Лев Прозоров - Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения
Про войну Теодориха-Тидрека с русами помнила ещё семь веков спустя шведская «Тидрек-сага». А русская Первая Новгородская летопись в те же годы вспоминает про «злого поганого Дидрека».
В VII веке «народ рус» к северо-западу от докатившихся до Паннонии кочевников-аваров, по соседству с чешскими «амазонками» и лангобардскими «людьми-псами», упоминает сириец Захария Ритор.
А Тифлисская летопись и византиец Константин Манассия называют россами славянских воинов, что привёл под стены Восточного Рима аварский каган в 626 году.
В VIII веке упоминания про дунайских русов отсутствуют – во всяком случае, прямые упоминания. Зато именно тогда легендарный англосаксонский певец Видсид, сравнимый с Орфеем или Бояном, впервые называет правителя их северных сородичей, «островных ругов», каганом – титул, скорее всего занесённый на берега Балтийского моря беженцами от аварского владычества [11] .
Но беглецы с Дуная могли нести не только новый титул, но и новую веру И уже в середине следующего века, в 842 году, арабский таможенник, перс Ибн Хордадбег, сообщает, что «русские купцы, племя славян», приходившие, очевидно, в халифат по Волге «из отдалённейших областей земли славян», на землях Повелителя правоверных «выдают себя за христиан».
Разумеется, выгода в этом была, с христиан (а также иудеев, зороастрийцев и сабиев) правители мусульман просто собирали особый налог, джизью. В то время как язычники были совершенно бесправным «человеческим материалом».
Но именно поэтому крайне сомнительно, чтобы язычникам с края света удалось убедительно разыграть христиан перед бдительным налоговым ведомством халифата.
А сомнения Ибн Хордадбега следует всецело отнести за счёт его профессии – да и некоторой необычности исповедуемого русскими купцами христианства.
Возможно, речь именно об арианах. Но уж во всяком случае не о шведах. Те ещё двести лет спустя будут приносить быков и людей в жертву асам Упсалы, а основной аудиторией проповедников в их краях будут оставаться рабы из христианской Европы.
Впрочем, ещё до Ибн Хордадбега житие Стефана Сурожского сообщает, как город Сурож на месте современного Судака взял приступом «князь русов Бравлин из Новгорода».
Якобы в главном городском соборе Сурожа, где лежали мощи заглавного героя жития, князя разбил припадок – и одновременно посетило видение, после которого он немедленно приказал соратникам вернуть награбленное в церквях Сурожа добро и крестился сам.
В этой истории, честно говоря, много непонятного – что за русы, из какого Новгорода? Новгород на Ильмене тогда вряд ли существовал, да и был… далековато. Новгород-Северский?
Или автор жития просто перевёл название Неаполя – Нового города – Скифского, что на средневековых картах Крыма красуется возле нынешнего Симферополя, в примечательном соседстве с заливом Россофар (буквально – залив русов) и озером Варанголимен (Варяжское озеро)?
Однако не на ровном же месте возник этот рассказ?! А происходило его действие в самом конце VIII века.
В «Житии Кирилла», как мы помним, говорится о Псалтыре и Евангелии «Русьскими письмены», что видел будущий святой в Корсуни. По мнению одних исследователей, это было в 858 году, по другим – и вовсе в 840-м.
Во всяком случае где-то около истории с русскими купцами Ибн Хордадбега. Как видим, свидетельства о христианстве у русов прибывают.
Тут – сообщение о «выдающих себя за христиан» купцах, там – рассказ о крещении князя, и наконец, в качестве заключительного аккорда – записанные русскими письменами богослужебные книги христиан.
Про обращение грозных «россов» сообщает в связи с осадой их флотом Константинополя патриарх Фотий. По позднейшей легенде, патриарх опустил в морскую воду священный покров Богородицы, поднялась буря, перетопила «безбожную русь», а уцелевшие в ужасе приняли крещение.
Но это именно житийная легенда – сам Фотий именно тому и дивится, что корабли северных язычников уходили от Царьграда при тихой и спокойной погоде.
А его современник, церковный – и, стало быть, не заинтересованный в сокрытии чуда и возвеличении язычников – писатель Иоанн Диакон сообщает: русы «предавшись буйному грабительству предместий и нещадно избив очень многих, с добычей отступили восвояси».
Здесь вообще не идёт речи о бегстве – налетели, взяли добычу, ушли.
