Александр Ткаченко - Бабочка в ладони
Убедительный пример такого расширенного эгоизма, принимаемого за любовь можно увидеть в знаменитой сказке французского военного летчика Экзюпери, когда Маленький Принц объяснял ничейным розам, в чем их отличие его любимого цветка: «Вы ничуть не похожи на мою розу, вы еще ничто… Вы красивые, но пустые, ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас я поливал каждый день. Ее, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя.»
Логика Маленького Принца здесь предельно ясна: чем больше самого себя вкладываешь в то, что любишь, тем больше оснований считать это — своим. А все остальное можно спокойно считать — «ничем», поскольку оно ведь еще ничье. Неудивительно, что бедные розы смутились, услышав эту декларацию любви-собственности. Конечно, Маленький Принц — удивительно светлый и добрый герой, пожалуй, даже один из самых светлых во всей мировой литературе. Но в данном случае, его понимание любви, к сожалению, не очень сильно отличается от жизненной философии генеральского денщика — персонажа одного из очерков Н. Лескова. Этот денщик делил человечество на две неравные части. К одной он относил себя и своего барина, к другой — всю прочую сволочь.
Подобным образом и «любовь-собственность» заставляет человека автоматически делить весь мир на «мы» и «они». И тогда, чем бы он ни жертвовал во имя подобной любви, эта жертва неизбежно будет принесена им лишь себе самому.
Христианство предполагает совершенно иной принцип отношения к окружающим, когда основанием для любви к ближнему является вовсе не наша собственная мера жертвенности по отношению к нему, а безмерность жертвы Христа за все человечество. Чтобы эта мысль стала более понятной, можно рассмотреть ее на все том же примере отношения героя сказки Экзюпери к чужим розам. Маленький Принц по-детски наивно определил их как «ничто», поставив ничьим цветам в упрек тот факт, что ради них еще никто ничем не пожертвовал. Но христиане знают, что Христос пострадал за каждого человека. Следовательно — каждый из людей — Его, потому что для Бога нет беспризорных цветов. Христиане призваны в каждом человеке видеть Христа, почитать образ Божий в любом случайном встречном. А уж при таком мировоззрении разделение людей на своих и чужих по какому-либо признаку становится попросту невозможным делом. Вот как пишет об этой «неразборчивости» христианской любви святитель Игнатий Брянчанинов:
«И слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение, как образу Божию. Что тебе до их немощей и недостатков! Наблюдай за собою, чтобы тебе не иметь недостатка в любви».
Настройка души
На расстроенном рояле самый выдающийся исполнитель всех времен и народов не сможет толком сыграть даже банального «Чижика-пыжика». Все его мастерство, весь обширный репертуар, экспрессия и выразительность игры окажутся бесполезными, если инструмент не будет должным образом настроен.
То же самое вполне справедливо и в отношении человеческой души, также нуждающейся в правильной настройке, без которой все наши мысли, слова и действия могут оказаться фальшивыми, словно музыка из расстроенного рояля. Христианская любовь к ближнему это не чувство, и даже не действие, а скорее — именно такая настройка или устроение человеческой души, когда в ней живет постоянная готовность отнестись к любому человеку, как к Самому Христу. Ведь дистанция между этикой в отношениях с Богом и этикой межчеловеческих отношений в христианстве практически сведена к нулю словами Христа: …так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф 25:40). Каждый человек, сколь бы ни был он плох и неприятен нам, призван к бытию Богом, любим Им, несет в себе Его образ. И для желающих исполнить христианскую заповедь о любви к ближнему, прежде всего, необходимо так настроить свои ум и сердце, чтобы в любом человеке за всеми его индивидуальными несовершенствами видеть этот образ Божий, помнить о том, что он — такое же любимое Богом создание, как и ты сам. Лишь на почве такого устроения души способна прорасти та любовь, о которой говорит Евангелие. Практический же рецепт подобной настройки можно увидеть в творениях святых Отцов, всю свою жизнь употребивших на освоение этой непростой науки — любить ближнего:
«Воздавай почтение ближнему как образу Божию, — почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей. Деятельность твоя да будет таинственно сообразна твоему душевному настроению. Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, — и постепенно начнет являться в сердце твоем святая любовь. Причина этой святой любви — не плоть и кровь, не влечение чувств, — Бог».
