Вальтер Тробиш - Я любил девушку
Представь себе, что умер любимый сын твоего отца. Какие бы возникли разногласия из-за наследства! Какая борьба разгорелась бы между братьями, зятьями и племянниками! Может быть, кто-то обратился бы даже к магическим средствам. Не будем желать этого.
Во-вторых, я уяснил себе из твоего письма следующее: как все-таки Бог, несмотря на неразберихи в твоей семье, несмотря на вину миссии, осуществляет Свой план в твоей жизни! Даже вопреки всему этому Он призвал тебя в Свое Царство.
Бог проявлял Себя всегда. И в страданиях твоей матери, и в ненависти твоего отца.
Он познакомил нас друг с другом. Он даровал тебе веру. Он взял тебя за руку, Он вел тебя, несмотря на твое непослушание, несмотря на мои упущения. Он привел тебя к Сесиль. Какой это огромный труд! Но Он не ленился. Если мы что-то упускаем, Он не упускает ничего!
Ты говоришь, что письмо мое недостаточно практическое. Но я не в состоянии указать тебе на большее, чем Бог открыл мне для тебя. Часто Бог не предлагает нам решений. Он обращает наше внимание только на отдельные шаги к решению.
В Псалме 118 сказано: «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей». Бог не обещает нам что вооружит нас прожектором, который осветит наш путь так, что мы увидим Его. Он обещает нам светильник, и притом светильник для ног, который не распространяет света далеко. Он освещает только небольшой отрезок пути. Но ведь любое дело начинается с первого шага.
Твой первый шаг – опять найти работу. Я советую тебе посетить пастора Амоса и попросить его чтобы он снова принял тебя на работу. Я тоже напишу ему и спрошу его, может ли он сам лично побеседовать с отцом Сесиль. Но достаточно ли это для тебя?
А затем еще одно: тебе необходимо непременно самому поговорить с Сесиль. Не заботься о встрече. Женщина думает сердцем, а не головой. И в практических вопросах она гораздо изобретательнее мужчины. Ты можешь положиться на Сесиль. Любовь изобретательна.
Б…, 20 августа
Вальтер Т. – Сесиль
… Франсуа опять пишет мне. Он вышел из укрытия. Этого Вы достигли своим хорошим письмом.
Теперь Вам следует подготовиться к встрече. Возможно, что он будет ждать Вас после уроков или перед началом занятий. Подумайте о том, куда Вы могли бы пойти, чтобы спокойно поговорить друг с другом…
Б…, 29 августа
Вальтер Т. – пастору Амосу
Я пишу Вам сегодня относительно обстоятельств жизни и работы Франсуа. Вам известна его история. Я крестил его. Затем он стал учителем, и мне кажется, что в течение трех лет он показал хорошую работу.
Затем он вступил в связь с одной девушкой. Случай этот стал известен учащимся. Доложили и Вам о нем. У меня лично такое впечатление, что это было сделано намеренно. Его уволили с работы и на полгода лишили права участвовать в вечере Господней.
После этого случая я стал усиленно переписываться с ним. Копии некоторых своих писем я предлагаю ныне Вам, чтобы Вы могли создать себе об этой истории определенное представление. Переписка с ним вылилась в серьезный душепопечительный разговор, приведший к покаянию с последующим полным исповеданием. Больше ничего я не могу сказать, так как обязан хранить тайну исповеди. Могу только засвидетельствовать как попечитель его души, что он отнесся весьма серьезно к своему покаянию, что он принял прощение Христово и начал новую жизнь.
Нам следовало бы помочь ему и поддержать его в этот момент. Вы ведь знаете, что искушения сатаны после такого поворота на 180° особенно велики, если этот поворот истинен. Он особенно жестоко нападает на тех, в сердце которых произошел этот крутой поворот. Поэтому именно сейчас, когда он делает первые шаги в новой жизни, нам следует оказать Франсуа истинное братолюбие.
Прежде всего я хотел бы просить Вас, чтобы его допустили уже сейчас к вечере Господней. Насколько мне известно, Новый Завет запрещает участвовать в трапезе Господней только в том случае, если, несмотря на многократные предупреждения, человек продолжает пребывать в публично исповеданных грехах. Я не знаю ни одного случая, когда человека, который раскаялся и исповедал свой грех, подвергали бы церковному наказанию.
Напротив, как попечитель его души я убеждаю Франсуа не отказываться от участия в трапезе Господней. Сейчас, после своего падения, он, может быть, впервые в жизни поймет смысл и значение вечери Господней. Он почувствует, чем она фактически является – общением Иисуса с грешником.
