Св. Василий Великий - Свт. Василий Великий. Творения. Ч. 3
Книга 2
О Сыне
Положив основание к хулам на Сына Божия, сколько мог, в слове своем о Боге всяческих, после этого Евномий уже прямо изощряет язык против Единородного Бога. Что же он говорит?
Евн. И один Сын, Единородный, о Котором мог бы я представить речения святых, возвещающие, что Сын есть порождение и творение, и самым различием наименований указывающие на различие сущности, и таким образом избавился бы от забот и трудов. Но для людей, предполагающих телесное рождение и вводимых в недоразумения обоюдными выражениями, может быть, нужно и об этом сказать несколько слов.
Вас. Вот слова Евномия! Если бы надобно было смотреть на все его сочинение, как на вымышленную тяжбу, какие задают юношам в училищах суеты для того, чтобы они научились в самой лжи отыскивать нечто правдоподобное (как и действительно у Евномия, точно так же, как и там, все походит на сражение с тенями: борьба с обличителями, которых нет; защищение себя против обличения, которого никто не предлагал; слово к судьям, нигде не показывающимся); если бы так надлежало выслушивать слова его: то я и сам перестал бы разбирать их, и всякому другому посоветовал бы нисколько ими не заниматься. Но как он обещает нечто более важное, и во многих родилась мысль, что у него есть некоторая забота об истине; то необходимо нужно, по возможности, подвергнуть испытанию каждое его положение. — Какой же способ испытания может быть справедливее того, чтобы, сличая его слово с учениями, преданными ими от Духа, то, что найдется с ними согласным, принимать, а что им противно, тому не верить и бежать от того, как от врага?
Итак, прежде всего, пусть Евномий покажет, кто из святых называл Христа порождением и творением? Какие представит он изречения Писаний в доказательство сказанного им? — Если он утверждается на приведенном в Деяниях Апостольских словах блаженного Петра: «твердо знай весь дом Израилев, что и Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2, 36): то, во–первых, это свидетельство не имеет никакой связи с предметом настоящего исследования. Он обещался показать, что святые называют Сына творением, а приводит свидетельство о Боге и Отце, «сделал Его». Но не скажет он того, что ему позволено в рассуждениях о таких истинах придумывать какие–нибудь словопроизводства и изменения наименований. Ибо, если и за «всякое слово праздное» ответ «в день суда» (Мф. 12, 36); то тем более не отпустится нам без истязания выдумывание нововведений в таких важных вещах. Сколь прилично сказано приведенное изречение о Боге и Отце, это удобно познали мы из слова Божия; но что слово «творение» не может прилагаться к Единородному, это показал Дух Святой самым своим молчанием. После этого будет ли безопасно, перестроив по–своему изречение: «сделал Его», назвать тварью Творца всех? Если бы приличествовало Ему такое наименование, не умолчал бы об этом Дух. Относительно созданных существ мы находим произведенное от слова: «сотворил», имя: «творение», но относительно Сына Божьего — этого не находим. Сказано: «в начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1, 1); а в другом месте: «рассуждаю о делах рук Твоих» (Пс. 142, 5); также: «что незримо в Нем, созерцается от создания мира чрез размышление над творениями» (Рим. 1, 20). Так Писание употребляет это имя там, где прилично; но не прилагает его к Господу Иисусу Христу, так как оно не соответствует величию славы Его. Не стыдится называть Господа славы и «топором» (Мф. 3, 10), и «камнем краеугольным» и «камнем претыкания» и «камнем соблазна» (1 Пет. 2, 6, 8), и другими подобными наименованиями, в которых не много чести по мнению людей, не постигающих знаменования имен; но нигде не именует Его творением. А Евномий, желая опутать клеветой не только своих последователей, но и древних святых, говорит, будто от святых перенял это имя.
