Иоханн Таулер - Царство Божие внутри нас
Ибо когда приходит божественный свет, исчезает свет тварный. Когда начинает светить и сиять свет нетварный, всегда делаются неразличимы и темпы все внешние светильники разума и мира, как свет восходящего солнца делает невидимой и жалкой огонек свечи.
Кто обретет в себе этот божественный свет, тот ощутит большее блаженство, нежели то, что может ему дать весь мир с его светочами и радостями. Ибо в этом свете преобразится и изменится он в своей сокровеннейшей сущности.
Это — кратчайший и скорейший путь к рождению Бога в глубине души.
Если человек совершенно обращен к Богу, свободен от Я и заполнен Богом, то никакие внешние силы и создания не смогут увести с глубины или погубить его лодочку, его внутреннего человека. Ибо Бог заполняет внутреннего человека такой радостью, таким покоем и такой твердостью, что этого никогда не поймет тот, кто этим не обладает.
Может случиться, что в мирскую бурю ударят в его лодочку внешние волны, словно желая опрокинуть и унести в пучину, но никакой внешний натиск не справится с внутренней надежностью и покоем.
Но покоя этого, которым обладают истинные друзья Божии, недостаточно, он только побуждает их думать, что не наполнены они Богом так, как могли бы. С достигнутой им хочется подняться на еще большую высоту. И воистину: если то неназываемое, безымянное, что есть в душе, ее глубина, всецело входит в Бога, то входит в Него и весь человек; и вхождению этому ответствует все, что безымянно в Боге, все неназываемое, глубина Божия, и рождается в человеке божественное Слово и свет.
Тогда человек может сказать: «Хочу слушать, что Бог во мне говорит». Так поступают те друзья Божии, которых Дионисий называет боговидцами. Эту совершенную погруженность глубины души в глубину божественную не может постичь никакой разум. В своей бездонности она превосходит все чувственно постижимое.
Подлинность этого открывается только тем, у кого внешний человек облагорожен, а внутренний просветлен и полностью покоится в себе самом. Для таких людей и небо и земля, и тварное и вещи не более, чем тень от света, в котором они сами. Они стали обителью и Царствием Божиим, в котором все время присутствует Бог.
Если человек всецело погружается в эту глубину и сущность Божию, то сеть, не выдержав, рвется, и это означает, что страдает и слабеет его внешнее естество. Эта слабость происходит не от внешней аскезы, но от переполненности Божеством, которое своею силой так переполняет такого человека, что этого не может выдержать его земное тело. Ибо Бог настолько втянул в Себя этого человека, что он стал совершенно пронизан светом и окрашен Богом, и Бог свершает его дела.
Подобный человек, направив лодочку свою на самую большую глубину, исправно забрасывает сеть и добывает больше всего. Но когда лодочка попадает на глубину, сеть не выдерживает, и лодка тонет: «Я» разрывается, личное ломается, внешний человек исчезает. Тело и душа падают в бездонное море божественного. При этом человек так впадает в свое беспредельное небытие, что отвергается от всего, — даже от того, что прежде уже получил от Бога — и возвращает это Богу более чистым, будто он никогда это не обретал и не владел им.
Так тварное Бытие вливается в нетварное Небытие. Но нельзя сказать об этом словами. Здесь истинно слово пророка в Псалтири: «Бездна обращается в бездну»(Ср. Ис. 41, 8). Тварная глубина души вливается в нетварную глубину Божию — и обе становятся единым: одной абсолютной сущностью Божьей.
Сподоби и нас, Боже, так обратиться и выплыть на глубину Божию!
Обновитесь духом ума вашего и облекитесь в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины.
Ср. Еф. 4, 23—24
В послании к Ефесянам Павел учит нас достигать обновления в духе.
Однако дух человека имеет много имен — в зависимости от своего действия и точки, с которой его рассматривают.
Часто дух называют душой, поскольку он дает жизнь плоти и отражается в каждом члене, двигая его и приводя к действию.
А иногда душу называют духом; так как у нес столь много родственного с Богом, что этого не выразить словами. Ибо Бог есть дух, и душа есть дух, отсюда ее вечная склонность оглядываться на перво-исток, из которого она возникла. Вследствие этого сходства дух снова возвращается к первопричине, к единству. Возвращение это бесконечно.
