Пауль Тиллих - Систематическое богословие. Т. 3
Подобное утверждение, конечно, представляет собой нечто большее, чем ответ на вопрос об интерпретации истории. Оно предполагает интерпретацию, и потому вопрос звучит теперь так: «Каким образом это частное понимание внутренней цели истории (в том виде, в каком оно явлено в теологической системе) может быть описано и оправдано?»
2. Отрицательные ответы на вопрос о смысле истории
Амбивалентности истории в качестве окончательного выражения амби-валентностей жизни во всех ее измерениях привели к базовому расколу в оценке истории и самой жизни. Мы уже обращались к нему при обсуждении Нового Бытия и его ожидания двумя противоположными типами интерпретации истории — неисторическим и историческим. Неисторический тип, первый предмет нашего рассмотрения, предполагает, что «движение вперед» исторического времени не имеет цели ни внутри истории, ни сверх нее, но что история является тем «местом», в котором индивидуальные существа проживают свои жизни, не подозревая о вечном telos'e их личностных жизней. Таково отношение к истории со стороны огромнейшего числа людей. Можно различать три формы подобных неисторических интерпретаций истории - трагическую, мистическую, механистическую.
Трагическая интерпретация истории получает свое классическое выражение в греческом мышлении, но она никоим образом им не ограничивается. История, с этой точки зрения, отнюдь не стремится к исторической или надисторической цели, но движется по кругу к своему началу. В своем течении она обеспечивает генезис, акмэ и упадок каждому существу - каждому в свое время и в определенных границах; не существует ничего вне или сверх этого отрезка времени, который сам по себе детерминирован роком. В космическом цикле можно различать те периоды, которые в качестве целого образуют процесс деградации, начиная от исходного совершенства и постепенно нисходя до стадии полного искажения того, чем мир и человек являются в своей сущности. Существование во времени, в пространстве и в отделении индивида от индивида является той трагической виной, которая с необходимостью ведет к саморазрушению. Однако трагедия предполагает величие, и с этой точки зрения особо подчеркивается величие в терминах центрированности, созидатель-ности и совершенствования. Превозносится слава жизни в природе, в народах и в личностях, и именно поэтому достойны сожаления краткость, ничтожность и трагическое качество жизни. Однако тут нет ни надежды, ни ожидания имманентного или трансцендентного осуществления исто
рии. Все это неисторично, и трагический круг возникновения и ухода является его последним словом. Ни одна из амбивалентностей жизни не преодолена; нет утешения для дезинтегрирующей, разрушительной, про-фанизирующей стороны жизни, и ее единственным средством является то мужество, которое возвышает героя и мудреца над превратностями исторического существования.
Этот способ трансцендирования истории указывает на второй тип неисторической интерпретации истории - мистический. Хотя он проявляется также и в западной культуре (как, например, в неоплатонизме и учении Спинозы), однако наиболее полное и действенное развитие он получил на Востоке — в индуизме Веданты, в даосизме и в буддизме. Историческое существование не имеет смысла в себе. В нем нужно жить и действовать разумно, но сама по себе история не может ни создавать нового, ни быть истинно реальной. Этот подход, требующий возвышения над историей несмотря на существование в ней, является в историческом человечестве наиболее распространенным из всех. В некоторых философиях индуизма имеются подобные стоическим суждения относительно космических циклов возникновения, упадка и деградации неисторического человечества от одного периода к другому вплоть до того последнего, в котором мы живем. Однако в целом в данном типе неисторической интерпретации истории нет ни осознания исторического времени, ни того конца, к которому оно стремится. Акцент делается на индивиде и, в частности, на тех сравнительно немногих просветленных индивидах, которые осознают человеческую бедственность. Другие подвергаются фарисейскому осуждению из-за их кармы, за которую они ответственны в прежнем воплощении. Другим сострадают и приспосабливают религиозные требования к их непросветленному состоянию, как это имеет место в некоторых формах буддизма. В любом случае эти религии не содержат в себе импульса преобразовывать историю в направлении универсальной человечности и справедливости. История не имеет цели — ни во времени, ни в вечности. И опять следствием этого является то, что амбивалентности жизни во всех измерениях непреодолимы. Есть только один способ преодолеть их - транс-цендировать их и жить в них как тот, кто уже вернулся к Предельному. Он не изменил реальность, но он преодолел свою собственную вовлеченность в реальность. Здесь нет символа, который был бы аналогичен символу Царство Божие. Но здесь имеется зачастую глубокое сострадание по отношению к универсальности страдания во всех измерениях жизни (именно этот элемент зачастую отсутствует в западном мире под влиянием исторических интерпретаций истории).
