Нил Синайский - Творения
По крайней мере, почитает он для себя утешением быть наказанным со многими, потому, без сомнения, что мучение участием в нем многих, по его мнению, облегчается, хотя и в этом, как и во всем, ошибается враг. Ибо что пользы страждущему в великом числе разделяющих то же страдание, когда у каждого своя нескончаемая и неразделяемая с другими болезнь? Но ненавистнику к укрепленью своему в страдании достаточно, может быть, и одной гибели многих, хотя бы от этого вовсе не было никакой выгоды ему самому. Ибо ненависти свойственно желать ненавидимым бедствия и перехода из состояния досточестного в бесчестное, желать без всякого для себя утешения в своем злополучии, кроме разве того одного, что, если достигнет желаемого, ненависть успокаивается, увеселяясь превратностью в благополучии ненавидимого, которое прежде мучило и иссушало ее.
Глава 3. Так новозданного еще Адама, едва только сподобившегося Божия образа и приявшего владычество над тварию, приступив к нему с лестью и коварством, когда не имел еще ясной причины привести в исполнение завистливое свое намерение, потому что Адам помнил и заповедь, и честь, как недавно ему данные, обольстил он лживыми внушениями, обещав ему Божескую честь, чтобы лишить и чести дарованной. Не было у него оружия, которым бы мог покорить не изведавшего еще брани Адама, не было ни любодеяния, потому что не раздражалось еще сластолюбие ни зрением, ни страстию, ни любостяжательностию, да и нечему было возбуждать в нем пожелания к приобретенью и зависти, не было ни тщеславия, ни ненависти, ни коварства, а равно не было и тех, против кого возбудились бы страсти сии, как вскоре начали оперяться они в Каине, побужденные к ревности похвалою Авелю. Враг в одном только видел содействие себе к устроенью ухищренного замысла: в любви и в пожелании большей чести, потому что страсть сия древня и современна человеку, но дана не на оскорбление, а для благоговейного чествования Почтившего.
И то достоинство, какое, как бог, обещал сей, в первый раз изрекший имя многобожия и чистое понятие единоначалия омрачивший наименованием богов, приобреталось человеку прилежным упражнением в добродетели, а не могло быть восхищено преступлением заповеди, так как свойство греха лишать чести, а не придавать честь. И с Адама за оскорбление Почтившего, немедленно по преступлении им заповеди, совлекается достоинство, отъемлется у него начальство, слагается с него честь образа, возвращается он в то же низкое состояние, из которого едва только поднялся, снова без образа Божия, данного в удел перстному составу, именуется землею и перстию. И после этого справедливо стал он бояться ярости зверей, яда пресмыкающихся, нападения животных сильных, и для которых (сам по власти своей недавно быв страшен) тем самым соделавшись подвластным, за непокорство Богу лишился всего, чем обладал пред тем за послушание.
Ибо и вместо всех законов Создатель наложил на него послушание, предписав воздержание от одного растения, потому что, как сказано, не было ничего иного к упражненью в законном подчинении того, кто по тому самому, что господствовал над всем прочим, необходимо должен был иметь для себя какое–либо предписанное ему правило, указывавшее на его иго рабства, чтобы, когда высоко возмечтает о своем владычестве над тварями и начальстве над многими и сильными животными, сокращал надмевающееся властью сердце тем, что и сам он под Законом и что лежит на нем заповедь, потому что страх, внушаемый высшим начальством, обыкновенно приучает низших к некичливости, как надмение сердца в отношении к подначальным уцеломудривая и смиряя мыслью о предержащей власти, так и оскорбительное иногда высокомерие удерживая напоминанием о взыскании за то высшим начальством.
Глава 4. Но не так рассудил о том, что ему делать, земной паче, нежели богоподобный, Адам, всецело предавшись советующему предпочесть высшую почесть и презреть заповедь, когда лучше было, сохраняя оную, обладать естеству приличествующею честию, нежели, в неизвестности ожидая той, которая выше естества, утратить ту, какую уже имел, обладая настоящим, отринуть это в чаянии вовсе невозможного. Но внявшие слову Господа: «Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5, 48) и потщавшиеся последовательно восходить путем, вводящим в сие совершенство чрез подражание всесовершенному Отцу в частных добродетелях, то есть делаясь сперва щедролюбивыми, человеколюбивыми, сострадательными, милостивыми (ибо сие возводит к совершенству Отца), не без причины вместе с образом воспринимают первобытное достоинство и вожделенное наименование, не от солгавшего древле праотцу нашего рода, но от ведущего всегда истинствовать Бога, — приемлют в сказанном Им: «Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго вси» (Пс. 81, 6).