Но, как ни странно, многие отечественные писатели – в том числе покойный Рапов, учёный, казалось бы, вполне патриотически настроенный, – пренебрегают этим сообщением современника, предпочитая ему позднейшие байки про бурю, разметавшую-де русский флот.
Однако о крещении какой-то группы руси Фотий говорит вполне определённо. Очень может быть, что Аскольд, командовавший осадившим Константинополь флотом, был из семьи, обращённой в христианство (арианское? Или он был потомком крещённого Северином православного [12] )? ещё на Дунае.
Фотий, обнаружив в нём христианина, вполне мог использовать этот факт для заключения с русами мира. До того скорее всего Аскольд воспринимал своё христианство как семейный, родовой обычай.
Также было с индийскими христианами, образовавшими особые касты и таким образом вписавшимися в индийское общество, не тревожа его древней культуры. Примерно также дело обстояло с христианами японскими до реформ Мэйдзи.
Сообщение же о том, что у его семьи есть единоверцы, да ещё – правящие огромной державой Восточного Рима и самим Царём городов, могло потрясти Аскольда и произвести в душе соратника князя-Сокола гибельный для него переворот.
Затем Константин Рождённый в Пурпуре сообщает о крещении «россов» следующим за Шотием патриархом, Игнатием.
Учреждается даже «митрополия Россика» – вероятно, для крещеных русов Крыма, известных со времён Бравлина и святого Кирилла, но возможно, что уже и для киевских – в 944 году, во время переговоров с греками, в договоре упомянут соборную (!) церковь Святого Ильи на киевском Подоле, а в дружине великого князя Киевского Игоря – немалое количество христиан.
Дальше начинается крайне запутанная история – на следующий же год после заключения этого договора Игорь зачем-то отправляется в Деревскую землю.
Затем в Киев возвращается часть дружины, заявив, что князь с «малой дружиной» – самыми близкими людьми – отправился собирать ещё одну – третью по счёту? – дань с древлян.
Мол, дружинникам (наверняка тем, что остались-де с князем) показалось, что они «наги» – это после огромной дани, взятой с ромеев! А их великий князь, изволите ли видеть, отпустил…
Через несколько дней из Деревской земли приезжают послы, их казнят, а киевлянам сообщают – великий князь убит древлянами.
Вскоре прибывает ещё одно посольство, совершенно не ожидающее ловушки, – это только что убив великого князя и ничего не зная о судьбе исчезнувших, словно в воздухе растворившихся предшественников?!
Гибнут и они. Ольга же с войском отправляется в Деревскую землю, где её встречают… праздничным пиром. Ольга, дождавшись, пока древляне упьются, начинает резню.
Когда из Новгорода приезжает Святослав с воспитателем Асмундом, отношения с древлянами уже благополучно доведены до той степени накала, когда никто и не помышляет искать истину, обе стороны думают лишь о мести.
При таких странных обстоятельствах заканчивает жизнь великий князь Игорь Сын Сокола, прозванный Старым, после гибели множества своих воинов при первом походе на греков подкрепивший дружины крещёными варягами – уж не они ли вернулись в Киев с, мягко говоря, странным рассказом?!
А сменяет его на престоле супруга, Ольга. Та самая, которой предстоит стать первой русской святой, будущая христианка… Будущая?
Русская летопись и западные «Хроники продолжателя Регинона» единодушно твердят, что крестилась Ольга в Константинополе, только с именем крестившего её кесаря никак не определятся.
Да вот только тот, к кому и впрямь ездила Ольга, Константин Рожденный в Пурпуре, Багрянородный, писал, что приехала Ольга к нему в 958 году со своим священником.
Кто и зачем скрывал, что Ольга крестилась ещё на Руси?! И почему предания полешуков, современного населения тех краев, где убили Игоря, где тысячами резала ничего не подозревавших древлян будущая святая, утверждают, что «Игора», или «Ригора», в их краях убила его жена Ольга? [13]
А если вспомнить, что незадолго до того воины князя Игоря объявились и попытались закрепиться в области Закавказья, богатой нефтью – основным компонентом супероружия Восточного Рима, «греческого огня», которым незадолго до того ромеи спалили русский флот… [14]
Змей «христианской премудрости» впервые показал пригревшим его на груди простодушным язычникам-русам зубки.
В 967 году снова встречается упоминание о «русских священниках», которые служат мессу «на славянском языке». На сей раз в булле римского папы Иоанна чешскому князю Болеславу.
Очевидно, появление «русских священников» в этих краях – или остаток Дунайской Руси, или результат смещения христианки Ольги ярым язычником Святославом в 962 году.
