Лео Дойель - В поисках Библии: Тайны древних манускриптов
Столица этого древнего района, или нома, расположенная приблизительно в 120 милях к югу от Каира, у Бахр-Юсуфа (западного рукава Нила, орошающего также Файюм), никогда не привлекала путешественников. Там нет ни величественных зданий, ни свидетельств монументомании Рамсесов, ни высеченных в скалах мавзолеев, ни разрушенных дворцов царей-вероотступников. Интенсивные раскопки, проведенные здесь со времен Гренфелла и Ханта, усугубили мрачный вид останков покинутого города, создавая впечатление, будто упадок его был довершен окопной войной и минированием. Но именно здесь был открыт папирологический Клондайк. Как сумел Гренфелл предугадать все это?
Оксиринх был назван греками по имени рыбы oxyrhynchus, которую местные жители считали священной, так же как жители Файюма считали священными крокодилов. Название дало Гренфеллу указание на то, что здесь жили греки. Кроме этого, об Оксиринхе было известно очень мало. Он не играл какой-либо роли в истории, но, судя по размерам территории, занятой руинами, и по тому, что Оксиринх обладал статусом провинциального центра, он должен был иметь и значительное население с довольно высоким культурным уровнем. Представители его зажиточных эллинизированных высших кругов могли в свое время владеть греческими литературными текстами, возможно даже целыми библиотеками.
Был и другой стимул для работ в этом месте. Ни один из папирусов, появлявшихся до тех пор на рынке древностей, не вел свое происхождение из Оксиринха. Это могло указывать либо на то, что там не было папирусов, либо на то, что за недавнее время феллахи не совершали набегов на древности этого города. Последнее предположение вполне правдоподобно: немногие оставшиеся там обитатели подвергались постоянной опасности со стороны бедуинов-грабителей из прилегающей пустыни и едва ли думали о чем-нибудь другом, кроме бегства отсюда. Полуразрушенные остатки четырех красивых мечетей указывали на сравнительно недавний исход большей части обитателей Бехнесы.
Оксиринх привлекал также тем, что он был оплотом раннего христианства и в нем было много монастырей (с десятью тысячами монахов и двенадцатью тысячами монахинь) и церквей. Это было одно из немногих имевшихся об этом месте сведений. А раз так, то не могли ли сохраниться здесь фрагменты христианских текстов на греческом языке, более ранние, чем старейшие из известных в то время рукописей Нового Завета? «Быстрое распространение христианства в районе Оксиринха сразу после официального признания новой религии (в IV в.), — писал Гренфелл, — указывало на то, что в предшествующие века гонений оно уже приобрело сильное влияние».
Ожиданиям Гренфелла суждено было сбыться в большей степени и быстрее, чем он когда-либо смел надеяться. Фонд исследования Египта решил, что Гренфелл и Хант должны присоединиться к Флиндерсу Петри в Оксиринхе. Петри намеревался исследовать древнее египетское кладбище, а Гренфелл и Хант занялись поисками зарытых папирусов. Однако после нескольких пробных раскопов Петри решил, что это место не обещает ему многого, и переместился в Десбашех, в 40 милях к северу. Гренфелл и Хант остались одни и впервые могли работать совершенно самостоятельно. Они начали с греко-римского кладбища, но не нашли ни одного из столь желанных покровов мумий или еще более редких погребальных свитков. Все было ясно: могила за могилой были давно уже разграблены, а несколько невскрытых могил находилось во влажной почве, которая конечно же разрушила, возможно, погребенные в ней папирусы.
Тем временем исследователей ожидали волнения другого рода. Бедуины имели обыкновение наносить в Оксиринх ночные визиты. Странствующие короли пустыни следовали своим естественным склонностям, которые, как они утверждали, были одобрены самим Создателем, чтобы добавить к их жалким средствам существования некую толику, заимствованную у чуть более богатых собратьев. Деревенские жители обычно робко покорялись, но однажды ночью грабители попытались проникнуть в хижину исследователей, находившуюся за пределами деревни. На этот раз, к удивлению и негодованию бедуинов, они были обстреляны местной охраной и спешно бежали.
