как в приводимом Философом примере вода смешивается с вином, то добавленное и то, к чему оно добавлено, не могут обладать различными природами, поскольку, смешавшись, они образуют нечто одно. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что в то время, как одно разрушается под воздействием природного тепла, другое сохраняется.
Поэтому следует говорить, что, проводя указанное различение, Философ имеет в виду не различные виды плоти, а ту же самую плоть, но рассматриваемую с разных точек зрения. В самом деле, если мы рассматриваем плоть с точки зрения вида, или формы, то она сохраняется постоянно, потому что природа плоти всегда сопутствует ее природному расположению. Но если мы рассматриваем плоть с точки зрения материи, то в этом смысле она не сохраняется, но то разрушается, то восстанавливается, что подобно тому, как в огне печи форма огня сохраняется, а материя по мере использования убывает и восстанавливается за счет добавления другой материи.
Ответ на возражение 3. По общему мнению «природные жидкости» содержат в себе нечто, на чем основаны качества вида, и потому их потеря невосполнима подобно тому, как невосполнима утрата руки или ноги. А вот «пищевые соки» не обладают совершенством определенной природы, и таковы кровь и т.п. И потому с их убылью качества вида сохраняются в своем основании, и он не разрушается.
Ответ на возражение 4. Любая сила чувственного тела в результате непрерывного действия слабеет поскольку такие действователи одновременно и претерпевают. Поэтому поначалу преобразующая сила достаточно сильна не только для того, чтобы преобразовывать для восполнения, но также и для роста. Однако впоследствии ее хватает только на преобразование ради восполнения утраченного, а рост прекращается. Затем ее перестает хватать даже на восполнение, в результате чего наступает упадок, а когда она иссякает полностью, животное умирает Это подобно тому, как в приведенном Философом примере сила вина, которой поначалу хватает для преобразования добавленной к вину воды, по мере дальнейшего добавления воды слабеет, и вино становится водянистым.
Ответ на возражение 5. Как указывает Философ, когда некоторая материя непосредственно преобразуется в огонь, тогда следует говорить о возникновении огня, но когда материя преобразуется в уже существующий огонь, то тогда можно говорить о его питании[757]. В самом деле, если одна материя разом теряет форму огня, а другая материя, в свою очередь, преобразуется в огонь, то в таком случае мы будем иметь совсем другой, отличный от первого огонь. Но если в то время, как одно полено горит, рядом с ним подкладывается другое, и так далее, то у нас все время будет один и тот же огонь, поскольку добавляемое переходит в то, что уже было и прежде. То же самое имеет место и в живых телах, в которых благодаря питанию восстанавливается то, что было разрушено природным теплом.
Раздел 2. Производится ли семя из излишков пищи?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что семя производится не из излишков пищи, а из субстанции родителя. Так, Дамаскин говорит, что «сила рождения состоит в способности родить из себя, т. е. из собственной сущности, существо, подобное себе по естеству»[758]. Но рожденный рождается из семени. Следовательно, семя производится из субстанции родителя.
Возражение 2. Далее, сын подобен своему отцу в том, что он получает от него. Но если бы семя, из которого произведено нечто, само было бы произведено из избыточной пищи, то человек ничего бы не получал от своего деда и других предков, в которых эта пища никогда не существовала. Поэтому человек был бы похож на деда или других предков не более чем на любого постороннего человека.
Возражение 3. Далее, пищей родителя иногда является плоть коров, свиней и т. п. Если бы, таким образом, семя производилось из избыточной пищи, то рожденный от такого семени человек состоял бы скорее в родстве с коровой и свиньей, чем с отцом и другими родичами.
