Рудольф Штайнер - Очерк Тайноведения
Интеллектуальное развитие человека, его очищение и облагораживание чувств и внешних воле-проявлений являются мерой его превращения астрального тела в Само-Дух; его религиозные переживания и некоторые другие опыты отчеканивются в эфирном теле и делают таковой Жизне-Духом. При обычном ходе жизни это происходит более или менее неосознанно, напротив, состоит так называемое посвящение (Einweihung) человека в том, что через сверх-чувственное познание ему указывается на средства, через которые он эту работу в Само-Духе и Жизне-Духе полностью осознано может взять в свои руки. Об этих средствах будет речь в более поздних частях этого писания. Пока что, дело идет о том, чтобы показать, что в человеке, кроме Души и тела также Дух является действенным. Также и то будет показано позднее, как этот Дух, в противоположность к преходящему телу, принадлежит к вечному в человеке.
С работой над астральным телом и над эфирным телом, однако, деятельность Я еще не исчерпывается. Таковая простирается также на физическое тело. Некий налет влияния Я на физическое тело можно видеть, если через известные переживания наступает, например, покраснение или побледнение. Здесь Я на самом деле есть побудитель некого процесса в физическом теле. Если теперь через деятельность Я в человеке наступают изменения в отношении его влияния в физическом теле, то является Я действительно объединенным со скрытыми силами этого физического тела. С теми же самыми силами, которые задействуют его физические процессы. Можно тогда сказать, что Я работает через такую деятельность над физическим телом. Это выражение не должно быть недопонятым. Мнение не должно вообще возникнуть, как если эта работа, есть нечто грубо-материальное. Что в физическом теле появляется как грубо-материальное, это есть ведь только проявленное в нем. Позади этого проявленного находятся скрытые силы его существа. И таковые есть Духовного рода. Не о работе над материальным, каким кажется физическое тело, должно будет здесь говориться, но о Духовной работе над невидимыми силами, которые позволяют ему возникать и снова приносят его к распаду. Для обычной жизни эта работа Я над физическим телом может только с очень малой ясностью приходить к сознанию человека. Эта ясность приходит в полной мере только тогда, когда под влиянием сверх-чувственного познания человек сознательно берет работу в свои руки. Тогда, однако, выступает ясно, что существует еще третий Духовный член в человеке. Это есть тот, который в противоположность к физическому человеку, может быть назван Духо-Человек (Geistesmensch). (В восточной мудрости этот "Духо-Человек " называется "Атма (Atma)".)
Можно в отношении Духо-Человека также через то легко вестись в заблуждение, что в физическом теле видят наинижайший член человека и поэтому только с трудом примиряются с представлением, что работа над этим физическим телом должна приходиться на наивысший член в человеческом существе. Однако прямо потому, что физическое тело скрывает деятельный в нем Дух под тремя покровами, принадлежит наивысший род человеческой работы к тому, чтобы объединить Я с тем, что есть его сокрытый Дух.
Так представляется человек для Тайноведения как одно, совместно составленное из различных членов существо. Телесного рода есть: физическое тело, эфирное тело и астральное тело. Душевные есть: чувственная Душа, рассудочная Душа и сознательная Душа. В Душе расширяет Я свой свет вокруг. И Духовные есть: Само-Дух, Жизне-Дух и Духо-Человек. Из выше приведенных высказываний выходит, что чувственная Душа и астральное тело узко объединены и в неком известном отношении составляют целое. Аналогичным образом сознательная Душа и Само-Дух есть целое. Ибо в сознательной Душе вспыхивает Дух и из нее просветляет он другие члены человеческой природы. С оглядкой на это можно также говорить о следующем членении человека. Можно астральное тело и чувственную Душу совместно охватить как один член, именно также, как сознательную Душу и Само-Дух и можно рассудочную Душу, потому что она имеет часть Я-природы, потому что она в неком известном отношении уже есть "Я", которое себе свое Духовное существо только еще не осознает, обозначить плохо-образно (schlechtweg) как "Я", и получить тогда семь частей человека: 1. Физическое тело; 2. Эфирное тело или Жизненное тело; 3. Астральное тело; 4. Я; 5. Само-Дух; 6. Жизне-Дух; 7. Духо-человек.
