Вячеслав Лукьянов - Русская религиозная аксиология
Однако, вслед за Богом, постепенно меняется отношение человека и к природе. Человек не только осознает свое особое место в мире, но и возвышает себя до уровня Бога. Новое время «возвышает человека – за счет Бога, против Бога»[91]. Возникает антропоцентрическая иерархия ценностей. Именно эта иерархия не без основания подвергается Вышеславцевым критике. Однако на этом «перемена вершин» в иерархии ценностей не заканчивается. Следует отметить, что если XIX в. лишает человека статуса «венца мироздания» (человек предстает как «животное», «работник», он лишается своего духовного измерения и др.), то в XX в. на этой основе возникает социоцентрическая иерархия ценностей (на вершине иерархии – общество), в рамках которой человек низводится до уровня «винтика» в социальной «машине» (идеология тоталитарного общества).
Таким образом, действительно человеку не дано иметь или не иметь определенную ценностную иерархию («существует иерархия ценностей и, следовательно, абсолютно высшая ценность, вершина иерархических ступеней»). Вопрос лишь заключается в том, что выдвигается на место «высшей иерархической ступени в иерархии ценностей», чем заменяется «высшая ценность Бога, как носителя святости и совершенства»?
Не без основания Вышеславцев подчеркивает: «Всякое сознание абсолютирует и без этого не может релятивировать; важно только, чтобы абсолютирование было доведено до истинного конца, до подлинного Абсолюта.
Мудрец отличен от глупца
Тем, что он мыслит до конца,
т. е. до предела мыслимого и познаваемого, за которым скрывается трансцендентное Абсолютное, Deus absconditus. Если абсолютирование не доходит до Абсолютного, то оно абсолютирует какую-либо конечную ценность или конечное бытие. На место Абсолютного воздвигается идол, или кумир, который есть мнимый Абсолют. Атеизм повинен не в том, что он сокрушает кумиры: в этом его заслуга, в этом – исполнение заповеди: «не сотвори себе кумира», но на самом деле атеизм повинен в обратном: в сотворении себе кумира! Атеизм повинен не в неверии, а, напротив, в легковерии и суеверии. Иными словами, не существует последовательного атеизма, существует только идолизм (в форме различных «измов»: материализм, натурализм, эгоизм, гедонизм, гуманизм, как религия человечества и проч.)»[92].
Представляется, что постановка данной проблемы является весьма важной не столько для религиозных направлений аксиологической мысли, сколько – в большей степени – для светских направлений аксиологии. Действительно, Вышеславцев затронул самую чувствительную «струну»: вопрос об основаниях светской системы ценностей. Насколько прочными являются эти основания, а если более остро поставить вопрос – существует ли в светской системе ценностей вершина ценностной иерархии?
На наш взгляд, ответ на этот вопрос предполагает выдвижение двух взаимосвязанных тезисов: (1) таким основанием могут быть и должны стать ценности и идеалы гуманитарной культуры; именно культуры, а не «ценность человека, или человечества, или просто моего Я» – и в этом с Вышеславцевым необходимо согласиться; (2) сами ценности гуманитарной культуры опираются и будут опираться на религиозные основания – хотят этого или нет атеистически настроенные представители светских направлений социально-философского знания.
Что касается первого тезиса, то в рамках светской системы ценностей мы обнаруживаем разные иерархии ценностей, например, натуроцентрическую, антропоцентрическую, социоцентрическую (соответственно вершинами иерархии выступают природа, человек и общество). Пафос критики Вышеславцева нацелен на антропоцентрическую иерархию ценностей: «Отрубление вершины иерархии ведет к величайшему замешательству, к извращению иерархического порядка, падению и разрушению. Человек не может поставить себя на вершине иерархии, ибо он нуждается в некотором самоперерастании, в выходе за пределы человеческого, в поднятии над человеком. Человек захочет стать "сверхчеловеком". Но "сверхчеловек" уже не есть только человек»[93].
