Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
5. Откуда у них и это высокое учение? Им сказал (Христос), что высочайшее учение они услышат после: "еще многое", говорил Он, "имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить" (Ин.16:12). Следовательно, высшее сообщено было им после. Один из учеников Его, услышав об опасности, не хотел даже идти с Ним в Иудею, но сказал: "пойдем и мы умрем с Ним" (Ин.11:16): с такой скорбью ожидал Его смерти! Если же он, ожидая смерти, в присутствии самого (Иисуса Христа) терял бодрость, то без Него и без прочих учеников каким опасностям не подвергались его надежды? И много есть доказательств их малодушия. Притом о чем им было говорить, вышедши на проповедь? Страдание (Христово) было известно вселенной, так как Он был распят на высоком древе, в полдень, в столичном городе, и в величайший праздник, на котором особенно должны были присутствовать все (иудеи); а о воскресении Его не знал никто из посторонних, и это было для них немалым препятствием к убеждению. О погребении Его была всеобщая молва, и воины со всеми иудеями говорили, что ученики украли тело Его; а о том, что Он воскрес, никто из посторонних не знал. Каким же образом они надеялись убедить вселенную? Если стражи при виде чудес согласились свидетельствовать противное, то как они без чудес решились проповедовать, и, не обладая и малым количеством денег, надеялись убедить всех на земле и на море в истине воскресения? Если бы они делали это из честолюбия, то каждый из них приписывал бы свое учение скорее самому себе, а не Умершему. Но (скажешь) им люди не поверили бы? Напротив, кому они скорее могли верить, Тому ли, Кто был взят и распят на кресте, или тем, которые избегли иудейских рук? Почему, скажи мне, решившись на такое дело, они не тотчас оставили Иудею и ушли в другие города, но оставались там? И каким образом они успели убедить, если не совершали знамений? Если они совершали знамения, – а они действительно совершали, – то это было действие силы Божией; если же не совершали и однако победили, то сделанное ими еще более удивительно. Разве, скажи мне, они не знали иудеев, их злобное сердце и переполненную ненависти душу? Эти люди хотели побить камнями Моисея, после того, как он провел их по морю, после победы и того чудного торжества, которое они чрез него одержали без пролития крови над поработившими их египтянами, после манны, после источников вод, изведенных из камней, после бесчисленных чудес в Египте, при Чермном море и в пустыне; Иеремию они ввергли в ров и многих пророков убили. Послушай, что говорит о них Илия, который был изгнан ими далеко из страны их, после страшного голода и чудного дождя, после огня, низведенного им с неба, и после славного всесожжения: "разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут" (3Цар.19:10). Между тем (пророки) не вводили никаких перемен в законе. Как же, скажи мне, могли слушать апостолов, которые были уничиженнее всех их (пророков) и преподавали то же новое учение, за которое Учитель их был распят? Притом не столько могло казаться странным, когда говорил это Христос, сколько когда они. О Нем могли думать, что Он делал это для Своей славы, а их могли ненавидеть тем более, что они подвизались за другого. Но не содействовали ли им римские законы? Напротив, с этой стороны было еще более препятствий, – ведь сказано было: "всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (Ин.19:12). Одно то могло служить для них препятствием, что они были учениками считавшегося за тирана и действовали в Его пользу. Что же побуждало их подвергаться таким опасностям? Что они могли сказать о Нем такого, чем показались бы заслуживающими доверия? То ли, что Он был распят? То ли, что он родился от бедной иудеянки, обрученной с иудейским плотником? То ли, что Он происходил от народа, ненавидимого в целом мире? Но все это могло не только не убеждать и не привлекать слушателей, а напротив отвращать всех, тем более, когда было возвещаемо скинотворцем и рыбарем. Не могло ли все это приходить на мысль ученикам Его? Люди робкие могут воображать даже более того, что есть на самом деле; а таковы и были апостолы. На чем же они основали надежду успеха? Скорее они не имели бы надежды при тех бесчисленных препятствиях, которые встречались им, если бы не воскрес Христос.
