Коллектив авторов - Ферапонтовский сборник. VIII
В 1674 году протопоп Успенского собора заключил подрядную с устюжским иконописцем Василием Спиридоновым Холморцем (Колмогором). Тридцатилетний иконописец (Василий Спиридонов родился в 1643 году) обязался написать для иконостаса Успенского собора иконы за 110 рублей. На краски, золото и другие материалы ему было выдано 20 рублей денег. Над выполнением заказа Василий Спиридонов работал со значительными перерывами до 1677 года[52]. Однако сведений о написанных Василием Холмогорцем иконах для Успенского собора и о том, были ли иконы полностью введены в иконостас храма, не сохранилось. Между тем известно, что иконописец долгое время, вплоть до 1685 года, жил с женой устюжанкой Полозовой Екатериной Никитиной в Устюге Великом. В 1685 году «для прокормления» он ездил в Ярославль, где выполнял иконописные работы. Вернувшись в Устюг, иконописец развелся с женой и, возможно, уехал из города, так как его имя больше не упоминается в документах Успенского собора[53]. Иконостасные иконы, написанные Василием Холмогорцем, и сохранившиеся после пожара разрозненные более древние иконы позволили освятить собор и проводить в нем церковные службы. Очевидно также и то, что по какой-то причине договор о написании икон для иконостаса Успенского собора Василием Холмогорцем не был полностью выполнен, не все иконы иконостасного комплекса были им написаны. Через тринадцать лет заказ на написание икон для нового высокого многоярусного резного иконостаса Успенского собора был передан московскому мастеру Михею Быкову и его сыновьям. Примечательно, что иконы написанные Василием Холмогорцем, в договорных документах Михея Быкова не были упомянуты. Михей Быков и его сыновья, живописец Логгин и иконописец Иван, обязались написать иконы всех пяти рядов иконостаса: икон местных 10, праздников 16 икон, а также «апостольский пояс», «пророческий пояс» и иконы праотеческого ряда[54].
В 1674 году сменивший Владимира Никитина протодьякон Максим подал митрополиту Ростовскому и Ярославскому Ионе обстоятельную челобитную: «В прошлых годах… на Устюге Великом соборная каменная церковь Пресвятой Богородицы Успения вместо прежней ветхой построена каменная новая церковь и Божьим милосердием образами и церковной утварью и церковным построением пополнена и по твоему государь благословлению освящена и божественная служба в ней совершается…., а амвона в ней не построено, а в прежней церкви амвон был. Освящать церкви присылают и просят у нас святого мира и масла и всяких потреб, которые бывают на твоем государь святительском домовом дворе. А мы богомольцы к твоим церквам для освящения на посаде ходить и в уезд ездить без твоего государь благословения и указу не смеем. Благослови амвон построить, чтобы нам и того единовременного доходцу не отбыти»[55].
Мы не располагаем сведениями о том, был ли сооружен подкупольный амвон в Успенском соборе. После воцарения, миропомазания и коронации на царство Лжедмитрия I, его короткого правления, завершившегося казнью ложного царя, церковные иерархи и царь крайне осторожно относились к сооружению амвонов в соборных храмах крупных городов. Подкупольный амвон был облачальным местом архиепископов, своеобразной, защищенной иммунным правом епископской кафедрой, где велись службы – чтение Великой ектинеи, читались царские грамоты и поставлялись в священнический сан протопопы соборов и в архимандриты игумены крупных монастырей. Наряду с этим здесь же свершалось миропомазание и выдавались благословенные грамоты на освящение церквей. Кроме того, начиная с XVI века амвон стал сакральным, символическим обозначением постоянного присутствия в храме земного бога – русского царя, так как широко использовался в церемонии коронации, возведении великих князей на царство, миропомазания и в торжествах, проходивших в Москве и отдаленных от столицы городах страны, связанных с этим событием. По сложившейся традиции в XVII веке, главным образом из-за периодически повторяющихся в «бунташном веке» случаев самозванчества и претензий людей-«воров» разных сословий на царскую власть, а также отлученных от церкви старообрядцев разных толков – на духовный сан (епископский, священнический), подкупольные амвоны сохранялись и возводились вновь только в соборных храмах епархиальных городов России.
