Фома Аквинский - Сумма теологии. Том IV
Вопрос 45. О бесстрашии
Теперь мы исследуем бесстрашие, под каковым заглавием будет рассмотрено четыре пункта: 1) противоположно ли бесстрашие страху; 2) каким образом бесстрашие связано с надеждой; 3) о причине бесстрашия; 4) о [его] следствии.
Раздел 1. Противоположно ли бесстрашие страху?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что бесстрашие не противоположно страху. Ведь назвал же Августин бесстрашие пороком[775]. Но порок противоположен добродетели. Следовательно, коль скоро страх является не добродетелью, а страстью, то похоже на то, что бесстрашие не противоположно страху.
Возражение 2. Далее, одному противоположно только что-то одно. Но страху противоположна надежда. Следовательно, бесстрашие не противоположно страху.
Возражение 3. Далее, любая страсть исключает свою противоположность. Но страх исключает безопасность; так, Августин говорит, что «страх, боясь превратностей судьбы, хочет обезопасить то, что любит»[776]. Таким образом, страху противоположна безопасность. Следовательно, бесстрашие не противоположно страху.
Этому противоречат слова Философа о том, что «бесстрашие противоположно страху»[777].
Отвечаю: быть противоположностями означает, в сущности, быть «в наибольшей мере отдаленными друг от друга», о чем читаем в десятой [книге] «Метафизики»[778]. Но тот, кто наиболее отдален от страха, бесстрашен. В самом деле, страшащийся уклоняется от грядущей пагубы, поскольку признает ее превосходство над собою, тогда как бесстрашный склоняется навстречу угрожающей опасности, поскольку уверен в своем превосходстве над нею. Из сказанного очевидно, что бесстрашие противоположно страху
Ответ на возражение 1. Гнев, бесстрашие и все прочие именования страстей можно понимать двояко. Во-первых, абсолютно, как указание на движение чувственного желания относительно некоторого объекта, благого или злого, и в этом смысле они суть [просто] имена страстей. Во-вторых, как то, что помимо самого движения указывает на отклонение от порядка разума, и в этом смысле они суть имена пороков. Именно в таком смысле Августин говорит о бесстрашии, мы же говорим о нем в первом смысле.
Ответ на возражение 2. Одному противоположно одно в одном отношении, и в этом смысле не может быть нескольких противоположностей. Но ничто не препятствует тому, чтобы одно и то же имело несколько разных противоположностей в нескольких разных отношениях. Итак, как уже было сказано (23, 2; 40, 4), раздражительные страсти допускают двоякое противоположение: одно – согласно противоположению блага и зла, и в этом отношении страх противоположен надежде, другое – согласно противоположению стремления и избегания, и в этом смысле страху противоположно бесстрашие, а надежде – отчаяние.
Ответ на возражение 3. Безопасность означает не противоположность страха, а просто его исключение, поскольку находящимся в безопасности называют того, кому нечего бояться. Таким образом, безопасность противопоставляют страху в смысле его лишенности, в то время как бесстрашие противопоставляют страху в смысле его противоположности. А поскольку противоположение подразумевает лишенность, то бесстрашие подразумевает безопасность.
Раздел 2. Проистекает ли бесстрашие из надежды?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что бесстрашие не проистекает из надежды. В самом деле, бесстрашие, как сказано в третьей книге «Этики»[779], связано с вещами злыми и страшными. Но надежда, как уже было сказано (40, 1), связана с вещами благими. Таким образом, они относятся к различным объектам и к тому же в различных порядках. Следовательно, бесстрашие не проистекает из надежды.
Возражение 2. Далее, как бесстрашие противоположно страху, точно так же отчаяние противоположно надежде. Но страх не проистекает из отчаяния, более того, отчаяние, по словам Философа, исключает страх[780]. Следовательно, бесстрашие не проистекает из надежды.
Возражение 3. Далее, бесстрашный сосредоточен на некотором благе, а именно победе. Но как раз надежда и стремится к труднодостижимому благу. Следовательно, бесстрашие суть то же, что и надежда, и потому оно никак не может проистекать из надежды.
