Павел Матвеевский - Двунадесятые праздники и Святая Пасха
К особенностям этого праздника относится также великое водоосвящение, которое, обыкновенно, в приходских церквах происходит в навечерие, в конце Литургии, а в соборных храмах в самый праздник, с выходом на реку. Это водоосвящение называется великим в отличие от малого, которое может быть совершаемо во всякое время. Обряд освящения воды в воспоминание Крещения Господня есть весьма древний: о нем упоминает святитель Иоанн Златоуст в одной из своих бесед на сей праздник[157].
Преображение Господа нашего Иисуса Христа
6/19 августа
Тропарь, глас 7
Преобрази́лся еси́ на горе́, Христе́ Бо́же, показа́вый ученико́м Твои́м сла́ву Твою́, я́коже можа́ху; да возсия́ет и нам гре́шным свет Твой присносу́щный, моли́твами Богоро́дицы, Светода́вче, сла́ва Тебе́.
Кондак, глас 7
На горе́ преобрази́лся еси́, и я́коже вмеща́ху ученицы́ Твои́, сла́ву Твою́, Христе́ Бо́же, ви́деша; да егда́ Тя у́зрят распина́ема, страда́ние у́бо уразуме́ют во́льное, ми́рови же пропове́дят: я́ко Ты еси́ вои́стину О́тчее сия́ние.
Мф. 17, 1-13;
Мк. 9,2-13;
Лк. 9,28–36
Обетование Господа о созерцании славы Царства Божия, исполнившееся впоследствии над всеми апостолами, видевшими чудное распространение Евангелия по всей земле, до пределов вселенной (см.: Мк. 9, 1; ср.: Деян. 6, 7; Рим. 10, 18), ближайшим образом совершилось над тремя довереннейшими учениками Его. По согласному толкованию святых отцов, Петр, Иаков и Иоанн были те мужи, о которых Господь сказал, что они не имут вкусити смерти, дондеже видят Сына Человеческаго, грядуща во Царствии Своем, и царствие Божие, пришедшее в силе[158]. Чрез несколько дней после беседы с учениками и народом о кресте и самоотвержении[159] Господь взял Петра, Иакова и Иоанна и возвел их на гору высокую. Почему же Господь взял на гору преображения именно этих апостолов, святой Иоанн Дамаскин объясняет следующим образом: «Он взял Петра для того, чтобы показать, что свидетельство Его, неложно Им данное, подтверждается свидетельством Отца, и дабы уверить его в Своих словах, что Отец Небесный открыл ему это свидетельство (см.: Мф. 16, 17); Он взял Иакова, как имевшего прежде всех апостолов умереть за Христа, испить чашу Его и креститься за Него крещением (см.: Деян. 12, 2); наконец, взял Иоанна, как девственника и чистейший орган Богословия, дабы он, узрев вечную славу Сына Божия, возгремел эти слова: В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин. 1, 1)»[160]. На горе преображения – Петр, еще не вмещавший мысли о страданиях и смерти своего Учителя и Господа (см.: Мф. 16, 22), мог зреть истинную славу Его, которая навсегда останется неприкосновенною для всех враждебных усилий, – Иаков и Иоанн, ожидавшие скорого открытия земного царства Мессии и домогавшиеся первых мест в этом царстве (см.: Мк. 10, 37), могли созерцать истинное величие Христа-Спасителя, превосходящее всякое земное могущество. Три ученика были, по закону (см.: Втор. 19, 15), достаточными свидетелями откровения славы Божией, и, по выражению святого Прокла, «по духу представляли в лице своем и всех прочих»[161]. Довереннейшим ученикам Своим, уже видевшим славное воскресение дочери Иаира (см.: Мк. 5, 37; Лк. 8, 51), и будущим свидетелям молитвенного подвига в саду Гефсиманском (см.: Мк. 14, 33), Господь восхотел показать славу Божества Своего и этим созерцанием укрепить веру их, а чрез них и веру всех апостолов, и возвести ее до высоты, подобающей будущим проповедникам Евангелия. Созерцание
Божественного Учителя в небесной славе научало апостолов не только тому, что слава Его не от мира сего (Ин. 18, 36), но также и тому, что и в самых страданиях и смерти Он пребудет Единородным Сыном Божиим (см.: Ин. 3, 16), Единочестным и Единославным Отцу и Святому Духу. Господь явил апостолам славу преображения, «да егда узрят распинаема, – по выражению церковной песни, – страдание уразумеют вольное»[162], или, как еще яснее говорит святой Ефрем Сирин, явил им «царство Свое прежде Своих страданий, силу Свою прежде смерти Своей, славу Свою прежде поругания Своего и честь Свою прежде бесчестия Своего, чтобы когда будет взят и распят иудеями, они знали, что распят не по немощи, но по благоизволению Своему добровольно во спасение миру»[163]. Кроме сего, слава преображения, по изъяснению церковных песней, служила предызображением светлого и славного воскресения Господа[164], а по толкованию святого Прокла, предуказанием той славы, в какой придет некогда Господь, Судия живых и мертвых, и того преображенного состояния, в каком мы явимся по конце мира: Господь преобразился, говорит святой отец, «дабы нам показать будущее преображение естества нашего и будущее Второе Свое пришествие на облаках во славе с Ангелами, ибо Он одевается светом, как ризою, будучи Судия живых и мертвых»[165].