Еще называют дух умом: в нем соединены все силы, рассудок и воля. Но этим его сущность не исчерпывается: свыше всех сил — сверхсущностная глубина, и если он совершенно войдет в эту глубину, тогда благо ему и пронизан он светом и обновлен из глубины.
И, наконец, называют еще дух человеком: в нем сокрыт истинный образ божественной Троицы. В этой троичности дух называют то глубиной, то вершиной души. Но сколь невозможно описать Бога с помощью имен, столь же невозможно и дух. Кто смог бы узнать, как в этой глубине обитает Бог, преисполнился бы блаженства, созерцая это. Близость и родство, которые имеют там Бог и дух, столь невыразимы, что слова тут только мешают.
Павел призывает нас: «Обновитесь духом ума вашего». Это означает, что если ум нацелен на праведное, всецело направлен вовнутрь, то наклоняется он в глубину, в которой — превыше всех внешних сил и возможностей — покоится образ Божий. Здесь, в духовной глубине ума, и следует обновляться, постоянно погружаясь в глубину и отдавая себя Богу без всяких посредников — в самоотречении любви. Уму свойственно такое состояние — он способен к постоянной преданности Богу. В одиночку внешний человек не обладает такой способностью постоянной самоотдачи.
И вот как должно происходить это обновление в духе:
Поскольку Бог есть Дух, тварный дух с неотягощенным умом отрешенно погружается в Дух Божий, соединяясь с ним. Подобно тому, как вечно был он в Боге и в своей нетварности был Богом, так же и с тварностью его — он всецело возвращает ее в Бога. В этой самоотдаче свершается истиннейшее и чистейшее обновление, какое он может дать.
«Нынче Я вновь рождаю тебя» (Ср. Ис. 109, 3): если дух всецело погружается и своим сокровеннейшим бытием втекает в сокровеннейшее сверхбытие Божие, то обновляется они преобразуется из самой глубины. И сколь далеко, и сколь часто восходит дух этим путем добровольной самоотдачи, столь же глубоко и часто исполняется он Духа Божия, переполняясь и обновляясь.
Бог изливается в него — подобно тому, как солнечный свет пронизывает воздух и делается так светло, что воздух и свет уже неразличимы. Так же неразличимы в этом светлом единстве Бог и дух, ибо дух вернулся к своей первопричине.
Возвращаясь и обновляясь, дух взмывает над самим собой и над всяким просветлением в сверхсвет божественного мрака, в котором дух — выше всего, чем был прежде, — без имени, без формы, без образа, превыше всех действий и сущностей.
Чтобы так вернуться, очень нужна ночь с ее тишиной. Поэтому, когда все снаружи темно и тихо и далеко от его чувств, человек должен почаще оборачиваться вовнутрь, избегая всяких чувств и воздействий, и всецело погружаться в самого себя, — уходя от всех образов, представлений и сил. И пусть в этой темноте своего незнания он отрешенно предастся Богу, ничего не спрашивая, не прося и не ожидая, по только и единственно думая о Боге и том, что Его, и все, что есть он сам, что он имеет или имел прежде, что ему дорого или чего жаль, из добродетелей или из слабостей, — пусть все поручит и вверит любви Божьей и совершенно отдастся Его воле.
А кроме того, должен он победить выпавшие ему невзгоды, по не человеческим способом — противостоянием, а духовным — отречением. То есть надобно их, как и себя самого, препоручить Богу, ничего без Него не предпринимая. Кто так себя оставит, с тем будет, как с Иовом: мимолетом коснется его Дух Божий (Иов. 4, 15). И от этого прикосновения возникнет во внутреннем человеке великое движение и обновление.
Чем явственней и истинней это прикосновение, тем быстрей, сильней и совершенней преображение человека и его дела, и тем ясней осознает он несовершенство и ничтожность своего Я, и тем радостней и искренней поручает себя Богу; и тогда в единое мгновение приходит Бог и светит в глубину, дабы тут же занять Свою обитель и действовать в ней.
Если будет внутри тебя Бог, поручи Ему все дела, а сам пребывай в безмолвной тишине и ничего не делай, предоставив действовать Богу. А потом, когда человек будет снова предоставлен самому себе и не будет более ощутимо внутри него действие Божье, пусть опять действует он сам и со всем рвением исполняет свое земное предначертанье.
И пусть он так временами действует, а временами нет, — как позовет и сподвигнет его Дух Божий — и пусть всегда обращается он к тому, что сильнее всего, как он чувствует, притягивает и приближает его к Богу, будь то действие, или безмолвие.
