Иоанн Кассиан Римлянин - Сочинения
\621// говорила она, такую, которую я должна была успокаивать; а та первая своими услугами больше почитала и успокаивала меня. Этого достаточно сказать о женском поле, чтобы воспоминанием об этом мы не только поучались, но и стыдились: ибо мы, если не заберемся, подобно зверям, в норы келий, не можем сохранять терпения.
глава 15 Пример терпения аввы ПафнутияТеперь представим другой пример терпения — аввы Пафнутия, пресвитера, который в славной и везде прославляемой скитской пустыне всегда жил столь уединенно, что прочие отшельники прозвали его буйволом, потому что он как бы по врожденной наклонности любил жить всегда в уединении. Он еще в отрочестве показал в себе такую благодать и добродетель, что даже высокие и знаменитые мужи того времени дивились его степенности и непоколебимому постоянству. Когда они, из уважения к его добродетели, несмотря на молодость, сравняли его со старцами и решили присоединить к своему чину, то зависть, возмутившая души братьев патриарха Иосифа, воспламенила огнем едкой ревности одного из братьев. Желая обезобразить красоту его каким–нибудь пятном бесславия, он придумывает такое зло: улучив удобное время, когда Пафнутий из кельи пойдет в церковь в воскресный день, вошел воровски в его келью и спрятал свою книгу в его вязанье, которое авва обычно делал из пальмовых прутьев. Довольный сделанной проделкою, завистник и сам пришел в церковь, как человек с чистой, искренней совестью. После окончания обычной службы он перед всеми братьями принес св. Исидору, бывшему прежде Пафнутия пресвитером в той же пустыне, жалобу на то, что у него из кельи украдена книга. Когда эта жалоба так смутила души всех, особенно пресвитера, что не знали, что придумать или предпринять, будучи поражены крайним удивлением от такого не слыханного там преступления, то донесший об этом
\622// обвинитель потребовал, чтобы, после удержания всех в церкви, посланы были избранные обыскать кельи всех братьев. Три старца, по назначению пресвитера, обошли кельи всех и наконец нашли спрятанную книгу в келье Пафнутия между пальмовыми плетенками, где спрятал клеветник. Нашедшие книгу тотчас принесли ее в церковь и положили перед всеми. Пафнутий по чистоте совести хотя был спокоен, впрочем, как бы признавая себя виновным в воровстве, в наказание за это просил назначить ему род покаяния, по стыдливости и скромности остерегаясь, чтобы, если на словах будет пытаться снять с себя обвинение в воровстве, снова не обличили его еще во лжи, когда никто не подозревал ничего другого, кроме того, что открылось. Когда он ушел из церкви, не падая духом, но полагаясь на суд Божий, то стал постоянно молиться со слезами, утроил пост и с крайним смирением духа повергался перед людьми. Но когда он почти две недели подвергал себя такому сокрушению плоти и духа, в день субботний или воскресный поутру пришел в церковь не для принятия святого причастия, а, повергшись у порога, просить прощения, то знающий все сокровенное и свидетель его (Бог) не допустил, чтобы долее сокрушал себя или другие бесчестили его. Ибо что сделал без свидетелей из людей тот изобретатель беззакония, бесчестный вор своей вещи, хитрый поругатель чужой чести, то (Бог) открыл через дьявола, который был подстрекателем к этому преступлению. Ибо объятый злейшим демоном, он обнаружил все козни тайной проделки, и тот же сделался разглашателем преступлений и обмана, кто был изобретателем. Этот нечистый дух так сильно и долго мучил его, что не могли освободить от него не только молитвы живших там святых, которые имели Божественный дар повелевать бесами, но и особенная благодать самого пресвитера Исидора не выгнала из него жестокого мучителя, хотя по милости Господней дана была Исидору такая сила, что иной бесноватый, даже и порога его еще не преступив, получал исцеление. Христос эту честь предоставил молодому Пафну-\623//тию, чтобы (бесноватый) исцелился молитвами того, кого оклеветал, и славу которого завистливый враг думал уменьшить; провозглашая его имя, он получил прощение в своем прегрешении и конец настоящего мучительства. Так–то еще в молодости Пафнутия было предзнаменовано то совершенство, которое он усугубил в зрелые годы. Итак, если хотим достигнуть верха его добродетелей, то начнем с того же, с чего и он начал.