Но, кроме того, что опасно, а потому и не должно отважиться на подобные нововведения и по своему переиначивает имена Господа, заметим еще, что и смысл изречения апостольского не представляет нам ничего о предвечном ипостасном бытии Единородного, о котором теперь мы рассуждаем. Ибо очевидно, что Апостол говорит здесь не о самой сущности Слова Божия, Которое в начале было у Бога (Ин. 1, 1), но об Истощившем Себя в образе раба, и Соделавшемся сообразным нашему уничиженному телу (Фил. 2, 7; 3, 21), и Распятом от немощи (2 Кор. 13, 4). Всякой, даже и не много вникавший в смысл этих слов Апостола, может разуметь, что здесь он не преподает нам богословия, а показывает образ домостроительства спасения. Ибо, говоря: «Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли», имеет в виду единственно Его человечество и то, что в Нем видимо, как это ясно открывается всем из указательного речения («Того Иисуса»). — А Евномий слово: «сделал Его», переносит на исконное рождение Единородного. Не убеждается он и тем, что выражение: «Господь», есть имя означающее не сущность, а власть, и что, поэтому, сказавший: «Господом и Христом сделал Его», не рассуждает здесь об исхождении Сына в бытие, а говорит только о начальстве и владычестве над всеми, преданным Ему от Отца. Впрочем, это докажем мы после, когда будем обличать Евномия в приведении свидетельств Писания, не согласном с намерением Духа. А теперь возвратимся к продолжению его речи.
Что же у него значит это имя, и на каком основании он осмеливается Творца всего называть Тварью? Обманув сам себя нечистосердечным лжеумствованием, он думает, что различием наименований доказывается и различие сущности. Но кто из здравомыслящих согласится на это положение: «которых вещей имена различны, тех и сущности необходимо должны быть инаковы»? Названия Петра и Павла, и вообще всех людей, различны; но сущность всех одна. Весьма во многом мы друг с другом одинаковы; а отличаемся один от другого теми только свойствами, которые усматриваются в каждом особо: почему названия служат к означению не сущностей, а особенных свойств, характеризующих каждого. Так, услышав имя Петра, мы не разумеем под этим именем сущности Петра (сущностью же называю здесь вещественное подлежащее, которого это имя вовсе не означает), а только напечетлеваем в себе понятие об особенных свойствах, в нем усматриваемых. Ибо при этом слове тотчас, представляем себе Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбаков призванного на служение апостольское и за превосходство веры получившего обетование, что на нем созиждется Церковь. Ни одно из этих свойств не есть сущность, которую бы можно было разуметь как самостоятельное начало. Таким образом имя показывает нам отличительный характер Петра, но совсем не представляет его сущности. Также, услышав имя Павла, представляем себе совокупность других особенных свойств: воображаем Тарсянина, Еврея, по закону Фарисея, ученика Гамалиилова, по ревности гонителя церквей Божиих, страшным видением обращенного к познанию, Апостола народов языческих. Ибо все это совмещается в одном слове: Павел. — Сверх того, если бы это было истинно, что которых вещей имена различны, тех и сущности противоположны; то надлежало бы и Петру, и Павлу, и вообще всем людям, быть инаковыми по сущности. Но поскольку не найдется ни одного человека, который бы был настолько груб и несведущ о природе общей всем нам, чтобы решился сказать это; ибо сказано: «я образован также из брения» (Иов. 33, 6), и этим означается не иное что, как единство сущности всех людей: то ложь говорит тот, кто умствует, будто из различия имен должно заключать и о различии сущности. Ибо не за именами следует природа вещей, а наоборот, имена изобретены уже после вещей. Иначе, если б первое было истинно, то надлежало бы согласиться, что которых вещей названия одинаковы, тех и сущность одна и та же: а поэтому, так как совершенные в добродетели удостоены названия богов (Ин. 10, 35), то люди были бы единосущны Богу всего. Но как это выговорить означало бы явное сумасшествие, так и выше приведенные слова заключают в себе такое же безумие. Итак, из сказанного ясно видно, что и в Отце и Сыне имена не означают сущности, а только показывают особенные свойства, так что никоим образом нельзя принять заключения от разности имен к противоположности сущностей. При таком заключении, Евномий прежде всего опровергает самого себя. Ибо, если различны творение и порождение, то, по причине разности имен, различны будут и сущности Единородного. Но если это сказать могут только безумные, то и предыдущего никто в здравом уме не скажет.
Тут же Евномий притворяется, будто имеет множество доказательств на то, что святые называли Сына творением; но поспешая к другим, более нужным исследованиям, на сей раз не упоминает об оных, отлагая то до другого времени. — Искусное злоухищрение — предпочитает слову молчание там, где не знает, что сказать! Ибо, если бы он имел хоть тень свидетельства, в котором выражалось бы, что Единородный есть творение, то уже, верно, прожужжал бы нам уши и оглушил бы нас.