Святитель Игнатий (Брянчанинов)В чем же такое душевное устроение должно быть выражено на практике, объясняет другой святой — Авва Дорофей:
«Не делай зла ближнему, не огорчай его, не клевещи, не злословь, не уничижай, не укоряй, и таким образом начнешь после мало-помалу и добро делать брату своему, утешая его словами, сострадая ему или давая ему то, в чем он нуждается; и так, поднимаясь с одной ступени на другую, достигнешь с помощью Божией и верха лестницы. Ибо, мало-помалу помогая ближнему, ты дойдешь до того, что станешь желать и пользы его, как своей собственной, и его успеха, как своего собственного. Сие и значит возлюбить ближнего своего, как самого себя».
Вот, собственно, и все. Нетрудно увидеть, что никаких сверхъестественных ухищрений и неисполнимых требований здесь нет. И прежде всего нужно учиться так любить самых близких своих людей — мужа, жену, детей, родителей… Не потому, конечно, что они — наши родственники. Просто именно с ними мы общаемся гораздо больше, чем с остальным человечеством, и где же еще осваивать христианскую любовь к ближнему, как не в собственной семье? Глупо учиться любви к врагам, так и не научившись любить свою бабушку.
Конечно, здесь описано лишь самое начало стяжания любви к ближнему. Путь ее совершенствования бесконечен, поскольку человек призван уподобиться в ней Богу. Но без этого драгоценного начала весь остальной путь окажется для нас безнадежно закрыт.
Всегда радуйтесь!
Письмо в редакцию: Здравствуйте. Ко мне часто попадает ваш журнал через знакомых, которые ходят в церковь. В апрельском номере «Фомы» был опрос, где люди говорили о фразе «Всегда радуйтесь!» Было очень интересно читать их мнения, потому что лично для меня многое в этой теме сомнительно и проблемно. И они меня не убедили, потому что сам я в храме, среди верующих вижу совсем другое. Налицо большое несоответствие между священными текстами и реальной жизнью.
Когда я прихожу в храм, то не вижу там тех самых по-христиански радостных людей. Наоборот, все какие-то хмурые, даже мрачные. Подозрительно смотрят на тебя, словно ты делаешь что-то не так — а ты просто стоишь. И, кстати, не представляю, как можно выстоять три с лишним часа богослужения с радостью. Сначала мне в храме нормально, но потом становится душно, тяжело, и уже минут через сорок остается только усталость: когда же это все закончится? Но все равно выстаиваю. Может, стоило бы петь или танцевать, как это, кажется, практикуется в протестантизме? Потому что стоять, переминаясь с ноги на ногу, — это радости не прибавляет. А улыбки на лицах верующих людей я видел, только на Крестном ходе на Пасху. Но это бывает только раз в году! А в остальное время, сколько ни наблюдал, люди озабочены своими проблемами. И возникают вопросы: а туда ли я попал и нужно ли мне вообще такое?
Или взять моих православных знакомых. Одни жалуются, как нелегко дается им пост. Другие называют себя православными, ведут церковную жизнь, но часто осуждают других, ругаются по мелочам. И при этом абсолютно уверены в своей правоте! Третьи переживают, как бы не впасть в грех: в вере сплошные «нельзя», и «наш мир полон искушений». То есть люди испытывают не столько христианскую радость, сколько уныние или озлобленность. Извините, может я не прав, но мне это напоминает мазохизм у одних и желание «оторваться» на других за свои проблемы у вторых. Может быть, они считают, что спасение души происходит от очень сильных страданий? Или уверены, что раз сами верующие, то могут смотреть на других свысока и судить? Но где же здесь радость?
С уважением, АлександрЗлая радость
