Алексей Лосев - Мифология греков и римлян
Приведем отсюда главнейшие мысли.
В этом рассуждении Прокл комментирует приведенное выше (стр. 392, сл.) место из платоновского «Кратила» относительно четырех значений имени Аполлона. Предварительно Прокл выставляет здесь основной принцип Аполлона, долженствующий лежать в основании всякого рассуждения об Аполлоне. Принцип этот заключается в том, что Аполлон является «виновником единения и возводителем множества к единству» (р. 96, 28у.
Этот принцип Прокл сравнивает с четырьмя особенностями Аполлона у Платона и утверждает, что таких особенностей вообще можно было бы указать сколько угодно, поскольку божество для человека неохватываемо и неисчерпаемо. Тем не менее число «четыре» Прокл принимает с одобрением, считая, что оно достаточно правильно характеризует Аполлона наряду с весьма расчлененной десяткой и скрытой в себе нерасчлененной единицей (96, 29—97, 15). Прокл только хочет трактовать четыре платоновские особенности Аполлона не как попало, но методически, в известном порядке, несмотря на то что все божественные потенции и акты находятся друг в друге, будучи в то же время и совершенно различными (97, 15—21).
Первую функцию Аполлона, врачебную, Прокл относит к области космоса под луной. Эту область он характеризует словами Эмпедокла (frg. 121, 2—3, Якуба–нис): «Безотрадная область, где Убийство и Злоба и сонмы других Бед, изнуряющие недуги и язвы и тщетные начинания блуждают во мраке над Лучами Пагубы». Причиной этого отнесения врачебной функции Аполлона к подлунной Прокл считает то, что «беспорядочно движущееся испытывает нужду подняться от несоразмерности и многосоставности к соразмерности и единению» (97, 21—28).
Мантическую функцию Прокл относит к области неба, поскольку потенция выявлять все внутреннее больше всего выражена Солнцем, которое делает все видимым и наполняет все единством, подобно тому как ум все темное делает ясным (97, 28—98, 4).
Стрелковую функцию Аполлона Прокл относит к той области, которую он называет «абсолютной» (apotyton). Эта область отнюдь еще не является у Прокла самой верхней, потому что она только охватывает космос в его универсальном единстве, но еще не является его последней движущей и создающей силой, т. е. демиургом. Эта область только еще передает демиургические потенции космосу и в этом смысле уничтожает всякую беспорядочность. Это и значит, что Аполлон мечет свои стрелы, что он стреловержец (со ссылкой на «Илиаду» I 75): «Будучи отделенным и изъятым, он всему посылает энергию, это и есть его стрелы» (98, 4—10).
Наконец, музыкальная функция Аполлона, по Про–клу, относится к той области, которая является «води–тельной» не только для самого космоса, но и для всех его внутренних закономерностей. Действительно, он является тем, кто «приводит в согласие весь космос в соответствии с единственным единением, установивши вокруг себя хор Муз, «величаясь гармонией света» (Or. Chald., р. 36), как говорит некто из теургов» (98, 10—15).
Таков основной комментарий Прокла к указанному месту из Платона. В дальнейшем Прокл много говорит о единстве четырех функций Аполлона, об их распространенности по всему бытию сверху донизу, о специфичности каждой из них и в то же время о наличии их всех во всякой области бытия, но везде — обязательно специфически. Одним способом — у богов, другим — у демонов, третьим — у героев и так же — у людей и животных, в растениях и прочих предметах (98, 16—99, 7).
Самое же главное — это то, что Прокл всюду старается выдвинуть структурный, и притом творчески структурный, принцип. «Во всех этих порядках необходимо соблюдать то, что этот бог является творящим единство для множественности». Врачебное искусство уничтожает беспорядок, вносимый в организм болезнями, и водворяет единое здоровье. Мантика являет чистоту истины и тем самым тоже вносит единство в беспорядочный мир множественности. Стрелковое искусство уничтожает все звериное и низшее и тоже вносит порядок и гармонию. Музыка своим ритмом и гармонией тоже уничтожает все беспорядочное (99, 7—27). Эту мысль Прокл заостряет в том направлении, что Аполлон у него оказывается ниже демиурга, поскольку он связан именно с областью множественности.
«И все эти потенции находятся в демиурге первично, изъято и еди–новидно, в Аполлоне же — вторично и в различенном виде, так что поэтому Аполлон отнюдь не может быть тождественным с демиургиче–ским умом. Последний охватывает эти потенции универсально и в качестве отца, Аполлон же — путем подражания этому отцу в ослабленному виде. Ведь все энергии и потенции вторичных богов охватываются в демиурге в отношении своей причины; и этот последний действует как , демиург и устрояет все одновременно и собранно по всем энергиям *' и потенциям. Те же, которые происходят от него, действуют одновременно с отцом, будучи разными в разных энергиях и потенциях» (99, 27—100, 7).