Так к сему был предназначен человек, но, не приобретши еще ведения, Кто Податель сего дара, естественным образом обманулся в надежде, поверив беззаконному, внушавшему, как достигнуть оной чести. Не уразумел он хитрости обманщика, который, устрояя, чтобы человек не достиг той чести, какую обещал ему, дал совет достигать ее, как невозможно было и достигнуть, невозможностью способа уготовляя ему безуспешность в возможном, чтобы то, что по всей вероятности мог иметь у себя, утратил по неразумному совершенью дела, хитро обманутый ухищряющимся всегда направлять все ко вреду поверивших ему.
Глава 5. И что тогда зверей приводили в подчинение черты Божия образа, — сие показали время и действительный опыт. Ибо все то, что губительно ныне для грешных, из уважения к праведным спешит сократить тлетворную силу. Так огонь вавилонской пещи не коснулся даже и кожи на теле святых, а на нечестивых изверг пламень, который на расстоянии сорока девяти локтей мог пожрать встретившихся там халдеев, поедая их, как сухую солому и сухие дрова, горящие же угли оставил внизу охладевшими, бездейственными, подобно брению и камням, так что не могли они причинить боли попиравшим их ногам.
Ибо юноши вышли из пещи, имея и ризы не изменившими своего цвета и свободными от самого дымного запаха, немощным и бренным телом препобедив всепоедающую силу огня. Так и львы во рву, томимые голодом (потому что семь дней хранимы были без пищи, и варвары думали сим лишением возбудить естественную их свирепость), не дерзнули и приблизиться к Даниилу, чтобы даже видом страшного своего устремления не огорчить праведника, и, когда он вкушал принесенную Аввакумом пищу, пребыли воздержными, и при этом не подвигшись к непозволенной снеди. Ибо Тот, Кто в продолжение сорока дней подкреплял Моисея и Илию, так что не возымели они нужды в пище, устроил, что несший снедь Аввакум, по превыспреннему воздуху перенесенный Ангелом, прибыл из Иудеи в страну вавилонскую не для того, чтобы напитать алчущего праведника, но — чтобы явилось великое и крайне необычайное чудо, провозглашающее львов любомудрыми хранителями поста, не прекращающими многодневного пребывания в оскудении, когда в глазах их вкушал пищу человек и перед ними была обычная для них и любимая ими пища — плоть человеческая, так как это служило им обыкновенною снедию: каждый день получали они два тела (см.: Дан. 14, 32) осуждаемых на смерть.
Так непрерывность Чермного моря разделилась от берега до берега, и естество текучее и скользящее уподобилось телу твердому, образовав из себя по ту и другую сторону высокие стены и наскоро Моисеевою верою проложенную посреди необычайную стезю обратив в широкий путь народу, — потому что Божий образ повсюду внушает уважение к служителям Божиим и во всем делает их достойными внимания.
Глава 6. Итак, почему подвижников огорчает упражнение в подвигах, которое научает знанью подвижничества, не допускает до опасностей, продолжительные труды облегчает трудом кратковременным и не дает козням делаться вредоносными? Но может быть, и не огорчает оно тех, которые знают пользу его по следующему апостольскому наставлению: «Скорбь терпение соделовает, искусство же упование: упование же не посрамит» (Рим. 5, 3–5), непременно принесет с собою и то, чего надеемся, и ожидание сделает не напрасным.
Огорчает же тех, которые не расположены к подвижническому труду, по лености и по малодушью своему остаются только зрителями чужих подвигов, как слово Божие и жену великого Иова представляет неспособною даже и видеть те страдания, какие переносил Иов; почему и говорит она подвизающемуся мужу: «Доколе терпиши?» (Иов. 2, 9). Ибо слова «доколе терпиши» показывают, что ей трудно было смотреть на те искушения, которые терпел он. Не говорит она: «Долго ли тебе страдать, или мучиться и утруждаться, но: «Доколе терпиши?»" Ни болезни его не состраждет, ни мужеству не удивляется, но порицает терпение, как напрасное и ни с чем не сообразное, советует сетовать на продолжительность страдания, а не разделяет скорби страждущего. Таковы люди слабые и женоподобные: впав в трудное положение, не только подвизающихся не поощряют они к мужеству словами, которые нередко и ослабевшему в духе придают бодрость, но сокрушают и уничтожают последнюю бодрость, жалуясь на страдания как на нестерпимые; и кого должны были по справедливости ублажать, о тех жалеют и плачут как о людях жалких. Не слышал ли ты, что говорит Божие слово: «Муж неискушенный не искусен пред Богом» (см.: Иак. 1, 12)?
