Мери Латьенс - Жизнь и смерть Кришнамурти
УПОЕННЫЙ БОГОМ
Послание Учителя, полученное Кришной в Сиднее, оказало на него сильное влияние. 12 августа он писал леди Эмили о том, что в последние две недели по полчаса каждым утром и перед сном медитировал над ним. «Я собираюсь восстановить связь с Учителями, в конце концов, это единственное, что в жизни имеет смысл». 5 дней спустя, 17 августа он пережил трехдневный опыт, полностью перевернувший его жизнь. Отчет об этом, хотя и неполный, написанный Нитьей, был отправлен миссис Безант и Ледбитеру:
«Наш коттедж находится в верхней части долины, поблизости никто не живет, кроме мистера Варрингтона, коттедж которого в нескольких ярдах отсюда; мы с Кришной и мистером Варрингтоном пробыли здесь почти восемь недель, отдыхая и прекрасно проводя время. Как-то нас навестил мистер Вальтон, генеральный викарий либеральной католической церкви в Америке, у которого дом в долине, а Розалинда, молодая американка, остановилась на неделю — две неподалеку, проводя время с нами. Около двух недель назад, когда мы все пятеро были вместе, произошел случай, о котором я и хочу рассказать.
О подлинном значении происшедшего, о настоящей его важности, конечно, сможете поведать нам вы; мы же здесь, кажется, перенеслись в мир, где опять на какое-то время Боги ходили среди людей, изменив нас так, будто мы нашли путеводную звезду. Думаю, не будет преувеличением сказать, что происшедшее глубоко изменило нас.
По правде говоря, лишь Кришне под силу восстановить ход событий, поскольку остальные были простыми зрителями, стараясь помочь по мере необходимости; но он не помнит деталей, поскольку большую часть времени находился вне своего тела; мы же сохраняем ясность восприятия, так как наблюдали за ним особо внимательно, чувствуя, что тело его частично было вверено нам. Поскольку мистер Варрингтон не может похвастаться здоровьем, а мне запрещено много двигаться, лучше всех заботиться о Кришне смогла Розалинда, за что, думаю, она вознаграждена (она допущена к испытанию).
Вечером, в четверг семнадцатого, Кришна чувствовал себя немного уставшим и беспокойным, и мы заметили сзади, посередине шеи болезненную шишку, напоминавшую сморщенный орех. На следующее утро до завтрака с Кришной было все в порядке, пока он не лег отдыхать. Мы с Розалиндой сидели снаружи, а мистер Варрингтон и Кришна в доме. Розалинда вошла на зов мистера Варрингтона и увидела, что Кришна выглядел совершенно больным, метаясь в кровати со стоном, словно от сильной боли. Она подошла, присела на кровать, пытаясь понять что происходит с ним, но Кришна не дал внятного ответа. Он снова начал стонать, по телу прошла дрожь, он сжал зубы и прижал руки, унимая ее. Он вел себя как больной малярией, если бы не жаловался на сильный жар. Розалинда смогла на мгновение унять его дрожь, затем снова его затрясло от лихорадочного озноба. Он оттолкнул Розалинду, жалуясь на невыносимый жар, глаза его обезумели. Розалинда снова присела рядом, пока он опять не успокоился, когда она взяла его за руку, утешая, словно мать ребенка. Мистер Варрингтон сидел в другом конце комнаты, понимая, как говорил он позже, что с телом Кришны происходит что-то вследствие космического, а не физического влияния. Бедная Розалинда, поначалу встревоженная, вопросительно глянула на мистера Варрингтона, заверившего ее, что все будет хорошо. Но в течение утра наступило ухудшение, и когда я вошел и сел рядом с Кришной, он снова стал жаловаться на адский жар, говоря о том, что все мы — комок нервов, и как он устал от нас, через каждые несколько минут он приподнимался с кровати, отталкивая нас; и снова начинался озноб. Он находился в полубессознательном состоянии, бредя об Адьяре и его жителях, будто они присутствовали здесь; затем снова он лежал тихо, пока шелест шторы или стук окна, отдаленный звук сенокосилки с поля не пробуждали его снова, и он в тишине стонал, призывая тишину и покой. С настойчивостью каждые несколько минут он отталкивал Розалинду, когда начинал страдать от жары, а затем снова хотел, чтобы она была рядом.
Я сидел неподалеку, но не слишком близко. Мы делали все возможное, чтобы в доме было спокойно и темно, но едва заметные шорохи неизбежны; Кришна же так реагировал на малейший звук, что нервы его натягивались как струна.
К ланчу он успокоился, явно почувствовал себя в порядке и был в полном сознании. Розалинда принесла ланч, он поел; пока мы ели, он лежал спокойно. Через несколько минут он снова стонал и теперь, беднягу вырвало. Так продолжалось всю вторую половину дня; он дрожал, стонал, метался в полубреду, словно страдая от боли. Довольно странно, что когда пришло время приема пищи, хотя он сам ничего не ел, его отпустило и Розалинда смогла покинуть его на время, чтобы поесть; к вечеру он успокоился и проспал всю ночь.