6. Не ясно ли для всех, даже самых неразумных, что апостолы не только не могли бы предпринять и исполнить такого дела, но даже и подумать о нем, если бы не получили великой и обильной благодати и не имели залога воскресения? Если при таких препятствиях к предприятию, не говорю уже к выполнению дела, они и решились, и исполнили и совершили выше всякого ожидания, то не для каждого ли ясно, что они действовали не человеческой силой, но божественной благодатью? Будем же заниматься подобными рассуждениями не только сами с собой, но и друг с другом: тогда удобнее можем научиться и прочему. Хотя бы ты был ремесленник, не считай такого занятия чуждым для себя. Ведь и Павел был делателем палаток, однако исполнился великой благодати и ею возвещал все. Но прежде благодати он был при ногах Гамалиила; и самую благодать получил потому, что явил душу достойную благодати, и после того опять занимался своим ремеслом. Итак, не стыдись никто занимающийся ремеслом; но пусть устыдятся те, которые напрасно едят хлеб и живут в праздности, которые имеют множество служителей и требуют беспрестанных услуг. Принимать пищу всегда после труда – это род любомудрия: души таких людей бывают чище, мысли – основательнее. Человек праздный и говорнт много пустого, и делает много пустого, и целый день не занимается ничем, предаваясь неге: а тот, кто занят работой, не скоро допустит что-нибудь излишнее ни в делах, ни в словах, ни в помышлениях; душа его совершенно предана трудолюбивой жизни. Не будем же презирать тех, которые питаются от трудов рук своих, но будем еще более ублажать их за это. Какой, скажи мне, достоин ты благодати, если, получив наследство от отца, живешь, ничего не делая, и расточаешь его по-пустому? Разве ты не знаешь, что мы не все отдадим одинаковый отчет, но получившие здесь больше благ отдадут отчет труднейший, а удрученные трудами, бедностью, или чем-нибудь другим подобным – легчайший? Это видно и из притчи о Лазаре и богаче. Ты, не употребивший свободного времени ни на что дельное, справедливо будешь осужден; а бедный, при трудах своих употребивший остающееся время на дела достодолжные, получит великие венцы.
Укажешь ли на свое военное звание и приведешь его в оправдание своей беспечности? Но и это извинение неосновательно. Корнилий был сотником, однакож воинская перевязь нисколько не препятствовала его благочестию. Ты, когда занимаешься с шутами и танцовщицами, проводишь все время на зрелищах, не ссылаешься ни на необходимые дела по военной службе, ни на страх пред начальниками; а когда мы приглашаем в церковь, тогда – бесчисленные препятствия. Что же ты скажешь в тот день, когда увидишь пламя, огненные реки и неразрешимые узы, и услышишь скрежет зубов? Кто поможет тебе в тот день, когда увидишь ремесленника, праведно проведшего жизнь свою, наслаждающимся великой славой, а себя, который ныне украшаешься нежными одеждами и дышишь благовониями, невыразимо страждущим? Какая польза будет тебе от богатства и изобилия, и какой вред ремесленнику от бедности? Потому, чтобы нам не потерпеть этого, устрашимся сказанного и приложим всякое старание к совершению дел необходимых. Таким образом, умилостивив Бога за прежние грехи свои и присоединив добрые дела в будущем, мы сможем получить царствие небесное, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).
[1] Гр. "μη οντα"=букв."несуществующее"
БЕСЕДА 6
"И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1Кор.2:1-2).
