Старец Паисий Святогорец - Слова. Том III. Духовная борьба
Поэтому те, кто терпит несправедливость – самые любимые Божии чада. Ведь терпя несправедливость, эти люди носят в своем сердце потерпевшего несправедливость Христа. В ссылке или в тюрьме они радуются так, словно находятся в Раю, ибо Рай – там, где Христос.
– Геронда, а может ли ноша человека оказаться для него неподъемной?
– Бог не попускает ноше превышать наши силы. Это нерассудительные люди взваливают на плечи других непосильное бремя. Часто Благий Бог попускает добрым людям пройти через руки злых, чтобы они собрали небесное воздаяние.
– Геронда, а имеет ли недовольство связь с неблагодарностью?
– Да. Может быть и такое: другие [делая человеку замечание] заботятся о его благе, но он этого не понимает, чувствует себя несправедливо обиженным и выражает недовольство. Если такой человек не следит за собой, он вполне может считать, что с ним поступают несправедливо даже тогда, когда он совершает какую-то оплошность и его просят быть повнимательнее.
Таким образом он может дойти и до бесстыдства. Например, монахиня, опрыскивая масличные деревья, наливает в раствор слишком много ядохимиката и сжигает на деревьях листья. Ей делают замечание, а она, вместо того чтобы осознать свою ошибку и сказать: "Простите и благословите", чувствует себя несправедливо обиженной и плачет. "Они поступают со мной несправедливо, – думает она. – Если бы листья на деревьях пожрала саранча, они не сказали бы ни слова! А сейчас, когда их испортила я, они подняли такой крик! Ах, Христе мой, только Ты меня понимаешь". И давай себе реветь! Такая монахиня даже может испытывать радость, думая о воздаянии за ту "несправедливость", которую претерпела, и благодарить за это Христа! Такое состояние – большое заблуждение.
Радость от принятия несправедливости
– Геронда, чиста ли та радость, которую я испытываю, когда меня распекают за какую-нибудь мою вину?
– Смотри, без ропота, но с радостью и словами: "Слава Тебе, Боже, так мне и надо!" – принимая нагоняй за совершенные оплошности, ты будешь иметь половину радости. Но если тебя ругают незаслуженно, без вины с твоей стороны, и ты принимаешь выговор с добрым помыслом, то твоя радость будет полной. Я не побуждаю тебя к тому, чтобы ты сама напрашивалась на несправедливости, поскольку в этом случае тангалашка низвергнет тебя в гордость, но призываю к тому, чтобы ты принимала несправедливость, когда она приходит сама собой, и радовалась этому.
Существуют четыре стадии отношения к несправедливости. К примеру, кто-то тебя несправедливо бьет. Если ты находишься на первой ступени, то даешь ему сдачи. Если находишься на второй, то чувствуешь в себе очень сильное смущение, но сдерживаешься и ничего не говоришь. На третьей стадии ты уже не смущаешься, а на четвертой чувствуешь большую радость и сильно веселишься душою. Если человека в чем-то несправедливо обвиняют, то, доказав, что эти обвинения несостоятельны, он реабилитирует себя и получает удовлетворение. В этом случае он испытывает радость мирскую. Однако, относясь к несправедливости духовно, с добрым помыслом и не заботясь о том, чтобы доказать свою невиновность, он испытывает радость духовную. То есть в этом случае он имеет в себе божественное утешение и славословие Бога становится его состоянием. Знаете, какую радость испытывает душа человека, если его несправедливо обидят и он при этом не оправдывается, добиваясь, чтобы ему сказали "молодец" или "извини"? И радость, которую переживает такая душа сейчас, терпя несправедливость, больше, чем та радость, которую она испытала бы в случае, если бы ей удалось оправдаться. Те, кто достигает такого состояния, желают отблагодарить своего обидчика как за радость, которую он подарил им в жизни земной, так и за радость, которую он обеспечил им в вечности. "Насколько же духовное отличается от мирского!
В жизни духовной иная система измерений. Если ты оставляешь какую-то некрасивую или негодную вещь себе, то чувствуешь себя прекрасно. Если отдаешь ее другому, то чувствуешь себя нехорошо. Если ты [безропотно] принимаешь несправедливость и оправдываешь своего ближнего, то в своем сердце ты принимаешь многажды онеправдованного Христа. Тогда по существующему [духовному] закону Христос "продлевает срок аренды"[35] твоего сердца. Он остается в нем и исполняет тебя миром и радованием. Ах, голубчики мои, попробуйте и вы пережить эту радость сами! Выучитесь радоваться не той мирской радостью, а этой – духовной. Когда вы этому научитесь, у вас каждый день будет Пасха.