На следующий день, в субботу, после ванны все началось снова, он все чаще терял сознание. Это продолжалось весь день с регулярной передышкой, чтобы немного отдохнуть и дать Розалинде поесть.
Но самым тяжелым днем оказалось воскресенье; именно в воскресенье мы стали свидетелями чудесного разрешения. В течение трех дней мы все старались не терять головы и не проявлять эмоций. Розалинда три дня провела у постели Кришны, готовая в любую минуту помочь и уходя по его желанию. Как прекрасна была она рядом с ним, изливая свою любовь полностью беспристрастно и бескорыстно. До того, как все случилось, мы заметили эту черту ее характера, и хотя мы задавались вопросом, может ли женщина быть в такой момент рядом, происшедшее показало, что, вероятно, провидение привело ее сюда, чтобы оказать помощь Кришне и всем нам. Хотя ей было только девятнадцать, и она почти ничего не знала о теософии, она сыграла в те три дня роль великой матери.
В воскресенье, как я уже говорил, Кришне стало значительно хуже, он жестоко страдал, дрожь и жар усилились, а его сознание становилось все более и более прерывистым. Когда, казалось, он контролировал свое тело, он все время говорил об Адьяре, Анни Безант, членах Пурпурной организации в Адьяре (внутренней группе, созданной миссис Безант, отличительным знаком которой были пурпурные шелковые шали); ему все время представлялось, что он в Адьяре. Он вскрикивал: «Хочу в Индию! Зачем меня привезли сюда? Не знаю, где я». И повторял снова и снова до бесконечности: «Не знаю где я». Если кто-то в доме двигался, он тут же вскакивал с постели; каждый раз, входя к нему, мы предупреждали его об этом. Ко времени вечерней трапезы, к шести часам, он оставался спокоен, пока мы не закончили еду. Вдруг весь дом наполнился, казалось, ужасающей силой, а Кришна казался одержимым. Он никого не подпускал к себе, начал горько жаловаться о грязи, нечистой постели, невыносимой грязи в доме, грязи вокруг, и голосом, полным боли, сообщил о желании уйти в лес. Теперь он громко всхлипывал, мы не осмеливались прикасаться к нему, не зная что делать; он встал с кровати, присел на полу в дальнем углу комнаты, громко причитая о том, что хотел бы отправиться в индийские джунгли. Вдруг он объявил о намерении одному отправиться на прогулку, мы вынуждены были отговорить его, поскольку считали его состояние неподходящим для ночных хождений. Когда он пожелал остаться один, мы оставили его и собрались снаружи на веранде, где он вскоре присоединился к нам, неся в руке подушечку и расположившись как можно дальше от нас. Немало силы и сознания потребовалось ему чтобы выйти, но он снова удалился от нас, и его тело, бессвязно бормотавшее, было оставлено там на веранде.
То была странная группа на веранде — мы с Розалиндой сидели на стульях, мистер Варрингтон и мистер Валтон напротив, лицом к нам, на скамье, и Кришна справа от нас в нескольких метрах. Солнце село час назад, мы сидели лицом к отдаленным холмам, пурпурным на фоне бледного неба и сгущавшихся сумерек, почти не разговаривая, с чувством неизбежного разрешения; все мысли и чувства наши напряглись от странного умиротворяющего ожидания великого события.
Затем на мистера Варрингтона снизошло наитие свыше. Перед домом, в нескольких метрах, росло небольшое молодое перцевое дерево с листочками нежно-зеленого цвета, которое в ту пору цвело, благоухая и привлекая весь день жужжащих пчел, маленьких канареек и ярко окрашенных птиц. Он мягко побудил Кришну пойти под это дерево; поначалу Кришна воспротивился, затем отправился сам.
Теперь нас освещало звездное небо; Кришна сидел под Кроной нежной листвы, черневшей на фоне неба. Он все еще бессвязно бормотал, но вдруг наступило облегчение, и он крикнул нам: «Почему вы раньше не послали меня сюда?» Затем наступила короткая пауза.
Далее Кришна начал распевать. Ни слова не сошло с его уст за три дня, тело было измотано от страшного перенапряжения; слабым голосом он напевал молитву, которую пели ежевечерне в молельне в Адьяре. Затем тишина.
Давно в Таормине, когда Кришна созерцал красивое изображение нашего бога Гаутамы (Будды) в нищенском одеянии, мы почувствовали блаженный момент великого присутствия Неизреченного, ниспославшего мысль. И вновь этой ночью, когда Кришна закончил под деревом хвалебную песнь, я подумал о Татхагате (Будде) под священным деревом.
