Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя
К иоаннитам, упомянутым в Новом Завете, легенда добавляет строгого аскета Досифея, уроженца Сирии [29]. Но связь его с Крестителем остается проблематичной; известно лишь, что Досифей основал позднее собственную оккультную секту.
Евангелист Лука говорит о «многих» беседах, которые вел Иоанн со своими слушателями [30]. Однако до нас дошло только общее их содержание и отдельные высказывания учителя. И каждое слово его, сохраненное в евангелиях, показывает Иоанна подлинным наследником великих пророков Ветхого Завета.
Подобно Амосу, он предрекал Суд и вместе с Исайей возвещал спасение. Хотя его речи часто вызывали ужас, он не был мрачным сеятелем отчаяния. В Евангелии слово Иоанна прямо названо «благовестием». За тучами он угадывал первые лучи восходящего солнца, и радость наполняла душу пророка.
Мы уже не раз говорили, что для большинства иудеев Судный День означал крах языческой империи и гибель угнетателей. Народ верил, что Бог явится, чтобы помочь тем, кого Сам избрал. Многие толковали избранность в духе грубого национализма. Иоанн же Креститель решительно отверг этот распространенный и опасный соблазн. Он предостерегал: «Не думайте говорить себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что может Бог из камней этих воздвигнуть детей Аврааму» [31]. Игра арамейских слов банайя и абнайя, сыновья и камни, как бы доносит до нас подлинную живую речь самого Иоанна. Не каждый из пророков поднимался до такой свободы и широты. Обращая сердце Израиля к Богу, учитель одновременно расширял и границы избранного народа Господня.
Поражает также другая особенность проповеди Иоанна. Отрекшийся от всего земного отшельник, он, тем не менее, не желал уводить людей из мира. Экзальтированные фанатики стали обычным явлением в ту эпоху. Массы требовали чудес и готовы были бежать за любым безумцем. «Народ, — замечает Иосиф Флавий, — действовал под их влиянием, как одержимый, и шел за ними в пустыню, думая, что Господь удостоит их видеть знамения свободы». Один из таких людей, по имени Тевда, собрал толпы у Иордана, обещая, что река расступится перед ним, как в древности перед Иисусом Навином. Другой — повел самарян на гору, чтобы найти там священные сосуды, якобы спрятанные Моисеем. Некий лжемессия-египтянин укрепился на Елеоне с тридцатитысячным войском, пока его не рассеяли римляне [32].
На фоне общего неистовства трезвость Крестителя невольно кажется поразительной. По словам Флавия, Иоанн учил иудеев «вести чистый образ жизни, быть справедливыми друг к другу и благоговейными в отношении к Предвечному». Из евангелий мы узнаем, что советы пророка были удивительно просты. Тем, кто спрашивал его: «Что нам делать?», он отвечал: «У кого две рубашки, пусть поделится с неимущим, и у кого есть пища, пусть так же поступает». Вслед за древними пророками Иоанн не отделял веры от милосердия, которое перед лицом Божиим «больше всесожжении и жертв». Учитель не требовал от солдат, чтобы они бросали свою службу. «Никогда не насилуйте, не вымогайте доносами и довольствуйтесь своим жалованьем», — говорил он им. Даже презираемым мытарям он не запрещал заниматься сбором налогов, лишь бы они остерегались «взыскивать больше положенного» [33].
Экстремистам такие слова, вероятно, были не по душе. Но Иоанн ждал от людей не шумных героических подвигов, а подвига незаметного, повседневного и потому трудного.
Что же в таком случае могло вызвать недовольство властей? Ради чего Антипа пошел на риск и бросил в тюрьму человека, которого чтил весь народ? Флавий этого не объясняет. Создается даже впечатление, что он намеренно затушевал какие-то стороны учения Иоанна, которые Ирод счел опасными. Евангелия указывают на личные мотивы тетрарха. Креститель открыто осуждал его незаконный брак с женой брата. Но это, скорее всего, был повод, а не причина ареста.
Сохранилась древнерусская версия книги Иосифа Флавия, в основу которой, по мнению некоторых историков, был положен ее арамейский вариант, не дошедший до нашего времени. В этой версии Крестителю приписаны следующие смелые слова: «Бог послал меня, чтобы показать вам путь Закона, которым вы избавитесь от множества владык; и никто не будет господствовать над смертными, кроме Всевышнего, пославшего меня» [34]. Если бы Иоанн действительно хоть раз произнес нечто подобное, Антипа имел бы уже причину для беспокойства. Однако сомнительно, чтобы пустынник разделял воинственные идеи Иуды Гавлонита. Даже если приведенные слова подлинны, ясно, что Иоанн не имел в виду свободу, добываемую насилием.