1. Ничто не может сравниться в деятельности с душею Павла, или лучше, не с его душею, – так как он не сам достиг этого, – но с благодатью, которая действовала в нем и побеждала все. И сказанного прежде достаточно было для низложения гордости превозносившихся своею мудростью; достаточно было даже и части сказанного. Но чтобы победа была славнее, он продолжает свою речь, попирая уже поверженных противников. Смотри: привел пророчество: погублю премудрость премудрых: показал премудрость Божию в том, что Бог кажущимся безумием низложил внешнюю мудрость; объяснил, что немудрое Божие премудрее человек; указал, что Бог не только научил чрез людей неученых, но и призвал также неученых; а теперь он доказывает, что и самый предмет проповеди и способ проповедания могли бы иных смутить, однако не смутили. Не только, говорит, ученики – люди простые, но и я проповедающий. "И я, братие", – опять называет их братиями, чтобы смягчить суровость речи, – "приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова". Но, скажи мне, если бы ты захотел придти с высоким словом, мог ли бы? Я, говорит, если бы и хотел, не мог бы: а Христос, если бы восхотел, мог бы (послать); но Он не восхотел, чтобы победа сделалась славнее. Потому и выше, доказывая, что делом Христа и Его волею было, чтобы слово проповедовалось с такой простотой, он говорил: "ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова" (1Кор.1:17). А воля Христа много важнее, несравненно важнее воли Павла. Таким образом, говорит, не высоким словом и не помощью красноречия я возвещаю свидетельство Божие. Не сказал: проповедь, но: свидетельство Божие, что также могло не нравиться, так как он везде проповедовал о смерти; потому и присовокупил: "ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого". Говорит это потому, что он был совершенно чужд внешней мудрости, как и выше сказал: "приходил не в превосходстве слова". Нет сомнения, что ему можно было иметь и это; тот, чьи одежды воскрешали мертвых и тень исцеляла болезни, тем более мог душой своей усвоить красноречие. Последнее свойственно и ученикам, а первое выше всякого искусства. Следовательно, кто знал то, что выше искусства, тот тем более мог знать низшее. Но Христос не попустил этого, потому что это не было полезно. Потому Павел справедливо говорит: "ибо я рассудил быть незнающим ничего", так как и я желаю того же, чего Христос. Мне кажется, что апостол беседует с нимн (коринфянами) гораздо проще, нежели с другими, для того, чтобы низложить гордость их. Итак слова: "ибо я рассудил быть незнающим ничего" сказаны в противоположность внешней мудрости. Я пришел к вам, говорит он, не сплетать силлогизмы и софизмы, или говорить что-либо подобное, но только возвестить, что Христос распят. Те (мудрецы) говорят много и ведут длинные речи о бесчисленных предметах, составляя суждения и умозаключения и сплетая тысячи софизмов: а я пришел к вам говорить не о чем другом, как только о том, что Христос распят, и всех их превзошел, что и служит неизреченным знамением силы Проповедуемого. "И был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете" (1Кор.2:3). Вот еще другое важное обстоятельство. Не только верующие – люди простые, не только проповедующий – человек простой, не только способ учения исполнен простоты, не только самый предмет проповеди может смущать, так как предмет этот – крест и смерть; но вместе с тем были и друтие препятствия, именно опасности и козни, ежедневный страх и гонения. Немощью он часто называет гонения, как например "и немощи плоти моей вы не презрели" (Гал.4:13-14); и еще: "если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею" (2Кор.11:30). О какой немощи? Языческий "правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня" (ст.32). И еще: "посему я благодушествую в немощах", а в каких, объясняет далее: "в обидах, в нуждах, в притеснениях" (2Кор.12:10). То же говорит и теперь; сказав: "И был я у вас в немощи", он не останавливается на этом, но, чтобы показать. что под немощью он разумеет опасности, присовокупляет: "и в страхе и в великом трепете". Что это? Неужели и Павел боялся опасностей? Да, боялся и сильно боялся. Ведь он был хотя и Павел, а все же человек. И это не вина Павла, но слабость (человеческой) природы, а вместе и похвала его воле, если он, даже боясь смерти и ран, под влиянием страха не делал ничего недостойного. Потому те, которые говорят, что он не боялся ран, не только не делают ему чести, но и много унижают его достоинство. Если бы он не боялся, то какая твердость, или какое любомудрие было бы в перенесении бедствий? А я потому и удивляюсь ему, что он, хотя боялся, и не просто боялся, а трепетал бедствий, однако всегда подвизался со славой и ни при какой опасности не ослабевал, очищая вселенную и везде, на земле и на море, посеевая семена проповеди. "И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости" (ст.4), т.е. чуждо внешней мудрости. Если же проповедь не имела в себе ничего софистического, и призываемые были люди простые, и проповедующий таков же, и кроме того были гонение, страх и трепет, то, скажи мне, каким образом одержана победа? Божественной силой. Потому, сказав: "слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости", присовокупляет: "но в явлении Духа и силы".