глава 16 О совершенстве терпенияДвоякая причина побудила меня к этому рассказу; во–первых, чтобы мы, рассматривая такую непоколебимость и постоянство мужа, тем больше имели расположения к спокойствию и терпению, чем меньшим подвергаемся наветам врага, нежели сколько он желает; во–вторых, чтобы мы твердо были убеждены в том, что не можем защититься от бурь искушений и от нападений дьявола, если всякую подмогу нашему терпению и всю надежду будем видеть не в силах внутреннего нашего человека, а в затворе кельи, или в удалении в пустыню, или в обществе святых, или в помощи какой–нибудь вещи, находящейся вне нас. Ибо если Господь, сказавший в Евангелии: Царствие Божие внутри вас есть (Лк 17, 21), не укрепит нашего духа силою Своего покровительства, то напрасно думаем, что сможем победить козни врага при помощи живущих с нами людей, или уклониться пространством места, или укрыться под защитою кровли. Ибо хотя все это было у св. Пафнутия, однако искуситель смог найти доступ к нему для искушения, и этого злейшего духа не отогнали оплот стен, уединение пустыни или заслуги святых в том собрании. Но поскольку святой раб Божий не на это внешнее, а на самого Судию всего сокровенного возлагал надежду своего сердца, то никак не мог поколебаться от злых ухищрений. И напротив, тот, кого зависть подстрекнула к такому злодеянию, не пользовался ли выгодою уединения, отдаленного жилища и обществом блаженного аввы
\624// Исидора и других святых? Однако когда дьявольский вихрь подхватил его на песке, то не только покривил, но и разрушил его жилище. Следовательно, мы должны искать покоя нашего не во внешнем и не должны думать, что чужое терпение поможет нашей нетерпеливости. Ибо как Царствие Божие внутри нас есть, так враги человеку — домашние его (Мф 10, 36). Никто не враждебен мне боль–ше, чем мое чувство, которое мне — самый близкий домашний. И потому если бы мы были заботливы, то не могли бы потерпеть вред от внутренних врагов. Ибо когда не враждуют против нас наши домашние, тогда и Царствие Божие приобретается спокойствием духа. Если тщательно исследуешь причину этого, то узнаешь, что мне не мо–жет причинить вреда даже злобный человек, если я сам против себя не буду воевать не мирным сердцем. Если же я получу вред, то это не от чужого нападения, а от моего нетерпения. Ибо как тяжелая, твердая пища полезна здоровому, так она гибельна больному. Но она сама по себе не может повредить принимающему, если немощь принимающего не придаст ей силу повредить. Итак, если бы когда–нибудь произошло между братьями подобное искушение, то, не нарушая спокойствия, не допустим злословных поношений мирских. Не должны мы удивляться и тому, что среди святых мужей есть всякие развращенные, негодные, потому что пока нас, как пшеницу, топчут и растирают на гумне этого века, то среди отличной пшеницы обязательно попадаются и плевелы, которые навсегда будут преданы огню. Наконец, если сатана между ангелами, Иуда между апостолами, Николай, изобретатель развратной ереси, между избранными диаконами упоминаются, то нет ничего удивительного, что и между святыми ныне находятся негодные люди. Хотя некоторые утверждают, что этот Николай — не тот, кого апостолы избрали для дела служения; однако не могут отвергать того, что он был из числа учеников, которые все в то время были такими совершенными, каких ныне очень мало находим и в киновиях. Итак, мы должны предлагать себе (для подражания) не падение вышеупомянутого брата,
\625// который в той пустыне пал таким плачевным образом, и не тот страшный порок, который, впрочем, после он омыл необыкновенными слезами покаяния, а лучше пример блаженного Пафнутия, чтобы нам не расстроиться от падения того, чья притворная набожность еще больше усилила застарелый порок зависти, но чтобы всей силою последовать смирению Пафнутия, которое породил не покой пустыни, но приобретенное между людьми уединенная пустыня образовала и усовершенствовала.
глава 17 О зловредности завистиСледует знать, что зависть труднее вылечить, нежели другие страсти. Ибо кого она однажды поразила своим ядом, для того, можно сказать, почти нет лекарства. Ибо она есть такая зараза, о которой образно говорится через пророка: вот, Я пошлю на вас змеев, василисков, против которых нет заговариванья, и они будут уязвлять вас (Иер 8, 17). Итак, правильно сравнивается у пророка с ядом смертоносного василиска укус зависти, ею первый заразился и погиб виновник и начальник всех вдов. Ибо сперва он сам себя погубил, прежде чем излил смертоносный яд на человека, которому позавидовал. Ибо завистью диавола смерть вошла в мир, подражают же ему соучастники его (Прем 2, 24). Как тот, который первый растлился заразою этого зла, не принял ни лекарства покаяния и никакого средства к исцелению, так и те, которые попустили уязвлять себя тем же угрызением, отвергают всякую помощь святого заклинания (Пс 57, 5, б); потому что они не по какой–нибудь вине других, а от счастья их мучатся, стыдятся обнаружить саму истину, а какие–нибудь посторонние, пустые и нелепые причины оскорбления приискивают. Так как эти причины ложны, то одно есть для них лекарство — извержение того смертоносного яда, который они не хотят обнаружить, скрывают в своем сердце. Об этом Премудрый хорошо сказал: если змей ужалит без заговаривания, то не лучше