В повествовании святых евангелистов Матфея (Мф. 17, 1) и Марка (Мк. 9, 2) гора преображения не поименована и названа горою высокою, но, по древнейшему преданию Православной Церкви, это была гора Фавор. Святой Кирилл Иерусалимский, говоривший огласительные поучения жителям Иерусалима, замечает, что Моисей и Илья «были с преобразившимся Господом на горе Фаворе»[166]. Также и в канонах, составленных святым Космою Маюмским и святым Иоанном Дамаскином на праздник Преображения, повсюду, на основании того же древнейшего предания, горою преображения представляется Фавор[167]. Возводя трех учеников Своих на гору высокую, Господь внушал им, что «нужно сначала, – по выражению святого отца, – земное оставить на земле», чтобы «созерцать то, что выше созерцания»[168]. На вершине горы, вдали от толпы народа и житейской молвы, вдали от соглядатаев и совопросников, приходивших из разных мест Палестины и следивших за каждым словом и действием Божественного Учителя (см.: Лк. 5, 17), Иисус Христос желал найти то уединение, которого искала душа Его, чтобы предаться молитвенной беседе с Небесным Отцом (см.: Лк. 5, 16; 9, 18; Ин. 6, 3, 15). Святой евангелист Лука замечает, что Господь восходил на гору преображения помолиться и что самое преображение совершилось тогда, когда Он молился (см.: Лк. 9, 28–29). «Размышляющему, – говорит учитель отечественной Церкви, – не покажется невероятною та догадка, что предметом сей молитвы Спасителя долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он незадолго пред сим открылся ученикам (см.: Лк. 9, 22) и о чем в самое время преображения беседовали с Ним Моисей и Илья (ст. 30)»[169]. Самый образ молитвы Богочеловека, по толкованию святых отцов, должно понимать соответственно непостижимому соединению в Нем в одно Лицо двух естеств – Божеского и человеческого. «Святой ум Его однажды и навсегда ипостасно соединенный с Богом-Словом, не имел нужды ни в возвышении к Богу, ни в испрашивании чего-либо у Бога, но Он молился потому, что усвоил Себе наше лицо, изображал в Самом Себе свойственное нам, был для нас примером, чтобы научить нас просить у Бога и к Нему устремляться, и святым умом Своим проложил для нас путь восхождения к Богу»[170].
Между тем как Господь молился в уединении и тишине на горе, святые апостолы, от утомления и усталости немоществуя плотию, погрузились в глубокий сон. Они пробудились от действия чрезвычайного света и увидали славу Господа: во время молитвы Он преобразился весь; вид лица Его изменился, и оно просияло, как солнце; одежды Его сделались белыми, как снег, весьма белыми, как на земле белильщик не может выбелить, – блистающими, как свет. По изъяснению блаженного Феофилакта, это не было «существенное изменение вида Христова, но озарение Его неизреченным светом»[171]. Господь показал «сокровенную под плотию молнию существа Своего и Божественного благолепия»[172], так что «из плоти исходили лучи Божества»[173], виден был «огнь невещественный, не опаляющий тела»[174], и «Христос возсиял в Отеческой славе, как присносущное сияние»[175]. «Хотя, – рассуждает святой Иоанн Дамаскин, – святое тело никогда не было чуждо Божественной славы, а напротив, с самой первой минуты ипостасного соединения совершенно обогатилось славою невидимого Божества, так что одна и та же слава и Слова и плоти, однако же слава сия, будучи сокрыта в видимом теле, не могла быть видена теми, которые связаны узами плоти и, конечно, не могут вмещать того, чего не видят и Ангелы; посему, когда Христос преображается, то не тем становится, чем не был, но, отверзая очи Своих учеников и из слепых делая их зрячими, является им тем самым, чем был, – вот и значение слов преобразися пред ними. Оставаясь Сам по Себе тем же, чем был прежде, Он теперь является ученикам Своим еще чем-то другим, сверх того, чем они видели Его прежде»[176]. Впрочем, хотя святые апостолы и видели на горе преображения славу Божества Иисуса Христа, но, по изъяснению церковных песней, лишь в той мере, как «могли»[177] и как «вмещали»[178], ибо «не тотчас ли были бы они сожжены, если бы Он явил всю Свою славу»[179]? Господь показал им Свою славу «не всесовершенно, но яко можаху вмещати телесными очима, извествуя тыя, вкупе и щадя, да не како со зраком и еже жити погубят»[180].
