Иоанн Мосх - Луг духовный
Глава 76. Потопление Марии грешницы
За мои-то грехи и вы все погибнете!
Вот что еще рассказал нам тот же авва Палладий. Хозяин одного корабля лично передавал ему, что однажды ему нужно было плыть с пассажирами обоего пола. Вышли в море. Между тем как другие корабли благополучно поплыли: одни — в Константинополь, другие — в Александрию, третьи — в иные места и для всех были попутные ветры, мы одни только не могли тронуться в путь и простояли неподвижно на одном месте целых 15 суток. Уныние и даже отчаяние овладели всеми. В особенности я, как хозяин корабля, сокрушался и о судьбе судна, и о пассажирах. И обратился я с молитвою к Богу. И вот однажды слышится мне голос кого-то незримого: «Брось в море Марию — и совершишь благополучно свое плавание!» Долго я размышлял в недоумении: что это значит. Кто такая эта Мария? И вот снова тот же голос: «Я сказал тебе: брось в море Марию — и вы спасетесь!» Среди размышлений об этом я вдруг вскрикнул: «Мария!» Я ведь и не знал никакой Марии. Женщина, лежавшая на своем ложе, отозвалась на мое восклицание и спросила: «Что тебе надо, господин?» «Сделай милость, подойди сюда!» — сказал я ей. Та встала и подошла. Удалившись от других, я обратился к ней со следующими словами: «Видишь ли, сестра Мария, какой я грешник — и все вы погибнете из-за меня». «Нет, господин мой, это я грешница», — глубоко вздохнув, произнесла она. «Какие же у тебя грехи?» «Увы, нет греха, которого бы я не совершила, и за мои-то грехи и вы все погибнете…». После этого она мне ответила следующее: «Я, государь мой, несчастная, была замужем, и у меня было двое детей: одному исполнилось девять лет, другому — пять. Муж мой скончался, и я осталась вдовой. Неподалеку от меня жил воин, и мне захотелось, чтобы он взял меня в жены. Я сама подсылала к нему кое-кого. Воин ответил: «Я не желаю брать за себя женщину, у которой есть дети от другого мужа». Узнав, что он не желает взять меня за себя из-за детей, но вместе с тем любя его, я, несчастная, зарезала своих детей и объявила ему: «Вот, теперь у меня нет никого!» Узнав о моем поступке с детьми, воин воскликнул: «Жив Господь Бог мой, Иже на небесах! Не возьму я ее за себя!» Испугавшись того, как бы не открылось мое злодеяние, и боясь смерти, я бежала». Выслушав рассказ женщины, я, однако, медлил и не решался бросить ее в море. Дай, думаю, еще сделаю опыт. «Смотри, — говорю ей. — Вот я войду в лодку, и если корабль поплывет — знай, что мои грехи причиной его стоянки». Зову матроса, и говорю ему: «Спусти лодку!» Схожу в лодку — ничего: ни корабль, ни лодка не двигаются с места. Тогда, взойдя на корабль, обращаюсь к женщине: «Сойди-ка ты теперь в лодку». Та исполнила мое требование, и в ту же минуту лодка закружилась и, повернувшись раз пять, пошла ко дну. Между тем, корабль понесся с такой быстротой, что в три дня мы совершили плавание, которое продолжалось обыкновенно пятнадцать дней.
Глава 77. О том, как три слепца лишились зрения
Получили хороший урок.
Однажды вместе с господином Софронием мы пришли в дом софиста Стефана, чтобы заняться с ним. Было около полудня. Он жил близ храма Пресвятой Богородицы, именуемой «Дорофеи». Храм был воздвигнут блаженным папой Евлогием. На наш стук в дверь выглянула отроковица и сказала нам: «Он еще спит. Подождите немного». Тогда я говорю господину Софронию: «Пойдем на Тетрапил и там посидим». Местность Тетрапила в большом уважении у александрийцев. Говорят, что основатель города Александр, взявши из Египта останки пророка Иеремии, похоронил их там. Придя туда, мы никого не нашли, кроме троих слепцов; было, как уже сказано, около полудня. Молча и, не говоря ни слова, мы подсели к слепцам со своими книгами в руках. Слепцы вели беседу между собой, и один из них говорит другому: «Как ты ослеп?» «В молодости я был матросом, — отвечал собеседник. Мы плыли из Африки, и в море я вдруг разболелся глазами, так что не мог и ходить. У меня на глазах появились бельма, и я ослеп». «А ты как ослеп? — спросил тот же слепец другого товарища по несчастью. «Я был стекольщиком по ремеслу — отливал стекла. Брызги попали мне в глаза, и я ослеп». «Ну, а ты сам каким образом потерял зрение?» — спросили оба слепца первого. «Сказать вам по правде, — отвечал тот, — в молодости я ненавидел труд, к тому же был и мот. Дошло до того, что мне нечего было есть, и я принялся за воровство. Однажды, уже совершив много преступлений, я стал на площади. Смотрю — хоронят покойника, роскошно разодетого. Иду за процессией, чтобы заметить место погребения. Обошли церковь св. Иоанна и, положив покойника в склепе, разошлись. Тогда я, оставшись один, вхожу в склеп. Сняв с покойника одежды, я оставил на нем только один саван (собственно полотно, в которое было обернуто тело). Я уже собирался выйти, много забрав, как дурная привычка моя шепнула мне: прихвати-ка и саван, он из дорогой материи. Вот я и вернулся — на горе себе! Как только снял я саван, обнажив совершенно мертвеца, вдруг он встает прямо передо мною и простирает обе руки ко мне… Ощупав пальцами мое лицо, он вырвал мне глаза. Тогда я, несчастный, бросив все, с большой горестью и с ужасом ушел из могилы. Вот и я вам рассказал, как я ослеп…». Выслушав это, господин Софроний кивнул мне головой. Мы поднялись и отошли от них. «Ну, достопочтенный авва, — сказал он мне, — сегодня мы не будем более заниматься, потому что получили хороший урок». Получив назидание, мы записали это, чтобы и вы, узнав об этом, извлекли себе пользу. Сущая правда, что никто, творящий злое, не скроется от очей Божиих. А рассказ этот мы сами слышали из уст пострадавшего.
