Роман Ключник - Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии
И любая попытка приступить к изучению этой темы — тут же обзывается страшным словом — «расизм» или «нацизм», за которым, уже установленным кем-то порядком, идёт обязательно — «фашизм». Загадочно — не правда ли? Вспомните, кто чаще всего радикально выступает против изучения этого предмета, этой данности Природы?
Во-вторых, можно смело утверждать, что — человек не Ангел, и в каждом человеке есть много и плохого и хорошего — и это естественно, что опять же определено Природой. И с этим никто не спорит. Но когда аналогичная речь заходит о нациях или о нации, то тут присутствует полный отрыв от реальности, полная утопия — абсолютная идеализация…, как и с понятием «народ». Человечество когда-то должно вырасти и повзрослеть — и избавиться от этой удобной фикции, лжи и взглянуть на себя реально, правдиво.
В-третьих, (которое одинаково может быть — «во-первых») — цель изучения должна быть абсолютно положительной — лучше узнать другие нации, чтобы, имея достаточные знания — легче находить общие точки взаимопонимания, избегать конфликтных ситуаций, лучше действовать в интересах своего народа, своей страны.
Эта наука, несмотря на её необходимость, — не всем будет нравиться. Каждый хочет слышать про себя только хорошее, и раздражённо, иногда даже агрессивно будет относиться к негативным оценкам, при этом понимая, что ангелов среди людей не бывает. Из человеческого опыта, из истории легко спрогнозировать и отношение к этой науке и к самому исследованию представителей еврейской нации. Но, как заметил наш великий современник А. И. Солженицын:
«Я замечал, что именно евреи чаще других настаивают: не обращать внимания на национальность… И я готов был шапкою хлопнуть оземь: «Согласен! Давайте! С этой поры… Едва ли не больше всего различают люди в людях — почему-то именно нацию. И, руку на сердце: настороженней всех, ревнивее и затаённее всех — отличают и пристально отслеживают — именно евреи», «До лагерей и я так думал: «наций не надо замечать», никаких наций вообще нет, есть человечество.
А в лагерь присылаешься и узнаёшь: если у тебя удачная нация — ты счастливчик, ты обеспечен, ты выжил! Если общая нация — не обижайся…».
Писатель Аркадий Львов как-то признался: «Десятилетним мальчиком я выискивал евреев среди учёных. Среди писателей, среди политических деятелей… и я гордился сталинским наркомом Кагановичем… Я гордился Свердловым, гордился Урицким… гордился Троцким — да, да Троцким!» (у Солженицына). И это нормально, в подобном может признаться человек любой национальности, смолоду пытающийся выяснить свою «породу» — кто его дедушки и прадедушки, кто его народ, может ли он ими гордиться…
Но в еврейской нации бросается в глаза в этом аспекте — огромное количество национальных организаций в любой стране, к тому же — свои национальные библиотеки, национальные университеты и т.д. — ни одна нация так трепетно не относится к себе, так себя не выделяет и не отделяет.
История как наука — это не просто перечисление и констатация фактов. Это, прежде всего, осмысление их, анализ и мудрость в виде выводов, которые могут пригодиться в будущем. Поэтому мы имеем дело не просто с историей, а с философией истории. Эта философия не имеет ничего общего с оторванными от реальной жизни бесполезными рассуждениями. Всё это исследование и задумано, чтобы результат его, выводы, полученные знания — кто-то мог конкретно использовать в своей жизни, в жизни окружающих людей и, возможно, всего общества. Поэтому эту философию я называю — «прагматической философией», «практической философией» или сокращённо — «пра-философией».
Мировоззрение, философия, представленная в этой книге, сильно отличаются от того, что преподают в вузах современной России, тем более от того, — что преподавали ранее. Пра-философия — является не новым, но давно забытым самым старым и самым первым руслом философии в истории человечества, науки, которая исходит из фактов и строгой логики. Отсюда, пра-философия — как сугубо практическая философия или прагматическая философия. Отсюда и вся серьёзность её и оригинальность — как своеобразного, современного философского «спаса».
Поэтому и такой интерес к истории еврейского народа, ибо считаю, что этот великий народ выработал очень эффективную прагматичную философию жизни, благодаря которой закономерно процветает.
В данном случае история, философия и другие науки рассматриваются не разрозненно, в отрыве друг от друга, а наоборот — так как есть в жизни, — как совместно идущие рука об руку, влияющие друг на друга и, таким образом, совместно развивающиеся. Человек перед тем, как совершить действие-поступок, много размышляет над этим, раздумывает, то есть философствует. А когда, наконец, поступок совершён, то он становится уже достоянием истории. Над ним, в свою очередь, опять размышляет другой человек, чтобы поступить так же или иначе. Третий же анализирует поступки обоих и принимает решение по руководству коллективом или государством. Так философия, история и идеология тесно переплетаются друг с другом.
Интересной была реакция некоторых учёных из питерских вузов на мою первую книгу. Например, один петербургский авторитет в области философии то ли утверждал, то ли одновременно спрашивал меня — ведь невозможно одному человеку перелопатить, тем более проанализировать такой объём информации; поэтому понятно, что на меня работала целая группа учёных, как минимум какая-то кафедра. Я отвечал, что вообще не работаю в этой области, и философия — это моя любовь, хобби, что я не заканчивал никакого философского факультета и философию изучал самостоятельно.
Так как в СССР на этот засекреченный, таинственный факультет принимали только коммунистов и по рекомендациям обкомов, — а я после школы не был даже и комсомольцем, — поэтому меня не допустили к вступительным экзаменам на философский факультет университета.
Другие же, когда получали ответ на вопрос: где изучал философию (?), брезгливо отворачивались или умудренно бросали фразу, — что почти каждый человек в определённом возрасте начинает философствовать… Хотя некоторые из этих умников, которые всё-таки удосужились внимательно прочитать мою книгу, затем эмоционально признавались мне в любви.
В моих книгах предпринята попытка анализа последних исследований, публикаций по истории, философии, политологии, социологии опубликованных в России с начала 90-х годов и до 2005 года, и на основе этого сделаны суммарные выводы. При этом обращаю особое внимание — в этой книге не стоит задача раскрыть полностью историю России, а только ту её часть, которая связана с современной историей и с историей еврейского народа.
Суровый критик может обвинить меня в использовании большого количества цитат и недостатке прямого авторского текста, как это сделал Геннадий Костырченко («Из-под глыб века»), обвинив А.Солженицына, — что книги им написаны в жанре исторической публицистики, что там — «историко-публицистический коллаж цитат» и мало прямого авторского текста, и этим он якобы — имитировал исследовательскую объективность. — Всю подобную критику можно применить и к моим книгам.
Но как достигается и признаётся истина в оценке того или иного исторического факта? Если даже мнения по одному и тому же архивному документу или историческому факту у многих исследователей расходятся.
Даже утверждения, убеждения какого-либо авторитета мировой величины не могут признаваться истинными, а что уж говорить о скромном авторе этих строк. Для кого является авторитетом — Роман Ключник? Но когда вместе собраны выводы авторитетных личностей разных стран и народов, от Наполеона, Черчилля, Форда, Флоренского, Сарофского, Солженицына и до еврейских историков и мудрецов, и они совпадают, то тут уже можно говорить с большой уверенностью о правде, об Истине.