В 1682 году Устюг Великий стал главным городом вновь образованной Устюжско-Тотемской епархии[56]. Первый прибывший в город из новгородского Хутынского Спасо-Преображенского монастыря архиепископ Геласий главным кафедральным храмом новой епархии определил каменный Успенский собор. Здесь стала храниться архиерейская ризница с ее золотыми и серебряными сосудами, резными костяными панагиями, украшенными серебряными окладами с финифтью иконами, резными посохами, шитыми жемчугом и золотыми нитями облачениями, книгами в серебряных окладах, а также золотые, серебряные и кипарисовые кресты, резные с рельефными клеймами многостворчатые складни[57]. Ризница Успенского собора, сохраненная от «пожарного разорения» в 1630 году и после ряда продаж серебряных сосудов в ходе восстановительного строительства, все еще оставалась самой богатой на Русском Севере. Драгоценная утварь, привезенная в Устюг архиепископом Геласием, не могла сколько-нибудь значительно пополнить ризницу Успенского собора. Напротив, от Геласия Патриарший двор впервые достоверно узнал, какими огромными богатствами обладает Устюжский Успенский собор. После длительных переговоров в ноябре 1684 года в Москву на Патриарший двор из ризницы Успенского собора с ключарем Иваном Юрьевым было отправлено большое количество россыпного жемчуга, серебряных сосудов, тканей и украшенных шитыми изображениями святых («в лицах») риз, покровов, среди которых были вклады Строгановых и «данье митрополита Ростовского Ионы». В перечень вещей и предметов вошли: омофоры, фелони, шитые золотом и украшенные кружевом, а также ковры, полотенца миткалевые, шитые разными шелками и золотом, шапки архиерейские с гнездами, украшенными финифтью и большим драгоценным «камением» – лалами и бирюзой. Завершали обширный список дорогих вещей и церковной утвари панагии: серебряные с резными изображениями Деисуса, обрамленного многочисленными вставками яхонта и китайского изумруда, и резные панагии из кости с жемчугом и финифтью[58]. Следует отметить, что во время поездок в Москву по делам строительства каменного собора и иного «дворового строения» (Архиерейского дома) архиепископ Геласий и сменивший его прибывший из Москвы архиепископ Александр для подарков в «почесть нужным людям» везли в Москву в обозах дорогие, но совершенно не сходные с ризничными вещи: «поставцы писаные с внутренним замком», шкатулки, обитые просечным железом, россыпной жемчуг, жемчужные ожерелья, чаще всего мужские, серебряные судки, ложки, пуговицы, медные кумганы и большие слюдяные фонари[59].
В 1686 году в сентябре месяце каменщики Василий Дмитриев Усов и Владимир Минин, возглавлявшие артель мастеров из 7 человек, строивших «от окошек» Успенский собор и одновременно взявших подряд на постройку теплой каменной церкви Прокопия Устюжского, получили от казначея Архиерейского дома Павла последние, причитавшиеся им за работу в Успенском соборе 90 рублей денег. Годом позже каменщики уже вели работы в основном в церкви Прокопия, куда было свезено после обжига 140 тысяч штук кирпича[60].