Условное и никак не аргументированное четверное разделение Аполлоновых функций у Платона в комментариях Прокла мотивировано отнесением этих функций к четырем космическим областям: помещение их в иерар–хийный ряд, взаимное переплетение в каждой космической области и выделение в каждой такой функции какого–нибудь одного отвлеченного момента. Здесь дана не мифология в ее наивной непосредственности и чувственной наглядности, но некоторого рода философия мифологии, использующая в каждом мифе ту или иную его идейную сторону и превращающая эту сторону в логическую категорию.
Но положительной чертой концепции Прокла мы считаем понимание Аполлона как принципа упорядочения, равновесия, гармонии, меры и порядка.
Аполлон — и притом именно классический Аполлон — есть именно гармония и мера. И Прокл, подчеркивая это, указывает лишь на яркую и, можно сказать, трафаретную его сторону.
Перейдем теперь к более подробному анализу отдельных моментов мифологии Аполлона, представляющих собой большей частью очень сложные и плохо проанализированные в науке исторические комплексы.
V. ВАЖНЕЙШИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ В НЕКОТОРЫХ ЦЕНТРАЛbНЫХ ОБРАЗАХ
1. Жизнь и смерть. В мифологии Аполлона, как и в мифологии прочих античных божеств, большей частью выступают образы, являющиеся весьма сложными комплексами разнообразных мотивов, идущих из самых разнообразных эпох. Проанализировать всю мифологию Аполлона с точки зрения всех ее исторических комплексов, накопившихся в ней в результате ее тысячелетнего развития, не входит и не может входить в нашу задачу, да в ближайшее время едва ли и войдет в задачу какого–нибудь единоличного исследователя. Однако ничто не мешает уже и теперь приступить к анализу и собиранию некоторых из таких комплексов.
а) Рождение Аполлона изображается в I Гомеровском гимне в стиле позднейшей эпической поэзии без значительных хтонических рудиментов. Небезынтересно отметить, однако, такие, как, например, Зевс вступает в связь с Лето в виде перепела (Schol. Pind. Pyth. argum.
I, p. 297). Космический эффект рождения Аполлона изображается не менее сильно, чем при рождении Афины. Феогнид (5—10, Верес.) рисует его так:
Феб–Аполлон, повелитель, прекраснейший между богами,
Только лишь на свет тебя матерь Лето родила
Близ круговидного озера, пальму обнявши руками, —
Как амвросический вдруг запах широко залил
Делос бескрайный, Земля–великанша светло засмеялась,
Радостный трепет объял море до самых глубин.
Не без хтонизма обходится дело и при построении храма Аполлону Трофонием и Агамедом (Hymn. Нот. II 117—119), поскольку эти два последних персонажа являются в основе своей хтоническими демонами (ср. известного хтонического Зевса Трофония). Точно так же, едва успев родиться, Аполлон уже берется за пророчества: «Людям начну прорицать я решенья неложные Зевса» (Hymn. Horn. I 132). Но вышеприведенная схолия к Пин–дару гласит: «Искусству прорицания научился он у Пана. Последний усердно раздавал прорицания в Аркадии». Пан же из всех хтонических божеств самый хтони–ческий. Указание на учение у Пана встречается не раз. У Аполлодора (I 4, 1) читаем: «Аполлон, научившись искусству прорицания у Пана, сына Зевса и Фимбры, пришел в Дельфы, где тогда давала прорицания Фемида». Говоря о родстве Аполлона с Паном, нужно обратить внимание на то обстоятельство, что древние связывали имя Пана с местоимением pan — «все» и в этом значении придавали его Аполлону в качестве эпитета; и орфический гимн (XXXIV 24—27) указывает, что отношение Аполлона к целому мирозданию таково же, как отношение к нему Пана. Таким образом, и рождение Аполлона, и его ведовство понимается в источниках достаточно хтонично.
То, что Аполлон является сыном Зевса и Лето, это очень твердая традиция, которая укоренилась в античной литературе, начиная с Гомера (Ил. I 21, XIV 327t XVI 720, 849, XIX 413, XX 82, XXI 229, XXII 320); и Гомеровские гимны, и Гесиод, и лирики непоколебимо придерживаются этой традиции. Тем не менее необходимо сказать, что эта генеалогия не только не единственная, но и не древнейшая. Древнейшие же генеалогии Аполлона (правда, несравнимые по своей популярности с Гомером) и многочисленны, и выразительны.