Мы можем и должны согласиться с его аргументацией, поскольку данная иерархия действительно возвеличивает человека до уровня Бога и способствует появлению нового «идолизма» (термин Вышеславцева). На наш взгляд, светским ответом на высказывания религиозного философа («культура и этика безрелигиозная такой высшей иерархической ступени не признает и хочет обойтись без нее») может быть утверждение культуроцентрической иерархии ценностей, в рамках которой вершиной иерархии становится не человек, а некое сверхличностное начало, точнее – ценностносмысловой мир гуманитарной культуры. Это такой тип культуры, который может прийти (а в некотором смысле и должен – иначе современная культура окажется в состоянии «коллапса» и подвергнется в будущем саморазрушению) на смену существующей ныне культуре Постмодерна. Именно такой тип культуры может стать основой «стратегии человечества» (Н. Моисеев), основой формирования светского типа личности, выводя индивида за рамки индивидуальной биографии. В этом случае развитие личности будет определяться освоением накопленных человечеством духовных ценностей и идеалов. Надличностные ценностно-смысловые поля – эти «сгустки» духовного опыта поколений – станут выступать как определенная система координат личности, как духовный абсолют, вершина ценностной иерархии, говоря словами Вышеславцева, как «высшая иерархическая ступень».
Подчеркнем, что культуры с такой иерархией ценностей еще не существует. Однако, в эпоху глобализации формирование такой культуры, на наш взгляд, уже не является делом и целью лишь одного общества и государства, а скорее – глобального сообщества. В условиях обостряющихся глобальных проблем, возможного столкновения цивилизаций, духовного кризиса человека формирование культуры данного типа может стать для мирового сообщества единственным способом обеспечения собственного выживания, может фактически стать культурным императивом.
Второй тезис также требует своего обоснования. Светская система ценностей (в ее различных вариантах) возникла, так или иначе, в связи с ценностями религиозными. Как справедливо отмечает Т. А. Кузьмина, европейская секулярная культура живет за счет ценностей, выкованных христианством. Более того, «религиозно нейтральная (автономная, агностическая, атеистическая и т. п.) культура не может сохранить ни те ценности, которые она позаимствовала из христианского источника, ни сама себя в целом. Как только срезается верхний религиозно-метафизический этаж культуры (или ее духовные корни, что одно и то же, ибо корни наши "на небесах"), как только "закрывается небо", былые ценности, лишенные своей духовно-онтологической подпитки, перерождаются»[94].
Представляется поэтому, что невозможно построить теоретическую концепцию светской культуры при полном игнорировании места и роли религии в секулярном обществе. И в этом плане следует прислушаться к резкой критике со стороны представителей религиозной философии и богословия, выступающих против такого рода попыток. Действительно, и сегодня религия выполняет важнейшую функцию сакрализации ценностей, территории, власти и т. д. Эта функция религии, связанная с определенными потребностями человека и общества, опирается на механизмы сознания и бессознательного (индивидуального и коллективного), формировавшиеся на протяжении тысячелетий. Ни один из других институтов общества оказывается неспособен взять на себя функцию сакрализации, «перехватить» ее, поскольку не обладает соответствующими возможностями. В этом отношении роль религии в обществе является незаменимой. Фактически религия в секулярном обществе становится (а в каком-то смысле и остается) своеобразным фундаментом культуры, ее «религиозной скрепой». Вот почему, признавая основанием системы ценностей (или же ее вершиной) ценностно-смысловой мир гуманитарной культуры, нам одновременно необходимо признать, что сами ценности и идеалы гуманитарной культуры опираются и будут опираться, в конечном счете, на религиозные основания.
Что же происходит с культурой, которая отвергает религию и Бога, в которой происходит «замена высшей ценности Бога, как носителя святости и совершенства – ценностью человека, или человечества, или просто моего Я»? Вышеславцев, размышляя о судьбе современной западной цивилизации, отмечает, что «вся наша цивилизация, ведущая происхождение от Ренессанса, вся эта безрелигиозная цивилизация хочет лишить сердце его центрального положения и дать это центральное положение уму, науке, познанию». Однако, как он подчеркивает, «потеря культуры сердца» есть потеря жизненной силы (поскольку человек «без сердца» – есть «человек полуживой»). Поэтому наше существование превращается в «постоянное умирание, засыхание, какой-то склероз сердца, которым поражена вся современная цивилизация». Чувство пустоты, чувство ничтожества происходит от того, что «иссякла центральная сила личности, засохла ее сердцевина и тогда не поможет никакой временный расцвет периферических и внешних сил» (ни чудеса техники, ни чудеса социального распределения, ни чудеса науки). Вот это «напоминание о потере личности, о потере сердца, о «ничто», есть самое сильное, что может сказать Евангелие современному человечеству»[95].
