Наталия Соколова - Под кровом Всевышнего
В 56-м году отец Павел Груздев был реабилитирован, то есть признан ни в чем не виновным. Так прошли восемнадцать лет его жизни по тюрьмам и ссылкам. Он Господа не забывал, молился и не унывал, а помогал людям, чем мог. Старики-хозяева, у которых он жил в Казахстане, любили Павла, как сына. Когда отец Павел захотел вернуться на родину в Ярославскую область, то старики его не отпускали, об отъезде его и слышать не хотели. О своем побеге отец Павел рассказывал так: «Я отпросился у стариков-хозяев навестить родственников, которых не видел уже много лет. Я не взял с собой никаких вещей, поехал налегке, поэтому старички мне поверили. Так и остались у них все мои пожитки, потому что в Казахстан я больше не вернулся. Верна пословица: где родился — там и пригодился. Родные края, милая природа лесных массивов — все это было близко моему сердцу, и я обосновался в окрестностях Толгского монастыря».
В 60-е годы было трудно найти человека, который знал бы хорошо церковную службу. А так как отец Павел был монахом — мог в церкви и читать, и петь, и пономарить — то без работы он на родине не остался. Местный архиерей вскоре рукоположил отца Павла в священники, дал приход. И прослужил отец Павел в Ярославской области около сорока лет! Простой, отзывчивый, благоговейный иерей — он был любим и уважаем своей паствой. Слух о нем прошел далеко, отца Павла народ стал почитать как старца святой жизни. К нему потянулись люди из многих городов, ища совета, утешения и наставления в вере.
В 80-е годы батюшка болел глазами и приезжал в Москву лечиться. Он останавливался у своих духовных детей, на квартире которых я услышала от отца Павла приведенные тут рассказы о его жизни. Да послужат они в подкрепление веры, в пример заботы Господа о русском народе. В те тяжелые годы, когда, казалось, угасла вера в Бога, охладела любовь среди людей, Господь берег в отдаленных краях, среди лишений, трудов и испытаний чистую душу раба Своего Павла. И помог Господь (еще задолго до «перестройки») засиять душе этого простого священника ясной путеводной звездочкой для истомившегося в неверии и страданиях русского народа.
ПРИЛОЖЕНИЕ II
Избранник Божий
Господь сподобил меня встретить в жизни человека, которого Он избрал для служения Себе. Он избрал его в те мрачные годы советской власти, когда Россия называлась СССР, когда в стране не осталось монастырей, храмы Божьи были почти все осквернены, разрушены, закрыты, духовенство — арестовано, сослано, расстреляно или зверски замучено. Вернувшиеся из тюрем и ссылок, отсидевшие свои сроки священники скрывались, прятались по частным домам. Из лексикона народа были исключены слова нравственность, милосердие, духовность, целомудрие и т.п. Казалось, что черная мгла дикого неверия охватила всю Русь. Но Господь сохранил искры живой веры в сердцах простого народа, ибо предвидел будущее возрождение Святой Руси. Господь избрал людей, потомство которых в будущие годы должно было снова призвать русский народ к Богу. Одним из таких отцов-пастырей был знакомый нам священник, который вырастил в тяжелые годы гонения на Церковь шестерых детей. Трое сыновей его стали священниками, а дочери — матушками, то есть женами священников. Слава Богу, эта многочисленная благословленная Богом семья, обогатившаяся внуками, жива и процветает, поэтому мы не будем называть фамилии, но приведем в картинах их жизни вымышленные имена.
Дошла до Бога молитва простой бедной крестьянки, обремененной семьей с семью детьми. Мать была горячо верующая, всегда ходила в храм, несмотря на преследования и насмешки. В школе ее детям внушали, что верят в Бога «одни старики да дураки», а сама мать по своему низкому образованию не могла утвердить в детях истину Православной веры. Однако Евдокия всех детей крестила и в раннем детстве водила с собой в местную церковь, которую, по Божьему смотрению, чудом не закрыли.
Когда разразилась Вторая Мировая война, отца семьи мобилизовали в ряды защитников Родины. Семья стала терпеть страшную нужду, дети часто голодали. Вадиму было всего тринадцать лет. Он тяжело заболел, долго лежал в постели и ничего не кушал. Наконец ему стало легче, и он захотел есть. Он поднялся с койки и, качаясь, держась за стенку, пошел в кухню, где слышал голос матери. Та говорила соседке:
— Хоть бы умер Вадька — одним ртом бы было меньше, ведь нечем мне детей кормить!
Вадя подождал, когда женщины ушли, начал искать в доме чего-нибудь съедобного. Но не найдя даже ни крошки хлеба, он сел и горько заплакал. Он долго обливался слезами от тяжелой обиды: даже мать родная желает его смерти!