И все же скопление людей у Иордана само по себе казалось тревожным симптомом. Тетрарх мог бояться, что проповедь Крестителя примет политическое направление. Тем более что проповедник, по примеру других пророков, не колеблясь говорил правду о сильных мира сего. Согласно Луке, Иоанн «обличал» правителя «за все, что он сделал дурного», в частности за женитьбу на Иродиаде [35].
Славянский перевод «Иудейской войны» упоминает также о появлении Крестителя в столице, где он резко выступил против клерикальной знати. На вопрос старейшин, кто он и откуда, Иоанн будто бы ответил: «Я человек и жил там, где водил меня Дух Божий, питая меня кореньями и побегами древесными». Когда же ему начали угрожать пытками, если он не перестанет возмущать народ, он заявил: «Это вам надо перестать творить свои гнусные дела и прилепиться к Господу Богу своему». Присутствовавший на собрании ессей по имени Симон возмутился: «Мы ежедневно читаем священные книги, а ты ныне вышел из леса, как зверь, и смеешь нас учить и соблазнять людей своими мятежными речами!». После этого спора пророк удалился обратно на Иордан, предсказав кару, которая падет на головы преступных вождей нации [36].
Эта живая сцена выглядит подлинной; но пусть перед нами только легенда, следует помнить, что и евангелия говорят о конфликте Иоанна с церковными кругами.
Еще в самом начале, когда молва о проповеднике дошла до блюстителей Закона, они появились у реки, смешавшись с толпой богомольцев. У большинства фарисеев Иоанн не вызывал доверия, но некоторые все же пожелали креститься. Вероятно, по их мнению, лишний благочестивый обряд не мог повредить, и они были готовы принять тевилу «на всякий случай».
Однако учитель, едва увидев их на берегу, словно прочел их мысли: «Отродье змеиное! — воскликнул он. — Кто указал вам бежать от будущего гнева?» [37]
В другой раз из Иерусалима к Иоанну пришла целая делегация, посланная Синедрионом. Ему прямо был задан вопрос:
— Кто ты? Мессия ли?
— Я не Мессия, — ответил он.
— Что же, ты Илия?
— Я не Илия.
— Пророк?
— Нет.
— Тогда кто ты, чтобы дать нам ответ пославшим нас? Что ты говоришь о самом себе?
— Я — глас вопиющего в пустыне: выпрямите дорогу Господу, как сказал пророк Исайя.
Посольству этого было достаточно: потомственный священник, забывший Храм и отвлекающий народ пустыми словами, не может быть человеком Божиим. Никто из сведущих в Торе не примет этого самозванца.
— Что же ты крестишь, — язвительно спросили Иоанна, — если ты не Мессия, и не Илия, и не пророк?
Им все же хотелось уточнить, как он понимает свое призвание. И тогда Креститель объявил посланным самое главное:
— Я крещу водою; посреди вас стоит Тот, Кого вы не знаете: Идущий за мною, Который впереди меня стал, Кому я не достоин развязать ремень обуви Его… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а мякину сожжет огнем неугасимым [38].
Все поняли, что Иоанн говорит о себе как о Предтече Мессии, тогда как Помазанник, неузнанный, находится где-то рядом. Он грядет сокрушить царство дьявола и исполнить все обетования…
Люди, которые становились совестью народа, — такие, как Иероним, Лютер, Аввакум, — обычно чувствовали величие принятой на себя роли, их наполняло сознание собственной значительности. Иоанн Креститель, напротив, был свободен от соблазна гордыни. Он не щадил лицемеров и, говоря с ними, не выбирал выражений, но его благородная душа сохраняла при этом подлинное смирение. Ничего не искал пророк для себя, довольствуясь скромной ролью «привратника» в Царстве Божием. Именно такого человека Христос поставил выше всех мужей Ветхого Завета.
Что смотреть ходили вы в пустыню?
Не тростник же, ветром колеблемый?
Что же ходили вы смотреть?
Человека, облеченного в мягкие одеяния?
Но в пышных нарядах и в роскоши живущие
находятся в царских дворцах.
Так что же вышли вы смотреть? Пророка?
Да, говорю вам, и больше чем пророка.
Это тот, о ком написано:
Вот Я посылаю вестника Моего перед лицом Твоим,
Который приготовит путь Твой пред Тобою» [39]
Когда позднее вокруг Иисуса Назарянина стала вырастать новая Община, иоанниты были неприятно поражены и задеты. «Равви, — жаловались они, — Тот, Который был с тобой по ту сторону Иордана, о Котором ты засвидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему» [40]. Но эти люди плохо знали своего учителя.
