Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел
Какой интерес мог представлять молодой фарисей сирийской диаспоры в деле преследования эллинистов?
Вне Иерусалима и Иудеи первосвященник и Синедрион не имели никакой правовой власти. Конечно, процедура выдачи преступников другими государствами имела место в эпоху восстановления Иерусалимского Храма; было возможным возвращать иудеев, обвиняемых в кощунстве[261], с места преступления в Иерусалим, но не совсем понятно, как Савл мог осуществлять это без помощи римской полиции. Сам он свидетельствовал, что посещал Дамаск из соображений личного характера[262].
Его официальная роль сводится, таким образом, самое большее, к роли гонца. Возможно, что Синедрион доверял ему письма для синагог, расположенных в других областях, куда он отправлялся, чтобы информировать об опасности, которую представляло новое учение[263]. Но вряд ли можно допустить, что он был избран и уполномочен, как экстренный посланец, имеющий на руках «энциклические письма» (послания Папы Римского) и располагающий официальными «полномочиями», искоренять «эллинизм». Картина, составленная впоследствии историками христианства, анахронична[264], несмотря на использование римской терминологии[265].
В действительности Павел не делал ничего другого, кроме того, чему он был обучен. Проповедник по призванию и профессии, он вступал в прения с эллинистами, когда встречал их в синагогах на субботних собраниях на пути своего следования. Известно, что приглашенные гости должны были взять слово и прокомментировать библейские тексты, предложенные для обсуждения. Савл соотносил свои толкования с напряженной ситуацией и умел быть убедительным: разве Павел не превосходил, по его собственному мнению, всех своих сверстников благодаря преимуществам своего образования?[266] Он убеждал руководителей синагог, что эллинистов можно по праву считать богохульниками. Так как синагоги имели право наказывать за нарушение заповедей тридцатью девятью ударами розог (makkot arbaim), Павел своими действиями хотел добиться именно этого, сам называя свои происки преследованием[267].
Как ни парадоксально, жертвами Савла были люди той же среды и той же кулыуры, что и он сам. После его обращения в христианскую веру иудеи-христиане (в частности, Двенадцать апостолов[268]) примут его очень скоро, но эллинисты будут еще долго опасаться, а эллинисты Азии не перестанут считать своим врагом[269]. Сложные отношения с Марком, возможно, начались из-за этого горестного факта (его «преследований»)[270], хотя они и примирились окончательно, так же как и с другим близким Стефану человеком, диаконом Филиппом, который обосновался в Кесарии после этих событий[271]. Вся последующая история Павла зависит, может быть, от этого драматического момента, когда он не признавал обращенных в иную веру и поносил и уничтожал их общества. Из-за этого его первый опыт проповедника мог нести тяжелый моральный отпечаток, что, возможно, способствовало пути к обращению[272], так как деятельность Павла была направлена против тех людей, к которым он чувствовал наибольшую близость, и он не мог понять, почему его гнев разрастался против них.
Молодой Савл с головой погрузился в этот первый бой. Но во имя чего? Нельзя не увидеть, что серьезная, глубокая проблема принадлежности иудеев к разным социальным группам в конце концов разрешилась преследованием одних другими, а именно: выходцами диаспоры, устроившейся в Иерусалиме; некоторые из них, казалось, все больше и больше отрывались от Храма; другие, как Савл, напротив, видели в нем место собрания всех иудеев и способствовали единению рассеянного народа при помощи соблюдения Закона и почитания традиций.
Сам Павел ссылался на побуждения духа. Он действовал, по его словам, как «ревнитель Закона»[273] — его излюбленная формулировка, достаточно выразительная, чтобы сразу же нарисовать образ зелота. По словам Иосифа, его деятельность стала деятельностью «четвертой секты»[274]. Тем не менее не представляется возможным, чтобы Павел участвовал в этом организованном движении, конечно, очень близком фарисейству, но отличавшемся от него чрезмерным национализмом и непримиримостью: для зелотов римляне были омерзительными иностранцами — точка зрения, которую молодой Савл никак не мог разделять, будучи римским гражданином и надежным человеком в Синедрионе, благоволящем к Риму. Сам он говорит об этой «ревности» скорее как об основном свойстве иудаизма той эпохи, чем как о характерной черте какой-либо из сект[275]. «Ревность» — это выражение абсолютных религиозных обязательств; это дело совести — достичь высшей степени совершенствования в чистоте, проповедуемое фарисеями; это убеждение, которое должно защитить Закон и традиции; это рвение потомков древних к загробной жизни. Наконец, это проявление всего характера: «ревность», отчаянная привязанность к Богу и единоверцам[276], которая легко может перейти в «зависть» и фанатичность. После своего обращения[277] Павел начнет применять этот термин к себе самому, ревностно выполняя свою миссию.
