Протоиерей Иоанн Толмачев - 2.Недели Триоди Цветной
Но вот настал и сам праздник Пятидесятницы. Одной из замечательных особенностей его было то, что предшествующая ему ночь проводилась в бдении. “Когда Бог хотел открыть закон,” толковали книжники, “то Он повелел поднять народ от сна; во избежание этой преступной сонливости, мы в бдении проводим всю эту ночь.” Собравшись в синагоги или в частных домах, иудеи действительно проводили эту ночь в священных песнопениях и в чтении священных книг, повествовавших о даровании синайского закона, а также и тех мест из них, где говорится о любви Всевышнего к своему избранному народу. И можно представить себе настроение собравшихся, когда они под впечатлением мысли о событиях синайского законодательства выслушивали величественное чтение из пророков, огненными чертами изображавших величие Сущего, как напр. чтение из пророка Аввакума: “Господи! услышал я слух Твой и убоялся. Господи! соверши дело Твое среди лет, среди лет яви его; во гневе вспомни о милости. Бог от Фемана грядет и Святый — от горы Фаран. Покрыло небеса величие Его, и славою Его наполнилась земля. Блеск ее — как солнечный свет; от руки Его лучи, и здесь тайник Его силы! Пред лицем Его идет язва, а по стопам Его — жгучий ветер. Он стал и поколебал землю; воззрел, и в трепет привел народы; вековые горы распались, первобытные холмы опали; пути Его вечные. Грустными видел я шатры Ефиопские; сотряслись палатки земли Мадиамской. Разве на реки воспылал, Господи, гнев Твой? разве на реки — негодование Твое, или на море — ярость Твоя, что Ты восшел на коней Твоих, на колесницы Твои спасительные? Ты обнажил лук Твой по клятвенному обетованию, данному коленам. Ты потоками рассек землю. Увидев Тебя, вострепетали горы, ринулись воды; бездна дала голос свой, высоко подняла руки свои; солнце и луна остановились на месте своем пред светом летающих стрел Твоих, пред сиянием сверкающих копьев Твоих. Во гневе шествуешь Ты по земле и в негодовании попираешь народы. Ты выступаешь для спасения народа Твоего, для спасения помазанного Твоего. Ты сокрушаешь главу нечестивого дома, обнажая его от основания до верха” (3:2-13)…
Если и вообще иудеи в священный канун Пятидесятницы под впечатлением таких чтений находились в восторженно-религиозном настроении, то еще более апостолы и ученики Христовы. Для них эта ночь была моментом страшного перехода от ветхой жизни к жизни новой, от закона к благодати, и они, пребывая в молитве, тихо молились духом и истиной, прося вознесшегося Учителя, чтобы Он скорее послал им обетованного Духа, который и дал бы им новый закон бдагодати для возвещения его по всему миру. В такой молитве прошла вся ночь, и наступило утро. С ранним рассветом жизнь в городе закипела, и массы народа устремились к храму для установленных жертвоприношений. Храмовая площадь стонала от говора разноязычных масс народа, которые выбирали у торговцев “агнцев без порока,” как предписано в законе, или вели на заклание “козла в жертву за грех.” Увы! Все эти массы служили еще тщете ветхого завета в то время, когда на место его возвещен был уже новый завет благодати, служили тени, когда явилась сама действительность, вели на заклание ягненка или козла, когда бремя мирового греха взял уже на себя Божественный Агнец и, совершив спасение мира, был заклан от этой самой неразумной толпы, не ведавшей того, что она творила…
И при виде этого, еще горячее возносилась молитва учеников, чтобы скорее настало благодатное время духовного озарения — не только для них, но и для всего этого темного люда, пребывавшего во тъме неведения. И молитва их была услышана. Было около трех часов утра, и когда они молились, внезапно “сделался необыкновенный шум с неба, как бы от несущегося бурного ветра” или как бы от волнения вод многих; дом, где они находились, потрясся до основ, как бы от урагана, соединенного с землетрясением. Не успели они еще оправиться от неожиданности этого поразившего их явления, как последовало новое явление: как бы пламя огненное осветило дом и разделяющиеся языки его почили по одному на каждом из них.
