Α. Спасский - Α. Спасский История догматических движений в эпоху Вселенских соборов
Для того, чтобы ответить на этотъ вопросъ, намъ нужйо было бы точно знать те воззрения на Троицу, какия проповедовалъ Каллистъ въ отличие отъ Ипполита и Савеллия. Къ сожалению, ο собственныхъ воззренияхъ Каллиста сохранились столь неопределенныя и неясныя сведения, что еще доселе возможны диаметрально противоречивыя суждения ο нихъ. Характеристику учения Каллиста о Троице даетъ только одинъ Ипполитъ, против–никъ его, который никогда не понималъ его учения и виделъ истину единственно въ своихъ собственныхъ убежденияхъ, фанатически защищаемыхъ имъ. Уже одно то, что Каллистъ не принялъ сторону Ипиголита, осудивъ его учение, служило явнымъ знакомъ его савеллианства и каждое выражение Каллиста, направленное противъ его субординационизма, онъ естественно склоненъ былъ истолковывать въ смысле сочувствия модализму. Поэтому, неправы те изследоватеди, которые безъ всякихъ ограничений, доверяя Ипполиту, прямо считаютъ Каллиста монархианиномъ. Отъ такого поспешнаго заключения насъ долженъ предостерегать тотъ несомненный фактъ, что Каллистъ отлучилъ отъ церкви Савеллия, самаго виднаго представителя модалистичеекаго учения того времени. Но неправы и те историки, которые въ воззренияхъ Каллиста усматриваютъ чуть–ли не ту же самую точку зрения на спорный вопросъ, на какой стояли никейские отцы. Это точка зрения была далека отъ эпохи Каллиста и всего менее могъ возвыситься до нея такой человекъ, какъ Каллистъ, не получивший достаточнаго образования, не владевший даже надлежащей богословской терминологией, какъ даетъ заметить это известие Ипполита. Вероятнее всего, Каллистъ никогда не приводилъ въ систему своего учения ο Троице просто по своей неспособности къ этому, и довольствовался только отрывочными и случай–ными замечаниями, которыя онъ высказывалъ то вопреки Савеллию, то въ полемике съ Ипполитомъ. Однако и изъ этихъ отрывочныхъ замечаний, сохраненныхъ Ипполитомъ, можно хотя отчасти возстановить основные пункты воззрений Каллиста. По всемъ видимостямъ, онъ стремился придать церковный характеръ темъ чистымъ элементамъ, какие заключались въ модализме. Вопреки Ипполиту, субординационизму, Каллистъ определялъ Божество, какъ единый нераздельный духъ—логосъ, лишь по имени различаемый, какъ Отецъ и Сынъ. Не иное Отецъ, — говорилъ онъ, и не иное Сынъ…, я не называю двухъ боговъ, но одного. И во Христе открылось полное Божество, потому что духъ, принявший плоть отъ девы былъ не иное что въ отношении къ Отцу, но то же самое. Видимое во Христе былъ Сынъ, духъ же,заключавшийся въСыне,есть Отецъ, но пострадалъне Отецъ, но Сынъ. Во всехъ этихъ фразахъ, кожечно, веетъ духъ модализма, новъ то же время замечаются некоторыя, хотя и недостаточно твердыя попытки, провести границы между модализмомъ и дерковнымъ учениемъ. Отецъ и Сынъ— одно, но все–таки они различаются между Собой, хотя бы и по имени, и страдаетъ не Отецъ, но Сынъ. Труд–нее определить то, что разумелъ Каллистъ, называя Отца и Сына εν πρόςωπον. При неустановившейся терминологии того времени и при неопытности Каллиста въ богослов–скомъ языке возможно допустить, что и подъ этимъ терминомъ онъ понималъ πνεϋμα—духъ, какъ нераздельную сущность Вожества. Несомненнымъ остается только то, что Каллистъ не разделялъ ни учения Ипполита, ни воззрений Савеллия: подобно многимъ другимъ членамъ своей церкви онъ ясно виделъ неудовлетворительность обеихъ партий и въ то же время понималъ ихъ относительную истинность, но не умелъ формулировать свои убеждения въ положительныхъ тезисахъ. И Савеллию, и Ипполиту онъказалея человекомъ двоедушнымъ, то соглашающимся съ ними, то отвергающимъ ихъ, на самомъ же деле Кал–листъ стоялъ на среднемъ пути, пути более правильномъ и только искалъ средствъ определить этотъ путь теоретически. Значитъ въ лще Каллиста мы наблюдаемъ до–никейскую богословскую мысль въ тотъ периодъ ея истории, когда подъ влияниемъ монархианства, сознавъ недостаточность богословия апологетовъ, она ощущала внутреннюю потребность найти лучшую более удовлетворительную формулу для своего содержания, но, поставленная между двумя крайностями, не находила ее, довольствуясь лишь отрицаниемъ этихъ крайностей. Она искала новыхъ словъ и новыхъ разъяснений, и они не замедлили явиться.