После трех недель бесплодных раскопок на кладбище Гренфелл и Хант решили совершить атаку на «город». Как и все другие, они полагали, что папирусы, доставляемые феллахами, были найдены в основном в жилищах, а не на кладбищах, поэтому логично было исследовать древние дома Оксиринха. Однако первые впечатления были далеко не обнадеживающими. Гренфелл тщательно исследовал длину и ширину городища — приблизительно квадратная миля. Видны были только жалкие контуры нескольких бывших зданий. Вокруг них все представляло «сплошные развалины, в которые превратился город в результате тысячелетнего использования его в качестве источника камня и кирпичей». Здания были разрушены, и песок, казалось, едва ли скрывал что-нибудь существенное. Даже тщательные поиски, которые могли занять годы, вряд ли обнаружили бы папирусы. Оставались только холмы мусора — стены песка и отбросов высотой футов в семьдесят, пересекавшие вдоль и поперек город и его окрестности. Они содержали отходы столетий, если не тысячелетий.
Производить раскопки папирусов в мусоре казалось почти признанием поражения. Несмотря на значительное количество папирусов, полученных через феллахов с 1877 г., возможности, предоставляемые этими свалками, едва ли приходили на ум европейцам. Теперь, однако, Гренфеллу и Ханту предстояло показать, что холмы мусора были важнейшим источником древних текстов, и папирология пошла буквально по стопам полевой археологии.
Редко какой документ сохранялся неповрежденным. Многие материалы, с которыми обошлись так непочтительно, были разорваны или случайно обожжены, и только при определенных специфических обстоятельствах выброшенный таким образом папирус сохранялся от полного уничтожения. Там, куда добиралась вода, поднимавшаяся во время ежегодных разливов, папирус просто сгнивал. Особенности образования конкретного холма и его состав были решающими для сохранения исписанных листов или свитков. Во многих случаях, например, временная заброшенность соседнего поселения приводила к образованию сверху защитного слоя. Со временем Гренфелл и Хант научились определять вероятные места захоронения папирусов по стратиграфии рукотворных холмов. Один из перспективных видов наслоений, называемый местными жителями «афш», состоял из почвы, смешанной с соломой или ветвями, — в таком слое почти наверняка папирусы сохранялись на протяжении веков. Гренфеллу и Ханту это напоминало поиски золота: «Золотоискатели следуют кварцевой жиле, в то время как искатель папирусов должен придерживаться слоя или жилы афша…»
Как правило, папирусы обнаруживались чаще в более или менее горизонтально расположенном слое, а не рассеивались по всей толще холма. Кроме того, папирусы из различных слоев обычно относились к различным временным периодам; смежные слои скорее всего были близко связаны по времени. Холмы Оксиринха разделялись на три главные группы — римские, византийские и арабские, и их можно было отличить по расположению относительно городища. От более раннего, птолемеевского, периода не было обнаружено почти ничего.
Нужно было проложить траншеи, чтобы развернуть работы со сколько-нибудь серьезным размахом, а это требовало больших расходов времени и рабочей силы, что оксфордские исследователи могли себе позволить лишь в очень умеренных пределах. Кроме того, чтобы хрупкие тексты не пострадали или не исчезли под одеяниями землекопов, с последних нельзя было спускать глаз. Следовало также сортировать обрывки в соответствии с местом их нахождения, для того чтобы в дальнейшем облегчить соединение разорванных папирусов и определение их датировки и содержания. В Оксирин-хе, как и на многих других городищах, было скорее исключением, чем правилом, то, что папирусы выдерживали разрушительное воздействие времени и людей: в подавляющем большинстве мусорных куч не удалось вообще ничего обнаружить. Археологические раскопки совершенно непохожи на вскрытие набитого золотом банковского подвала. Романтическому воображению рисуются открывающиеся на каждом шагу сказочные сокровища, однако в действительности происходит скорее нечто совершенно противоположное. При раскопках в поисках папирусов, как и во всем остальном, признавался Гренфелл, «больше неудач, чем находок».
Тем не менее молодые ученые нашли, что жизнь в пустыне имеет «очарование, каким обладают лишь немногие другие поприща». Однако они не романтизировали ее трудности. Оба были англичанами, принадлежавшими к высшему классу, и ценили комфорт и чистоту. Но страстное увлечение античной литературой перенесло их в знойные песчаные пустыни Востока, где они «стояли целыми днями, полузадушенные и ослепленные особо едкой пылью древнего мусора, почти всегда смешанной с не менее раздражающим песком пустыни; пили воду, которую даже водопроводные станции лондонского Ист-Энда вряд ли рискнули бы поставлять своим потребителям, и непрерывно следили за рабочими, которые, как вы ни тешьте себя уверенностью в обратном, украдут, если только будут иметь возможность и решат, что игра стоит свеч».