Что это такое? С изумлением спрашивали апостолы друг друга. Им известно было, что подобные явления происходили на горе Синай в день законодательства. В тот день при наступлении утра слышались раскаты грома и ослепительные молнии пронизывали гору, которая вся дымилась и трепетала, и Господь сошел к Моисею и дал ему закон. Не дает ли и им теперь вознесшийся Учитель новый закон, из которого они научатся всякой правде? Но скоро их недоумения рассеялись. Уже в первых вопросах удивления, с которыми они обращались друг к другу, они увидели, что говорят на разных, дотоле неведомых им языках, и внутри себя чувствовали клокотание новых могучих сил. Они почувствовали себя как бы вновь рожденными. Мысли возвышенные и глубокие зароились в их умах, и вера, горячая как пламя, запылала в их сердцах. Мгновенно вспомнилось им все учение, которое они некогда слышали от Учителя, и каждое слово этого учения, как раскаленное железо, жгло им сердце и требовало открытого всенародного исповедания: Они поняли, что “исполнились Духа Святого и Дух давал им провещаватъ.” Тесны были для них теперь пределы горницы: неудержимая сила вдохновения влекла их в это народное море, которое волновалось пред храмом, чтобы там в боговдохновенной проповеди исповедать Христа и проповедать Его слово.
Между тем и народ, пораженный происшедшими необычайными явлениями, пришел в смятение и устремился к дому, в котором находились богопросвещенные апостолы. Апостолы вышли из дома. Взоры их сияли как молния, проникая народные толпы, и радостно озирали они эти необозримые массы, представлявшие богатую жатву для делателей и созидателей царства Христова. И начали они вдохновенную речь. Неудержимым потоком лилась она из их уст, слагаясь из слов, из которых каждое было их сердцем, воплощенной верой и любовью к их небесному Учителю. Что значили тогда пред ними знаменитейшие ораторы классического мира, слагавшие свои речи по правилам искусства, — речи, одушевленные лишь их убогим тщеславием? Вдохновенные речи апостолов гремели как гром, потрясающий горы, и действовали с силой молота, разбивающего скалы. Безмолвно внимали несметные толпы народа дивным речам, и дивились более этим речам, нежели тем грозным явлениям, которые привлекли их сюда.
Под первым неотразимым впечатлением этих речей, массы народные не замечали их чудесной внешней особенности. Они чувствовали только, что эти речи — необыкновенные речи, что они проникают до мозга костей, и как огонь жгут сердца слушателей. Но когда прошло первое впечатление и массы разноязычного народа переглянулись между собой, чтобы поделиться вынесенным впечатлением, они с изумлением заметили, что только что выслушанные речи каждый из них слышал на родном языке. От изумления у всех как бы застыли лица. Как! И египтянин, до сих пор гордившийся тем, что язык его знают лишь рожденные в земле пирамид, и грек и римлянин, считавшие свой язык достоянием лишь образованных людей, — все они теперь слышат каждый свой язык, и от кого же? — от этих невежественных, заброшенных, убогих галилеян, одно имя которых звучало презрением!
Сначала немое изумление затем начало высказыватъся в словах и восклицаниях. Гул восклицаний и вопросов пробежал по массам: все обращались друг к другу за разъяснением загадочного явления. “Сии говорящие не все ли галилеяне?” — удивленно спрашивали в народе друг друга. “Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И опять изумлялись все, и недоумевая говорили друг другу: что это значит?” Но необычайное явление не всегда вызывает одно только удивление. Среди многочисленной толпы всегда найдутся люди, для легкомыслия которых нет ничего необычайного и чудесного и которые в оправдание ли своего глубокого невежества, или для достижения низких своекорыстных целей будут старатъся и самое необычайное низвести на степень единственно понятной им пошлости. Нашлись такие и среди массы народа, окружавшего боговдохновенных апостолов. Эти безумцы чужды были святого удивления к необычайному явлению, и они, насмехаясь, говорили, — кивая на апостолов: “они напились сладкого вина” (любимый утренний напиток в древности). Так кощунственное легкомыслие всегда посмеивается над святым вдохновением! Не понять было чувственному и жестоковыйному народу происходившего перед ним: это было чудо — великое и таинственное, тот чудесный дар, который небесный Учитель обещал перед вознесением, когда сказал, что верующие в Него “будут говорить новыми языками” (Мар. 16:17). Теперь это обетование исполнилось: Его ученики стали говорить другими, новыми языками, и говорили то, чему научил их ниспосланный Утешитель — Святой Дух. Всякое чудо, направленное к достижению возвышенных религиозно-нравственных целей, прежде всего имеет в виду устранение естественных препятствий к этому. Так было и теперь. Учение Христа должно было проповедатъся всем народам земли, а между тем их разделяла преграда в виде разности языков и наречий. Дар языков устранил эту преграду, и слово Христа свободно могло распространяться по всему миру. Как чудесный дар, он был непостижим не только тогдашней невежественнной толпе, но останется таким и для высшего научного знания, и все научные попытки объяснить его представляют одно смутное гадание.