Тертуллианъ и стоицизмъ. Завершение догматическаго развития на Западе.
Въ то время, какъ малоученые римские епископы Зефиринъ и Каллистъ колебались между монархианствомъ Клеомена и Савеллия и субординацианствомъ Ипполита, въ церкви уже действовали два писателя, учение которыхъ ο св. Троице начало освобождаться отъ крайностей того и другого направления и по своимъ достоинствамъ составило целую эпоху въ истории этого догмата. То были Тертуллианъ для Запада и Оригенъ для Востока. На общецерковную деятельность оба они вступили тогда, когда монархианское движение вполне сформировалось, и многому научились отъ него. Будучи высокообразованными людьми, хорошо понимавшими потребности своего времени, они вполне сознали, что для победы надъ монархианствомъ недостаточно одного обличения несостоятельности его воззрений, одного отвержения или отлучения учителей монархианства. Для нихъ не было тайной, что сила монархианскаго движения основывалась не столько на убедительности доводовъ, сколько на факте техъ недостатковъ, какие монархиане указывали въ современномъ имъ богословии и разоблачениями которыхъ тревожили верующую совесть простыхъ христианъ. Поэтому, и своей задачей они поставили не полемику только съ монархианами, но преимущественно положительное раскрытие церковнаго вероучения, уяснение въ немъ техъ пунктовъ, на слабости которыхъ опирался успехъ монархианства. И эту задачу они выполнили блистательно для своего времени: въ лице ихъ богословская мысль сделала такой шагъ впередъ, который более не повторялся за весь доникейский периодъ.
Эти новыя стремления, начавшияся въ богословии подъ воздействиемъ монархианства наглядно сказались на Тертуллиане. Тертуллианъ еще не покидаетъ точки зрения апо–логетовъ; онъ усваиваетъ себе ихъ логологию и даже развиваетъ ее съ большею резкостью, чемъ его предшественники: этою чертою своего учения онъ тесно соприкаеается съ предшествующей апологетической стадией развития, являясь прямымъ ихъ продолжителемъ. Но онъ уже не удовлетворяется вполне воззрениями апологетовъ и вноситъ въ нихъ существенныя дополнения и поправки. Борьба съ монархианствомъ побуждаетъ его останавливаться на разъяснении такихъ вопросовъ въ учении ο Троице, какие никогда не предпосылались уму апологетовъ, и онъ построяетъ это учение съ такою полнотою и отчетливостью, что его можно назвать первымъ церковнымъ писателе, начинающимъ собой специальную литературу объ этомъ догмате. Эта двойственность въ богословскихъ воззренияхъ Тертуллиана, то сближающая его съ апологетами, то ставящая во главе последующей истории ученияоТроице, объясняется особенностями его историческаго положения. Тертуллиавть стоялъ въ более близкихъ отношенияхъ къ монархианству, чемъ его молодой современникъ Оригенъ. Онъ лицомъ къ лицу сталкивался съ руководителями монархианскаго движения и велъ съ ними борьбу въ литературе и жизни. И свое учение ο Троице онъ развилъ подъ непосредственнымъ воздействиемъ монархианства, изложивъ его въ сочинении противъ Праксея, перваго провозвестника модализма на Западе. Какъ человекъ, для котораго опровержение монархианства было жизненной задачей, Тертуллианъ не могъ взглянуть на него безпристрастно и оценить то; что было истиннаго и вернаго въ полемике монархианъ противъ апологетическаго богословия, не смущаясь темъ, что источникъ его лежалъ въ презираемой имъ философии и, въ противоположность монархианству, не только усвоилъ его себе, но воспроизвелъ его почти съ теми же недостатками. Но эта же двойственность воззрений Тертуллиана придаетъ имъ особый интересъ, историкъ со всею выпуклостью можетъ наблюдать въ нихъ завершение прежнихъ стремлений богословской мысли и начало новаго движения, нашедшаго свое полное осуществление въ IV веке.