Под воздействием современной научной интерпретации реальности во всех ее измерениях понимание истории претерпело изменения - и не только в отношении мистической интерпретации истории, но также и в отношении интерпретации трагической. Физическое время контролирует анализ времени с такой полнотой, что остается совсем немного места для особых характеристик биологического (а еще менее — исторического) времени. История стала чередой событий в физическом мире — событий, которые интересуют человека и достойны того, чтобы их запоминали и изучали, хотя они как-то по-особому и не содействуют интерпретации
существования как такового. Можно было бы назвать этот тип неисторической интерпретации истории механистическим (причем термин «механистический» используется здесь в смысле «редукционистского натурализма»). Механицизм не делает акцента на трагическом элементе в истории так, как его делал классический натурализм греков. Поскольку он тесно связан с тем техническим контролем над природой, который осуществляется наукой и технологией, то в отдельных случаях он имеет прогрессивный характер. Однако он также открыт и для противоположного подхода, который состоит в циничном обесценивании существования вообще и истории в частности. Механистический взгляд обычно не разделяет свойственного древним грекам акцента на трагедии и величии исторического существования человека, а еще менее разделяет его в отношении интерпретации истории с точки зрения той внутриисторичес-кой или надисторической цели. к которой, как предполагается, должна стремиться история.
3. Положительные, но неадекватные ответы на вопрос о смысле истории
В некоторых случаях механистическая интерпретация истории смыкается с «прогрессивизмом» — тем первым типом исторической интерпретации истории, который нам предстоит обсудить. В нем «прогресс» является чем-то большим, чем эмпирический факт (каковым он также является); он становится квазирелигиозным символом. В посвященной прогрессу главе мы обсуждали эмпирическую действительность и эмпирические ограничения понятия прогресса. Здесь мы должны рассмотреть его использование в качестве универсального закона, детерминирующего динамику истории. Значимой стороной прогрессивистской идеологии является ее акцент на прогрессивной интенции всякого созидательного действия и осознание ею тех областей самосозидания жизни, в которых прогресс является сущностью рассматриваемой реальности (как, например, в технологии). Таким образом символ прогресса включает в себя решающий элемент исторического времени, его устремленность вперед к некоей цели. Прогрессивизм представляет собой подлинно историческую интерпретацию истории. Его символическая власть в отдельные эпохи истории была такой же сильной, как и власть любого из великих религиозных символов исторической интерпретации, включая и символ Царство Божие. Он давал стимул историческим действиям, вселял страсть к революциям, возвращал смысл жизни тем многим людям, которые утратили всякую иную веру и для кого окончательный крах веры в прогресс был духовной катастрофой. Короче говоря, то был квазирелигиозный символ — несмотря на его внутренне-историческую цель.
Можно различить две его формы: во-первых, веру в прогресс сам по себе как в бесконечный процесс без цели и, во-вторых, веру в конечное состояние осуществления (например, в смысле понятия третьей стадии). Первой формой является Прогрессивизм в собственном смысле; второй формой — утопизм (который требует отдельного обсуждения). Прогрессивизм в качестве веры в прогресс как прогресс без определенной цели был результатом идеалистического направления философской самоин