Этому противоречат слова Философа о том, что «самонадеянные отважны»[781]. Следовательно, похоже на то, что бесстрашие проистекает из надежды.
Отвечаю: как уже было неоднократно говорено (22, 2; 35, 1 ; 41, 1), все упомянутые страсти принадлежат желающей способности. Но любое движение желающей способности является либо стремлением, либо избеганием. Затем, стремление или избегание является таковым или через самое себя, или благодаря чему-то другому. Когда [оно является таковым] через самое себя, то благо [всегда] является объектом стремления, а зло – объектом избегания, а когда – благодаря чему-то другому, то зло может быть объектом стремления вследствие прилагаемого к нему блага и благо может быть объектом избегания вследствие прилагаемого к нему зла. Но то, что является таковым благодаря чему-то другому, последует тому, что является таковым само по себе. Поэтому стремление к злу последует стремлению к благу и избегание блага последует избеганию зла. Но четыре вышеприведенные варианта относятся к четырем страстям, а именно: стремление к благу принадлежит надежде, избегание зла – страху, стремление к пугающему злу – бесстрашию и избегание блага – отчаянию. Таким образом, ясно, что бесстрашие последует надежде, поскольку именно из надежды на преодоление несущего угрозу объекта страха рождается атакующая отвага. А вот отчаяние последует страху, поскольку причина того, почему человека охватывает отчаяние, заключается в том, что он боится связанных с достижением блага трудностей, к преодолению которых относится надежда.
Ответ на возражение 1. Этот аргумент имел бы силу, если бы благо и зло не были [в настоящем случае] соподчиненными объектами. Но коль скоро зло имеет некоторое отношение к благу, поскольку последует благу как лишенность – навыку, то, таким образом, бесстрашие, которое стремится к злу, последует надежде, которая стремится к благу.
Ответ на возражение 2. Хотя благо в собственном смысле слова предшествует злу, тем не менее избегание зла предшествует избеганию блага, равно как и стремление к благу предшествует стремлению к злу. Следовательно, подобным же образом надежда предшествует бесстрашию и страх предшествует отчаянию. И как страх не всегда приводит к отчаянию, но только тогда, когда он очень силен, точно так же надежда не всегда приводит к бесстрашию, но только тогда, когда она очень сильна.
Ответ на возражение 3. Хотя объектом бесстрашия является зло, к которому, по мнению бесстрашного, присоединено благо победы, однако [само] бесстрашие относится к злу, а надежда – к присоединенному [к этому злу] благу Подобным же образом и отчаяние непосредственно относится к благу, которого оно избегает, в то время как страх относится к присоединенному [к этому благу] злу. Поэтому правильным будет сказать, что бесстрашие – это не часть надежды, а ее следствие, равно как и отчаяние – это не часть страха, а его следствие. По этой же, кстати, причине, бесстрашие не является основной страстью.
Раздел 3. Является ли причиной бесстрашия некоторый недостаток?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что причиной бесстрашия является некоторый недостаток. Так, Философ говорит, что любители вина сильны и бесстрашны[782]. Но от вина наступает опьянение. Следовательно, бесстрашие обусловливается недостатком.
Возражение 2. Далее, Философ сказал, что бесстрашие свойственно неопытности[783]. Но отсутствие опыта является недостатком. Следовательно, бесстрашие обусловливается недостатком.
Возражение 3. Далее, претерпевающий обиду становится бесстрашным подобно животному, которого бьют. Но страдание от обиды – это недостаток. Следовательно, бесстрашие обусловливается недостатком.
Этому противоречит сказанное Философом о том, что причиной бесстрашия «является присутствие в воображении надежды на то, что необходимое для обеспечения безопасности находится под рукой и что страшное либо не существует, либо где-то далеко»[784]. Но недостаток подразумевает или отсутствие средств, обеспечивающих безопасность, или близость того, чего надлежит бояться. Следовательно, ничто из того, что имеет отношение к недостатку, не может являться причиной бесстрашия.