Но понемногу Вадя поправился и в четырнадцать лет устроился работать на железную дорогу — грузить уголь на паровозы. Труд был тяжелый, по восемнадцать тонн угля в день приходилось перекидывать с одного места на другое. Однажды жизнь Вадима была в опасности: он лежал под паровозом, вычищая шлак и несгоревшие, горячие еще угли на землю. На этот же запасной путь толкнули другой паровоз со стругом (приспособлением для очистки пути от снега). Паровоз шел по инерции, полученной от толчка, он должен был неминуемо натолкнуться на тот паровоз, под которым работал Вадим. Юноша слышал тревожные крики, но не обращал на них внимания, старательно углубившись в свою работу. Но вот он услышал, что кричат его имя, вылез из-под машины. В тот же миг произошел страшный толчок, паровоз покатил по рельсам, засыпанным шлаком, наклонился… Вадима зацепило за одежду и потащило через горячие угли. Он обжег руки и лицо, попал потом в больницу, но, милостью Божьей, скоро поправился. Так Господь спас от смерти того, кого предусматривал сделать Своим верным слугою. Благодаря работе на железной дороге Вадима не призвали на военную службу, так как работники железной дороги получали «бронь», то есть освобождались от армии. Ведь была война, и редко кто возвращался с фронта домой без ранений.
Однажды Вадим грузил уголь вместе с другими рабочими, среди которых были и женщины. Он не обращал ни на кого внимания, стыдился своего вида: вечно черный от угольной пыли, грязный, в разорванной одежде. А женщины подозвали цыганку, проходившую мимо, стали гадать свою судьбу. Известно, что темная сила порой подсказывает что-то о человеке. Сатана знает характер человека, видит его потенциальные возможности, видит душу человека и благодать Божью, хранящую избранника Своего. Поэтому цыганка сказала, указав на Вадима, хотя тот и не думал обращаться к ней:
— Этот с вами не останется, вскоре попадет в казенный дом, где все ходят в черном…
Вадим задумался: «Верно, в тюрьму попаду… там все черные, грязные».
Хоть и не знал юноша за собой никакой вины, но попасть в тюрьму в те годы было не диво, ходила пословица: «Был бы человек — вина найдется».
Кто же служит в храме?
Я встретила впервые отца Вадима в начале 60-х годов. Он поразил меня своим благодатным видом. С густой черной бородой, длинными волосами, он шел по улице смело и уверенно, энергичной и твердой походкой. В его фигуре не чувствовалось ни страха, ни колебания, как бывало у других священников, которые, казалось, желали быть неузнанными и скрыться поскорее от любопытных взоров встречных людей.
Вскоре отец Вадим пришел к нам в гости. Он просто сказал, что желает познакомиться со священником, проживающим около храма, в который его прислали служить.
Отец Вадим долго сидел с моим супругом, попивая чаек и рассказывая о своей жизни. К сожалению, мне как хозяйке часто приходилось выходить из-за стола, так что кое-какие эпизоды жизни отца Вадима проскальзывали мимо моих ушей. Но пишу то, что я запомнила, пишу от лица отца Вадима, как я от него слышала, его словами.
«Когда война кончилась, начальство с работы послало меня учиться в Москву, в железнодорожное техническое училище. Это было для меня большой радостью! Там я жил на всем готовом: нас кормили, обували, одевали в красивую форму. Теперь я ходил чистым, нарядным, особенно гордился своей кепкой с блестящим козырьком и золотыми пуговицами. Но вот учебный год кончился, всех нас распустили на летние каникулы. Я собрался уже ехать домой к матери, как вдруг получил письмо от родной сестры. Она просила меня купить ей в подарок к свадьбе капроновые чулки, которые в тот год только что появились в продаже и считались роскошью. Я получил стипендию и пошел по Москве, ища магазин. Города я совсем не знал, шел куда попало, заглядывался на витрины, дивясь массе народа, в которую я попал. Было ясное солнечное утро, я шел бодро, весело. Вдруг толпа встала. Я хотел было пробиться, но меня остановили:
— Что ты, молодой человек, толкаешься? Видишь — все стоят, улицу перекрыла милиция. Постой, пока важные люди не проедут.
Я вытянул шею, смотрю, интересно мне, что за люди поедут. Вижу — впереди толпы пустая площадь, а на ней остановилась легковая машина. Слева от площади — величественный белый храм. Вдруг огромные двери его распахнулись в обе стороны. Из храма по ступенькам спускаются молодые люди в длинных белых одеждах, отливающих серебром, блестящих на солнце. Подобной красоты я еще не видел! А парни эти окружают машину, из которой выходит величественный старец в белом клобуке с золотым крестом на голове. Люди в белых стихарях (я позже узнал эти слова — стихарь, клобук…) окружают старца, все медленно поднимаются по широким ступенькам, крестятся, дают в руки старцу посох… Слышу — все говорят кругом: «Патриарх приехал». А какой звон колокольный раздался, пение из храма понеслось! Я был ошарашен, толпой понесло меня в храм, дальше, дальше. Красота кругом неописуемая: огни, лампады, золото, на стенах — картины, как живые все! Я стою, смотрю, глазам своим не верю — куда я попал? А люди вокруг меня крестятся, молятся; стало быть, я — в церкви. Но я был неверующий, считал, что мне тут не место, хотел выйти. Однако не тут-то было. Меня сдавили так плотно, что я едва только мог руку поднять с моей нарядной шапкой, опасаясь за ее круглую форму. Я стал поворачиваться, но меня одернули:
