Мишель Блаво - 33 лучших дыхательных упражнения из всех методик и практик
— Уж и не чаял я тебя, Иван, сын крестьянский, увидеть живым. Рассказывай же, где был да что видел.
— Был я, царь Филофей, в землях дальних. Шел туда дорогами лесными да степными. Плыл морями. По горам карабкался. А сходил, царь Филофей, не зря. Нынче же научу я тебя, царь, правильно дышать. А как научишься дышать ты правильно, так и хвори все твои пройдут разом.
— Ох, Иван, сын крестьянский, устами бы твоими да мед пить. Только вот не верю я уже ни во что. Сколько лекарей побывали у меня, сколько знахарей лесных да горных, что с духами знаются! Только ни от лекарей, ни от знахарей пользы мне не было никакой. Звал я к себе птиц, зверей и даже рыб речных да морских. Однако и птицы, и звери, и рыбы речные да морские не приносили мне облегчения. И рад бы верить я в то, что ты, Иван, сын крестьянский, исцелишь меня от хвори моей давней, и сон свой помню, а все равно как-то не верится…
— Вот что скажу тебе, царь Филофей. Ежели веры в исцеление от хвори нет у тебя, так никогда тебе и не избавиться от болезни. Так учил меня старик в оранжевых одеждах и с седою, словно облако на рассвете, бородой. Но главное, чему учил меня этот старец, живущий на горе, похожей на крест, — дышать правильно. Учил три дня и три ночи. И сейчас я буду тебя учить тому.
Три дня и три ночи учил Иван, сын крестьянский, хворого царя Филофея. А утром четвертого дня вышел царь Филофей на парадное крыльцо покоев своих царских, вышел, глубоко вздохнул, на солнышко посмотрел глазами радостными, улыбнулся и промолвил:
— Какое же счастье — быть здоровым!
Долго еще прожил после этого царь Филофей. Жил себе и не хворал вовсе. Ивана же, сына крестьянского, наградил. Впрочем, тому награда была нужна не очень — ведь теперь он умел правильно дышать, а это лучше всякой награды».
Когда Петрович закончил чтение, повисла благодатная пауза, какие бывают обычно на концерте классической музыки после исполнения произведения: отзвучит последний аккорд, но аплодисменты какой-то миг еще не нарушают тишину… Тишина, сменившая голоса музыкальных инструментов, в это мгновение царит над миром. И сейчас, когда Петрович прочел сказку, было безмерно жаль расставаться со сказкой. Молчание прервал Мишель Мессинг:
— Итак, коллеги, вывод, полагаю, более чем очевиден. Не так ли? Гора, похожая на крест, это, конечно, Кайлас…
— Простите, что перебиваю, — сказала Настя, — но только замечу, что в пользу идентификации горы из сказки как Кайласа говорит и описание пути, проделанного Иваном: сначала лесные и степные тропы, потом море, только потом горы. Более чем очевидно, что Иван шел именно сюда…
— И тогда монастырь должен быть буддистским, — заметил Леонид, — Ведь старик, обучавший Ивана, носил оранжевые одежды…
— А вот тут, коллега, — снова взял слово Мессинг, — позволю себе не согласиться: оранжевые одежды присущи и буддизму, и индуизму, и джайнизму, и традиции Бон. Однако, Леонид, вы правы в идентификации конфессиональной принадлежности старика из сказки. Факт этот малоизвестен, но, тем не менее, некоторыми исследователями описан: именно тибетский буддизм практиковал перемещение по миру при помощи специальной обуви.
— То есть вы хотите сказать, Мишель, — спросил я, — что оранжевые валенки-скороходы из сказки — не художественная фантазия, не вымысел, а реальность?
— Не совсем, — ответил Мессинг. — Мы имеем дело с особого рода аватаризацией — процесса, с помощью которого человек может переносить в пространстве свою телесную оболочку. Для простоты и убедительности такой аватаризации здешние буддисты использовали оранжевые валенки, хотя это не более чем внешний атрибут, отвлекающий от проникновения в сущность означенной аватаризации…
— Ясно одно, — прервал я Мессинга, поскольку желал резюмировать уже услышанное. — Мы на правильном пути. Но нам следует не просто так двигаться к вершине Кайласа, а выбрать дорогу, на которой нам встретится буддийский монастырь.
— Вы совершенно правы, коллега, — Мессинг нисколько не был обижен за то, что я не дал ему рассказать полностью о роли оранжевых валенок в процессе аватаризации в здешнем буддизме. — Только есть еще один немаловажный нюанс, на который хочу брать ваше внимание.
Сказав это, Мишель кивнул на ноутбук.
— Какой нюанс? — удивленно спросил Петрович.