Для удобства обозрения мы находимъ полезнымъ различить въ его богословской системе две стороны, на которыхъ выразилась отмеченная выше двойственность его взглядовъ: а) сторону генетическую, т. — е. вопросъ ο томъ, какимъ образомъ и почему единый въ Себе Богь проявилъ Себя въ трехъ лицахъ и б) сторону онтологическую, т. — е. учение ο томъ, что такое Троица сама по себе и какъ должно мыслить бытие въ ней трехъ лицъ. Въ генетической части своего учения Тертуллианъ и является продолжателемъ апологетовъ.
Α., Существо Божие Тертуллианъ наделяетъ такими же абстрактными свойствами, какъ и все апологеты. Богъ есть бытие неизменяемое, лишенное всякаго определения (iniormabilis), безсмертное и абсолютное. Онъ высшее благо, устроенное въ вечности, нерожденное, безъ начала и безъ конца, невидимъ и отделенъ отъ мира. Первоначально Богъ былъ одинъ, будучи самъ для себя и миромъ, и местомъ и всемъ: ничего другого не существовало кроме Его, но въ то же время Онъ былъ и многимъ; искони Онъ имелъ въ Себе разумъ или Слово (λόγος, ratio, sermo) и въ Немъ молча обдумывалъ и предначертывалъ то, что имелъ сказать чрезъ Heгo впоследствии (tacite cogitendo et disponendo secum, que per sermonem mox erat dicturus. До творения это Слово не стояло еще въ отдельности отъ Бога, не исходило отъ Heгo и рождалось только въ мысли, подобно разуму, находящемуся въ человеке. Когда же Богъ сказалъ: да будетъ светъ, тогда Слово Его въ подлинномъ смысле родилоеь отъ Heгro (tunc igitur sermo speciem et ornatum suum sumit) стало Сыноьгь единороднымъ, (unigenitus, ut solus ex Deo genitus) существующимъ Отцу въ раздельностиотъНего, какъ res substantiva. Чрезъ Сына получилъ бытие и Духъ Св., а такъ какъ Сынъ въ качестве отдельнаго отъ Бога лица явился лишь предъ сотворениемъ мира. то ясно, что и исхождение Духа не могло иметь места ранее этого ссбытия. Такимъ образомъ, троичность лицъ въ Боге не есть нечто первоначально данное въ своей определевности; въ возможности, въ мысли Божества она существуетъ до творения, въ действительности же она возникаетъ съ начальнымъ моментомъ миротворения. «Было время, когда не было Сына, Который сделалъ Бога Отцомъ. Когда Богъ восхотелъ «субстанции и виды substantias et species» въ Немъ привести въ реальность, Онъ извелъ (protulit) Слово, чтобы осуществить все — universalia чрезъ того, при содействии кого оно обдумано и предопределено. Въ полномъ согласии съ основными положениями апологетовъ, Тертуллианъ стоитъ и тогда, когда онъ раскрываетъ учение ο подчиненности Сына и Духа Отцу. Сынъ и Духъ суть изведения Отца, явившияся въ начале миротворения и, какъ органы мироуправления, не могутъ быть равными Ему по Божеству. Они суть слуги Его, officiates, подобные служилымъ людямъ. исполняющимъ волю монарха въ человеческомъ общежитии. Богъ могъ бы извести изъ Себя столько слугъ. сколько пожелалъ бы, и если Онъ ограничился только двумя, то это зависело исключительно отъ Его воли. Отецъ есть полнота бытия (plenitudo, плирома), Сынъ же есть только некая доля (portio). Самъ Сынъ заявляетъ, что Отецъ больще Его. Сынъ ничего не делаетъ безъ воли Отца и всю власть Свою наследуетъ отъ Него. Богъ невидимъ вследствие полноты Его величия (pro pienitudin e majestatis). Сынъ же видимъ по мере происхождения (pro modulo derivationis). Отецъ есть αύτόθεος (ipso deus), Сынъ же можетъ быть названъ Богомъ, только въ непрямомъ смысле, какъ некоторая доля его субстанции.