В 1687 году в Успенский собор поступило большое паникадило – «а весу в нем 15 пудов», которое прислал из Холмогор ездивший туда по торговым делам и на богомолье в Антониево-Сийский монастырь устюжский купец – гость Василий Грудцын. Находившийся в поездке в Москву архиепископ Александр распорядился «в соборную церковь новое паникадило навесить, а старое снять и положить к месту»[61]. Огромное паникадило оказалось в соборе раньше, чем было завершено иконное убранство храма. Так, в 1687 году устюжский иконописец Алексей Гольцов, впоследствии служивший певчим при городском храме, и приглашенный из Великого Новгорода архиепископом Александром иконописец Гаврило Новгородец только приступили к исполнению главного, «настоящего» храмового образа Успенского собора – иконостасной иконы «Успение Богоматери»[62]. Крайне медленно велись работы по созданию резных киотов, скульптурного и орнаментального декора царских врат и иконостасов как в главный собор, так и в многочисленные придельные храмы. Посланные на обучение резному делу в Москву еще прежним архиепископом Геласием, служившие в Устюжском Архиерейском дворе братья Василий Степанов, Дементий Степанов и Дмитрий Степанов Лянгурцовы вернулись в Устюг в феврале 1688 года. С ними приехал в город московский «золотарь» с семьей (серебряник, изготовлявший позолоченные оклады для икон). Мастера привезли в Устюг на четырех подводах из Москвы резные царские врата, которые могли стать основной модульной частью соборного иконостаса. Однако новые царские врата по какой-то причине были признаны непригодными для соборного Успенского храма и после долгих обсуждений были установлены в иконостас придельной церкви[63]. В течение всего 1687 года резчики, ссылаясь на отсутствие липового дерева, так и не приступили к изготовлению резных деталей соборного иконостаса. Василий Лянгурцов, живший в Архиерейском доме, занимался изготовлением огромного, украшенного орнаментальной резьбой шкафа (хранится в Историко-художественном музее-заповеднике Великого Устюга) и трех скамей оборотных для архиерейской кельи[64]. Он же исполнил маленький столярный резной поставец, а его старший брат Дементий, имевший в Устюге собственный дом, изготовил вместе с третьим братом столяром Дмитрием архиепископское место в верхнюю теплую каменную церковь. Братья приступили также к резьбе архиепископского места для соборного Успенского храма, но из-за недостатка липовых брусьев работу не закончили. Посланный для закупки липовых досок в деревни на реку Лузу Дементий до вешнего пути занимался там рыбной ловлей и задания Архиепископского дома не выполнил[65]. Вернувшись в апреле 1688 года с Лузы, Дементий Лянгурцов вместе с братом Василием продолжил службу в Архиерейском доме. В более сложном положении оказался третий брат, столяр Дмитрий, известный в Устюге как искусный мастер по резьбе царских врат. Еще до поездки в Москву Дмитрий взял подряд на изготовление резных царских врат в Вознесенскую церковь на посаде Устюга Великого. Каменная Вознесенская церковь была построена на деньги богатейших устюжских купцов. В последней четверти XVII века все работы по внутренней отделке храма выполнялись по заказам и на деньги купцов Ревякиных. Ими же оплачивалось иконное и резное убранство храма. Дмитрий не выполнил заказа, не изготовил царские врата. Торговый гость Василий Ревякин потребовал от мастера срочно вернуть задаток в 10 рублей и выплатить неустойку в огромную сумму – 50 рублей денег. Отговорки мастера о том, что работа не выполнена из-за отсутствия липового дерева, не помогли. Резчик был помещен в Приказную избу и оттуда в январе 1688 года направил челобитную находившемуся в Москве архиепископу Александру: «Государе преосвященному Александру архиепископу Великоустюжскому и Тотемскому бьет челом холоп твой Митко Степанов сын столяр. В прошлых Государь годах я, холоп твой, дал на себя гостю Василию Грудцыну запись, что сделать было мне двери резные царские да дву киоты. А за работу ряжено двадцать два рубля, а наперед тех денег взято 10 рублей. А буде того не сделаю, поставлено в той записи заряду – за незделку 50 рублей денег. И в нынешнем 1688 году в январе он, гость, в тех зарядных деньгах взял 10 рублей. На Устюге Великом, в Приказной избе пристает ко мне холопу и говорит, буде де тес и по записи не будешь робить и ты должен заплатить зарядные деньги. А у меня холопа твоего тех денег платить нечем. И там меня холопа твоего мучили. Из Приказу (Василий Грудцын) не велит пущать, изпрошает поруки. А из посадских людей никто не ручается, а домовых твоих архиерейских людей в поруки не принимают. Милостивый государь, пожалуй меня холопа твоего. Великий государь меня по вышеписаной записи у него гостя не робить до твоего архиерейского приезду, потому что в твоем архиерейском доме готового сухого лесу нету и работать нечего. А с марта месяца нынешнего 1688 года холопу твоему жалование хлебное и денежное будет и отдам. По сей челобитной своей архиерейский указ подписать смилуйся». Тяжба разрешилась просто: Василий Грудцын не стал дожидаться выплаты денег. Он написал челобитную архиепископу Александру о том, что в съезжей (приказной) избе он отказался от денежного иска. Взамен «он, гость, емлет его Дмитрия работать к себе». Сделка состоялась. Согласия столяра Дмитрия никто не спрашивал. Богатейший купец Устюга Великого Василий Грудцын взял его для исполнения царских врат и резного иконостаса в Вознесенскую каменную церковь[66].