В этом проявились черты молодого Савла, деятельного и увлеченного ревнителя Бога. Но с этой сильной личностью произойдет удивительная метаморфоза: из консерватора он превратится в новатора, он всецело посвятит себя Церкви, которую так яростно преследовал. Дело Стефана разрушило стены его башни из слоновой кости и заставило молодого мудреца осознать необходимость другой веры для жизни в этом мире.
Дамаск, рискованное путешествиеОбращение Савла произошло во время путешествия в Дамаск, как он позже засвидетельствует в Послании к Га латам, вспоминая свое «возвращение» в город.
Добраться в Дамаск в то время было не так-то просто. Дорога была длинной и далеко не безопасной.
В начале нашей эры эта область оживленной торговли была местом нескончаемых конфликтов между династией Геродов и арабским народом набатейцев, хозяев огромного оазиса Петры, расположенного ближе к югу, которые желали иметь монопольное право на все караванные пути между Аравией и сирийской стороной [278]. В Дамаске, где Герод Великий имел определенное влияние[279], еще с девятого столетия существовал иудейский базар: в то время огромный караванный центр был частью сирийской провинции, созданной Помпеей. Со времени правления Августа началось активное расселение набатеев в северном направлении: обустроившись уже в Филадельфии (Аммане), они стали контролировать Геразу[280], затем заняли горы «выше Дамаска», на юго-востоке, откуда совершали набеги на город[281]. Действия, направленные на примирение набатеев с римской армией приняли внезапно противоположный оборот, когда Герод Антипа развелся со своей супругой набатеянкой в 27 году. Из мести царь набатеев захватил область Гамалы[282].
В 30-е годы перелом был окончательным: страна, где проходил путь Савла, стала местом военных действий. Набатеи, победившие Антипу, усилили свое влияние на Севере. Начиная с 33–34 годов Дамаск перестал быть зоной римского влияния, потому что здесь уже не чеканили монеты с изображением императора[283]. Это означало, как свидетельствовал Савл, что набатеи завладели городом: по их обычаю[284] регион попадал в распоряжение династии, став независимым округом, который Савл определил как «этпархию», используя греческий эквивалент арабского «sheik»[285].
Таким образом, когда Савл прибыл в Дамаск, положение иудеев там было крайне шатким, несмотря на то, что набатеи никогда не прибегали к антисемитизму. Иудейское общество было неоднородным: некоторые считают, что группы вроде ессеев в разные времена расселялись в близлежащих деревнях, опираясь на аналогии, существующие между богословским учением Анании — обращенного иудея, который крестил Савла, и общинными правилами того времени[286]. Если это предположение верно, то новую религию не могли принести в Дамаск эллинисты: «Деяния» не упоминают даже об их существовании в этом регионе, который, хотя и имел устойчивые связи с близлежащими эллинизированными городами, являлся все же регионом арамейской культуры, в том числе и языковой. Но тут были самаритяне, и они проявляли интерес к обращенным эллинистам.
Воюющий город не мог позволить ни малейшего нарушения порядка в народе. А Дамаск во время второго перехода Павла, который он предпринял уже после своего обращения, находился в обороне, поэтому был совершенно закрыт, и Павел мог покинуть его не иначе, как только спустившись в корзине по городской стене, что практиковалось с древних времен в осажденных городах[287]. Это очень важный момент в смысле хронологии: подготовка к осаде может объясняться только приближением частей Вителиуса, легата Сирии, по дороге в Петру, чтобы сломить сопротивление набатеев и взять в плен царя[288]; но минуя Дамаск, он направился по военному маршруту, который проложил Помпей.
Март 37 года — как раз в это время власти готовились оповестить народ о смерти императора Тиверия, из-за которой был прерван поход. Обращение Савла произошло тремя годами раньше, то есть в 34 году [289]. Иисус же был предан смерти либо перед праздником Пасхи 30 года, либо перед Пасхой 33 года на этот счет существуют различные предположения[290].