Нет радости большей, чем та, которую испытываешь, принимая несправедливость. О, если бы все люди поступали со мной несправедливо! Говорю вам со всею искренностью: самая сладкая духовная радость была испытана мной среди несправедливости. Знаете, как я радуюсь, когда кто-нибудь называет меня прельщенным? "Слава Тебе, Боже, – говорю я, – ведь за эти слова я получу мзду. А вот если меня назовут святым, то я окажусь в должниках". Нет на свете вещи более сладкой, чем [принимаемая тобой] несправедливость!
Однажды утром кто-то постучал в железное клепальце возле калитки моей Кельи. Было еще слишком рано, чтобы принимать посетителей. Я посмотрел в окно и увидел юношу с просветленным лицом. Я понял, что, раз Благодать Божия так его "выдает", значит что он на собственном опыте пережил что-то духовное. Поэтому, хотя у меня и были неотложные дела, я оставил их, открыл ему дверь, завел в Келью, принес ему воды и, видя, что в нем скрыто что-то духовное, осторожно начал расспрашивать о его жизни. "Кем работаешь, молодец?" – спросил я его. "Какая там, отче, работа, – ответил он. – Ведь я вырос в тюрьме. Сейчас мне двадцать шесть лет, и большую часть своей жизни я провел там". – "Что же ты такое натворил, что оказался в тюрьме?" – спросил я, и он открыл мне свое сердце. "С детских лет, – начал он свой рассказ, – мне было очень больно видеть несчастных людей. Я поименно знал всех, кто страдает и испытывает нужду, – не только в нашем приходе, но и в других. Наш приходской священник и староста прихода все собирали и собирали деньги, расходуя их на строительство различных зданий, залов, на благоустройство храма и тому подобное, а бедные, нуждающиеся семьи оставались совершенно никому не нужными. Я не берусь судить, была ли действительная нужда во всех этих постройках, но просто говорю о том, что я видел множество обездоленных. Ну вот тогда я и стал тайком брать собранные на пожертвования деньги. Я брал не все, а сколько было необходимо. На ворованные деньги покупал продукты, разные [необходимые] вещи и оставлял это под дверями бедняков. Сразу после этого, не желая, чтобы по подозрению в краже схватили ни в чем не повинного человека, я приходил в полицию и говорил: "Я украл деньги из церкви и их потратил". Больше не говорил ничего. Меня били, называли "шпаной" и "вором", но я молчал. Потом сажали в тюрьму. Так продолжалось несколько лет. В нашем городе тридцать тысяч жителей, все они про меня слышали и иначе, как "шпаной" и "вором", не величали. А я молчал и испытывал радость. Как-то я просидел в тюрьме целых три года. Иногда меня сажали по одному лишь подозрению в краже – без вины с моей стороны, и когда задерживали настоящего преступника, меня отпускали. А если виновного в преступлении, которое я не совершал, не находили, я отсиживал в тюрьме весь полагавшийся этому вору срок. Поэтому, отец мой, я и сказал тебе, что большую часть своей жизни провел в тюрьмах".
Со вниманием выслушав его рассказ, я сказал: "Вот что, парень. Хоть все, что ты мне рассказал, и кажется, на первый взгляд, хорошим, но на самом деле ничего хорошего в этом нет. Больше так не делай. Я тебе кое-что посоветую. Послушаешься моего совета?" – "Послушаюсь, отец", – ответил он. "Из своего родного города тебе нужно уехать, – сказал я. – Поезжай туда, где тебя не знают, – в город такой-то. Я позабочусь о том, чтобы ты сошелся там с добрыми людьми. Начинай работать и по силе помогай обездоленным, делясь с ними последним куском хлеба, потому что это имеет бо́льшую цену [чем то, что ты делал до сих пор]. Но даже если человеку нечего дать нищему и у него болит от этого сердце, то он дает ему милостыню высшего порядка. Он дает ему милостыню кровью своего сердца. Ведь если человек дает милостыню из того, что имеет, то при этом он испытывает и радость, а вот если ему нечего дать, то он чувствует в сердце боль". Выслушав меня, юноша пообещал послушаться моего совета и ушел в радостном состоянии духа.
Прошло семь месяцев. Однажды я получил письмо из тюрьмы Коридаллу[36]. Раскрыв конверт, прочитал следующее: "Отец мой, ты, конечно, удивишься тому, что после стольких полученных от тебя советов и данных тебе обещаний я пишу тебе опять из тюрьмы. Но знай, что на этот раз я отсиживаю срок, который уже отсидел раньше. Произошла какая-то судебная ошибка. Слава Богу, что среди людей нет справедливости: ведь если бы она существовала, это было бы несправедливостью по отношению к людям духовным, которые теряли бы тогда небесную мзду". Прочитав последние слова, я поразился этому молодому человеку, который столь горячо взялся за жизнь духовную и столь глубоко постиг глубочайший смысл жизни вообще. Вор ради Христа! Он имел в себе Христа. Он не мог сдержать себя от радости, которую переживал. Он переживал божественное сумасбродство, праздничное веселие!