Если мы отстраняем раскаивающегося грешника от участия в вечере, мы можем добиться противоположного – он воспримет вечерю как демонстрацию «праведных», которые своим участием в ней либо доказывают, что они не согрешили, либо, что не были пойманы с поличным.
Когда блудный сын возвратился в дом своего отца после нескольких лет распутной жизни (Лк. 15:11-32), отец не запер его на шесть месяцев в заднюю комнату, чтобы убедиться, истинно ли его раскаяние. Он обнял его, тотчас же принял его как сына и в знак прощения участвовал с ним в трапезе!
Факт, что Иисус ел вместе с грешниками, был для фарисеев и иудеев предметом великого раздражения. Для людей того времени это было равносильно богохульству. Поэтому они и распяли Его. Вот я и задаюсь вопросом, не раздражаемся ли и мы? Не распинаем ли мы снова Иисуса, лишая грешника права участвовать вместе с нами в одной трапезе?
Для Франсуа это большая проблема. Он пишет мне: Христос простил меня, а церковь не прощает. Но разве Христос и Церковь – две разные вещи?
Одновременно я хотел бы спросить Вас, нет ли возможности восстановить Франсуа на своей работе? Это было бы видимым признаком того, что церковь руководствуется не законом, а Евангелием, не наказанием, а прощением.
У меня для этой просьбы есть определенное основание: он познакомился с одной девушкой. Мне кажется, что они действительно любят друг друга и предназначены друг для друга. Но вот возникает проблема вена. Она представляется Франсуа особенно жестокой, так как у него нет семьи, которая могла бы оказать ему поддержку. Вам известны местные отношения. Отец девушки требует очень большую сумму, которая, как полагает Франсуа, явится только первым взносом.
Не могли бы Вы посетить эту семью? Как африканцу Вам легче решить этот вопрос, нежели мне, ибо Вы в состоянии реально оценить ситуацию.
Во всяком случае, я сердечно прошу Вас высказать свое мнение и дать ему совет.
Е…, 16 сентября
Франсуа – Вальтеру Т.
Вот мы и встретились.
Это была как бы первая встреча с Сесиль. Все изменилось.
В течение нескольких недель я жил у своей матери в маленькой деревеньке. Ежедневно я часами просиживал в полутемной хижине. Я останавливал свой взор на картинках из иллюстрированных журналов, которыми оклеены были стены, как будто они могли дать мне совет. Но они упорно молчали. В конце концов я больше не мог на них смотреть. Я оказался в плену, хижина стала моей темницей.
А вот теперь стены ее рухнули. Свобода! Внешне ничего не изменилось. Я беден, как и прежде. Совершилось только одно. Мы вновь встретились.
Один друг подвез меня на автомобиле. Ему необходимо было вернуться в тот же вечер. Поэтому в моем распоряжении было только два-три часа.
Я ждал у выхода из школы. Учащиеся шли толпой. Сесиль среди них не было. Это были мучительные минуты.
Наконец появилась и она, уже последней. Она, должно быть, увидела меня и потому ждала, пока все разойдутся. Не взглянув на меня, она подала мне руку. Я равнодушно коснулся пальцев ее протянутой руки. Сделал я это без всякого тепла, будто мы встречались каждый день.
Затем она сказала, как будто зная, что я обязательно приду сегодня: «Есть две возможности: мы можем пойти в кафе или в католическую церковь. Она всегда открыта».
Я предпочел католическую церковь, так как у меня не было денег, чтобы отправиться в кафе. Она находилась в получасе ходьбы от школы. Я шел впереди, она позади меня. Никто не мог бы подумать, что мы знакомы друг с другом.
Мне никогда не пришла бы в голову мысль отправиться в католическую церковь. Она действительно была открыта. Почему же наши евангельские церкви всегда закрыты?
Итак, мы вошли в церковь и сели на одну из задних скамеек. Мы не смотрели друг на друга. Каждый смотрел прямо перед собой.
Вы, конечно, хотите знать, о чем мы говорили. Я Вам этого сказать не могу. Мы молчали. Все случилось иначе, нежели я представлял себе. Она сказала: «Я рада, что ты приехал». Я: «Благодарю тебя за твое письмо».
Собственно, я хотел сказать ей что-то совершенно иное. Я собирался упрекать ее, а себя защищать. Однако ее присутствие лишило меня дара речи.
Мы просто молчали. Я даже не знаю, сколько времени это длилось. А время шло. Вы ведь понимаете: это молчание не было упрямством. Оно нас сблизило.