Также для привыкшего к материалистическим представлениям человека такое членение человека в смысле числа семь не будет иметь "неясную магичность", которую он ему так часто приписывает, если бы он придерживался точно смыслу вышеупомянутых объяснений и с самого начала это "магическое" сам в дело не вкладывал бы. Никаким другим образом, как только с точки зрения некой высшей формы наблюдения мира, должно говориться об этих "семи" членах человека, так как говорят о семи цветах света или о семи тонах проводника звука (посредством чего октаву рассматривают как некое повторение основного тона). Как свет в семи цветах, тон в семи ступенях проявляется, так проявляется едино-образная человеческая природа в обозначенных семи членах. Так же мало, как число семь при тоне и цвете ведет с собой нечто от "суеверного", так же мало есть это случай в отношении его при членении человека. (При одной возможности, когда это однажды было преподнесено устно, было высказано, что дело о цветах с числом семь, однако, не верно, так как по ту сторону "красного" и "фиолетового", все-же расположены также еще цвета, которые глаз только не воспринимает. Однако также при рассматривании этого, сравнение с цветами верно, ибо существо человека продолжается также по ту сторону физического тела с одной стороны и по ту сторону Духо-Человека с другой стороны; только для средств Духовного наблюдения эти продолжения являются "Духовно невидимыми", как и цвета по ту сторону красного и фиолетового есть невидимы для физического глаза. Это замечание должно было быть сделано, потому что, так легко выходит мнение, что сверх-чувственное рассмотрение принимает это при естественно-научном мышлении неточно, оно в отношении такового есть дилетантское. Кто однако верно видит то, что подразумевается со сказанным, тот может найти, что оно в истинности, нигде не стоит в противоречии с настоящей естественной наукой; или когда привлекаются естественно-научные факты для наглядности, или также когда со сделанными здесь высказываниями указывается на непосредственное отношение к исследованию природы.) Сон и смерть
Не смогут проникнуть в сущность бодрствующего сознания без наблюдения того состояния, которое человек проживает во время сна; и не смогут подступиться к загадке жизни, без того, чтобы рассматривать смерть. Для человека, в котором не живет никакое чувство значения сверх-чувственного познания, уже отсюда могут получиться соображения против такового, как оно осуществляет свое рассмотрение сна и смерти. Это познание может достойно оценить побудительные основания, из которых такие соображения проистекают. Ибо это не является непонятным, если некто говорит, что человек есть здесь для действенной, эффективной жизни и его творчество основывается на отдаче себя ей. И углубление в состояния как сон и смерть может проистекать только из чувства праздного мечтания и не вести к ни к чему другому, как только к пустой фантазии. Люди легко могут видеть в отклонении такой "фантазии" выражение здоровой Души и в отдаче таким "праздным мечтаниям" нечто нездоровое, что может подходить только лицам, которым недостает жизненной силы и жизненной радости и которые не способны к "истинному творчеству". Делают неверно, если такое суждение без дальнейшего представляют как неправильное. Ибо оно имеет определенное истинное ядро в себе; оно есть одна четверть истины, которая должна быть дополнена через остальные три четверти, которые к ней принадлежат. И делают того, кто одну четверть видит полностью хорошо, о других трех четвертях, однако, ничего не угадывает, только недоверчивым, если оспаривают верную четверть. - Это должно быть именно безусловно признано, что рассмотрение того, что скрывают сон и смерть, является болезненным, если оно ведет к ослаблению, к отходу от истинной жизни. И не меньше можно быть согласным с тем, что многое, что издавна называлось Тайноведением в мире и что также, в настоящее время, под этим именем проделывается, носит нездоровый, жизне-враждебный отпечаток. Но это нездоровое проистекает вовсе не из истинного сверх-чувственного познания. Истинное состояние дела является много более следующим. Как человек не может всегда бодрствовать, так не может он также обходиться для действительных соотношений жизни, во всем ее объеме без того, что сверх-чувственное может ему дать. Жизнь длится далее во сне, и силы, которые работают и творят в бодрствовании, добывают себе свою крепость и свою свежесть из того, что дает им сон. Так есть это с тем, что человек может наблюдать в проявленном мире. Область мира является более обширной, чем поле этого наблюдения. И то, что человек распознает в видимом, то должно быть дополнено и оплодотворено через то, что ему удается познать о невидимых Мирах. Человек, который всегда опять не добывает себе крепость дремлющих сил из сна, должен был бы привести свою жизнь к разрушению; именно также должно некое рассмотрение мира вести к запустению, которое не будет оплодотворено через познание скрытого. И аналогично есть это со "смертью". Живущие существа подвержены смерти, чтобы могла возникнуть новая жизнь. Это есть именно познание сверх-чувственного, которое расширяет ясный свет над красивым высказыванием Гете: "Природа изобрела смерть, чтобы много жизни иметь (Die Natur hat den Tod erfunden, um viel Leben zu haben)." Как никакая жизнь, в обычном смысле, не могла бы существовать без смерти, так не может существовать никакое истинное познание видимого Мира без прозрения в сверх-чувственное. Все познание видимого должно всегда опять и опять под-ныривать в невидимое, чтобы мочь развивать себя. Так становится видным, что лишь наука сверх-чувственного делает возможным жизнь проявленного знания; она нисколько не ослабляет жизнь, если она выныривает в своей истинной форме; она укрепляет ее и делает ее всегда опять свежей и здоровой, когда она, предоставленная самой себе, сделала себя слабой и больной.