— Принципиальнейший! — воскликнул Мессинг. — Мы совсем забыли, коллеги, что помимо письма от Алексии с весьма поучительной сказкой про Ивана, сына крестьянского, нас ждет еще одно письмо — письмо от самого Александра Федоровича Белоусова. Возможно, коллеги, данное сообщение существенно откорректирует наши планы…
Еще одно свидетельство о правильности наших поисков
Когда Мессинг сказал это, Петрович прочел с экрана следующее:
«Дорогие друзья!
Весь сегодняшний день просидел я в медицинском архиве, где хранятся самые разнообразные документы, касающиеся проблем здоровья. Моя задача заключалась в том, чтобы сосредоточиться на имеющихся в архиве старинных лечебниках. Их тут оказалось довольно много, но, как это ни странно, наши предки дыханию уделяли не очень много внимания, информации по заданной проблеме был минимум. И все же… все же… Вы понимаете, друзья, что я вряд ли стал бы вам писать, если бы ничего не нашел. Так вот, в одном из лечебников восьмидесятых годов XIX века, но инвариантный список со всей очевидностью восходит к допетровской Руси, я обнаружил весьма детальное и строгое описание, коррелирующее с нашими задачами.
Автор лечебника ссылается на опыт неких южных кочевников, которые в процессе своей жизни добирались до высоких гор, откуда вынесли твердое убеждение, что для достижения подлинного долголетия обитатели этих гор используют особые способы дыхания.
Логика, если верить лечебнику, предельно проста: какие животные живут дольше? Те, что медленнее дышат. К примеру, черепахи живут двести и более лет именно поэтому. Вывод очевиден: если хотите жить дольше, дышите медленнее. А как это сделать? Вот тут и привлекается опыт кочевников с Юга, побывавших, как пишет лечебник, на большой горе в форме креста. Думаю, вы поняли о какой горе идет речь.
Кочевники утверждают, что на этой горе срок людской жизни увеличивается потому, что здесь не дышат полной грудью, а сознательно структурируют свое дыхание так, чтобы вдох был поверхностным, а выдох при этом длиннее вдоха. Я, друзья, как только прочел это, сразу поэкспериментировал на себе. И что вы думаете: буквально в течение десяти минут я чередовал небольшие вдохи с долгими выдохами — так тут же стал чувствовать себя гораздо лучше, чем прежде. Попробуйте сами или просто поверьте мне на слово. Конечно, я продолжу поиски и буду обо всем сообщать, но уже твердо уверен, что вы на правильном пути! Ждем вашего возвращения с нетерпением.
Удачи вам, друзья!
Ваш А.Ф. Белоусов».
— Попробуем подышать, как учит Белоусов? — спросил Петрович, когда письмо было дочитано до конца.
— Стоп! — строго сказал Мессинг и сделал рукой предостерегающий жест, словно испугался, что мы начнем дышать по методике южных кочевников допетровской Руси, двухсотлетних черепах и Александра Федоровича.
— А что тут такого? — удивилась Настя. — Ведь Александр Федорович нам написал, что сам попробовал и стал чувствовать себя лучше. Так почему бы нам не попробовать тоже?
— Хорошо, Настя, — успокаивающе произнес Мессинг, — попробовать можно. Но нужно ли? Точнее: нужно ли пробовать именно здесь и сейчас? Не забудьте: мы находимся у подножия Кайласа — той самой горы в форме креста, о которой говорилось в сказке про исцеление царя Филофея и о которой со всей очевидностью речь идет в лечебнике, обнаруженном Белоусовым. Коллеги, давайте все-таки начнем восхождение, доберемся до монастыря, который отмечен на карте не так далеко от подножья Кайласа. И только там, согласовав все с монахами, рискнем провести эксперимент над собой. Вы можете возражать и пытаться дышать по этой методике здесь и сейчас, но настоятельно рекомендую вам не делать этого до первых консультаций.
Значит, вперед… то есть — вверх!
Аргументы Мессинга вкупе с его авторитетом не могли не подействовать на всех нас. Конечно же мы согласились, что было бы опрометчиво сразу прибегать к предлагаемым средствам. Гораздо важнее было скорректировать маршрут, чем и занялись Мессинг, Петрович и я. А Настя и Леонид, о чем-то болтая, стали прогуливаться по полянке, залитой солнечным светом и покрытой фиолетовыми и розовыми цветами, уютно расположившейся у подножия крестообразного Кайласа и контрастирующей с унылой снежной шапкой Горы Свастики. Для меня и Петровича стало очевидно, что идти надо строго по той тропе, которая выведет к самому ближнему буддистскому монастырю часа за три неспешного хода. Однако Мессинг все пытался подыскать альтернативные варианты продвижения нашей группы по Кайласу.