Глава 78. Изумительное чудо умершей девицы, удержавшей грабителя и не отпускавшей его, пока тот не дал обещания стать иноком
О, бедное человечество!
Когда мы находились в Феаполе, авва Иоанн, игумен монастыря Гигантов, рассказал нам нечто подобное: «Незадолго пришел ко мне молодой человек. «Ради Бога, прими меня, — говорил он. — Я желаю раскаяться». Говоря это, он проливал слезы и вообще имел вид человека, совершенно убитого горем. «Скажи мне, — спросил я его, — что привело тебя в такое сокрушение?» «О, отче, я — великий грешник…». «Поверь мне, чадо, — говорю ему, — что как бы ни были велики и разнообразны прегрешения, есть и много целительных средств. Только если ты подлинно желаешь исцеления, скажи всю правду о себе, чтобы я мог назначить соответствующую епитимию. Одним способом врачуется блудник, другим — убийца, третьим — лживый врач. И совсем иное нужно для сребролюбца». Юноша залился слезами и с громкими воплями ударял себя в грудь. От необычайного душевного волнения у него захватывало дух, и он не мог выговорить ни одного слова. Видя, что при его отчаянии и невыразимой скорби он даже не в силах рассказать о своем несчастии, я говорю ему: «Чадо, выслушай меня: соберись сколько-нибудь с мыслями и скажи мне, в чем дело. И Христос Бог наш пошлет тебе Свою помощь. По Своему неизреченному человеколюбию и бесконечному милосердию Он все претерпел ради нашего спасения: обращался и с мытарями, и не отверг блудницу, и разбойника принял, и назван был другом грешников, наконец, претерпел и крестную смерть. С радостью примет Он и тебя в Свои объятия, видя твое раскаяние и обращение. Он не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему». Тогда, сделав над собой усилие и несколько воздержавшись от слез, юноша начал говорить. «Отче, я исполнен всякого греха, недостоин неба и земли… Два дня тому назад я услышал, что у одного из вельмож этого города умерла дочь-девица и была погребена в склепе за городом в дорогих нарядах. По привычке к гнусному занятию я ночью пришел в склеп и начал раздевать ее… Снял все, что на ней было… Не пощадил даже последней сорочки — и той лишил ее… всю обнажил, как ее мать родила… Я уже хотел выйти из гробницы, как вдруг она поднимается прямо передо мною и, протянув левую руку, хватает меня за правую… «Так-таки, негодный человек, тебе и нужно было обнажить меня? — вскричала умершая. — И ты не устрашился Бога? Не побоялся и последнего воздаяния на Страшном Суде?! И не жаль тебе меня умершей во цвете лет? И не постыдился ты общей матери — природы? Но ведь ты — христианин!!! Так-таки нагою, по-твоему, по-твоему я должна предстать пред Христом?! И мой пол не устыдил тебя?! Не женщина ли родила также и тебя? Не обесчестил ли ты вместе со мною и свою мать? Какой ответ, какое оправдание, несчастнейший из людей, принесешь ты пред Страшным Судилищем Христовым?… При жизни ни один чужой глаз не видал лица моего, а ты после смерти и погребения обнажил меня и видел мое нагое тело?! О, бедная человеческая природа, в какую бездну зла низверглась ты! С какими чувствами, как с такими руками приступишь ты к принятию Святейших Тайн Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа?!». Пораженный всем виденным и слышанным, я дрожал от ужаса и едва мог выговорить: «Отпусти меня… Я никогда не буду делать ничего подобного…». «Да, ты по своей воле пришел сюда, но выйти отсюда не от тебя зависит!.. Эта гробница может сделаться общей для нас обоих… Впрочем, не думай, что смерть немедленно поразит тебя, но после долгих мучений страшным образом ты испустишь злую душу твою…». Тогда я принялся со слезами умолять ее, чтобы отпустила меня. Я клялся всемогущим Богом, что никогда не буду совершать столь гнусных и беззаконных поступков. После усиленных продолжительных просьб и обильных слез она, наконец, ответила мне: «Если желаешь остаться в живых и избавиться от настоящей беды, дай мне слово, что, если я отпущу тебя, ты не только бросишь эти отвратительные и нечистые дела, но немедленно отречешься от мира, сделаешься иноком и, раскаявшись в своих поступках, будешь служить Христу». «Не только то, что ты говоришь, — клялся я, — нет, — я не зайду даже сегодня в дом мой, но прямо отсюда иду в монастырь». «Одень меня по-прежнему», — сказала девица. И лишь только я одел ее, она снова пала на ложе и стала мертвой. А я, несчастный грешник, выбежав из гробницы, пришел сюда. Выслушав рассказ юноши, я успокоил его, говоря ему о покаянии и воздержной жизни, и затем постриг его. Облачив в иноческое одеяние, я затворил его в горной пещере внутри города. Он воздал благодарность Богу и теперь подвизается для спасения души своей.
