Афанасий Евтич - Хлеб богословия
Целью, или полнотой, становится явление благодати Божией — чтобы человек всем своим бытием не только почувствовал это, а вкусил и увидел даже. Исихасты говорили: «мы видели такую светлость, как апостолы на Фаворе», и говорили, что эта светлость — Божество, эта светлость — энергия Божества, ее можно различать, но она не отделяется от Божества. Поэтому, когда приходит Божественная благодать, то приходит Бог — в энергийном Своем присутствии, а не в существенном. И конечно, в личном Своем присутствии, потому что сущность — это всегда сущность кого-то, и энергия сущностная также есть энергия кого-то, она есть деятельность его природы, его сущности. В этом Па лама уже исповедал полноту триадологического богословия.
Варлаам, как философ, говорил, что в Боге нельзя различать такие категории, потому что бытие Бога — просто, «аплотис» (простота), никакой сложности нет, а это вводит сложность. Палама ответил очень умно: как же, разве Сущность Божия и Его Ипостаси — это одно? Мы веруем в три Ипостаси и в одну Сущность. Разве это разделяет Бога, разве это делает Бога сложным? Нет, Бог остается прост. Так, если исповедаем Бога триипостасным и всемощным, «пандодимеон» (что Он имеет мощь, имеет энергию, силу), то этим мы не делаем в Нем никакой сложности. Так Палама говорил языком богословского исповедания, а не философским. Вера дает смысл словам!
Так отцы и раньше делали. Еще Игнатию Антиохийскому евреи говорили: «У нас есть архив, документы, древности, Священное Писание…» Он отвечал: «Ну и что эти древности? Для меня архив — это Крест, Тело и Кровь Христова, Его смерть и Воскресение!» Кажется парадоксальным: почему это для него — архив? Но это для него архив: «Что вы мне говорите о бумагах или даже о скрижалях закона, ну и что? Бог их разбил. Но когда я страдаю за Христа, я живу и предвкушаю вечное блаженство».
Так и отцы-каппадокийцы говорили: смысл словам дает вера. Хорошо сказано у В. Н. Лосского о вере как о принципе сознания.
Так вот, Варлаам отрицал какое-либо различие и еще больше — разделение в Боге, а утверждал только вечную простоту. По его словам, святые там только будут приобщаться к сущности Божией, а здесь видят лишь какой-то созданный свет и благодать как созданный дар, как habitus, привычку. Значит, Бог как бы создает такие пакетики, коробочки: как во время нашей сербской катастрофы американцы присылали нам гуманитарную помощь — сначала бомбы, а потом пакетики давали. Вот и Бог якобы дает пакетики, каждому по-своему. Но уже видно, что эти пакетики, дары, никакой связи с Богом не имеют! По своей сути, своему содержанию это все внешнее, чужое, созданное. Получается, что мы не имеем общения с Богом.
Или еще пример. Возьмем молодую супругу, невесту, которую привели в дом, а муж ее не видит, не любит, не живет с ней, а дает ей каждый день пакетики, дары. Она бы с ума сошла! Помните у Достоевского новеллу «Кроткая»? Одна из самых прекрасных его вещей. Я написал даже статью об этом. Она, героиня, не могла выдержать этого «князя», который взял ее замуж: он больше любил себя, она это презрение и унижение не могла вынести.
Вот мы подходим к самому главному. Что такое спасение? Это соединение с Богом, самое тесное, самое близкое. Как Христос соединился более чем близко с семенем Авраамовым: «параприсиос», приискренне приобщися техже (Евр. 2, 14). «Присиос» — это близко, «присион» — это ближний наш. А «параприсиос» — это еще лучше, еще более, чем просто близко приобщился телу и крови. Самую большую тесноту приобщения мы получаем, когда причащаемся, потом в молитвах говорится: «О Христе, о Мудросте и Слове Божий и Сило, подавай нам истее Тебе причащатися». «Истее» — значит, более чем истово, более глубоко, более причастительно. То же значит и «пара-присион».
Итак, мы соединяемся с Богом. Но что это за соединение? По сущности? Тогда мы исчезнем, будет пантеизм, а нас не будет. Бог ведь такой мощный в Своей сущности… Это как если бы мы бросили крошку хлеба в огонь или пустили капельку воды в океан. Что там с ними будет? Поэтому соединения по сущности нет. Соединение по Ипостаси в нашей природе получилось только в Лице Христа. Мы же соединяемся только с энергией Божией благодаря ипостасному соединению Христа: Он пришел к нам, Он стал Посредник, «Месситис». «Ходатай» — это не совсем точно, ходатай «ходит» между двумя, так я чувствую это слово. «Посредник» — это тоже «посредствующий» между двумя. Отцы Церкви говорили (например, Николай Кавасила, живший во времена святого Григория Паламы), что если бы кто-то третий взял двоих и соединил их с собой, они бы стали связаны и стали единым. Так Христос, Посредник, соединил Бога и человека в одно.
Нам все время говорили о теории Маркса, что капитал — посредник между средствами производства (природные ресурсы и пр.) и рабочей силой. Маркс был протестантом, вышел из протестантской среды, и потому так осознал понятие посредничества. В протестантизме такое понимание посредника: вот какой-то посол пошел от Бога к нам, вернулся к Богу и заключил контракт между нами и Богом. Нет, это не воплощение, о чем еще святой Афанасий говорил, и еще раньше святой Ириней, а святой Григорий Па-лама повторял. Христос разрушил стену разделения, и Бог стал Человеком — Богочеловеком. Значит, благодаря Христову ипостасному вочеловечению мы можем приобщиться Божественной энергии; вот эта энергия и есть содержание Божественной жизни.
Энергия есть у всякого бытия, у всякой твари. Даже у камня есть энергия тяжести и силы: когда на ногу положите камень, то он давит ногу. Это энергия тяжести. Каждое бытие окачествовано, то есть охарактеризовано качественными характеристиками, и если эти качества убрать, то не останется ничего, будет сущность-фикция. В этом смысле, энергии — это способности; сущность проявляет с их помощью свои действия.
Такова онтология Божественной энергии. Поэтому мы можем приобщаться Божественной жизни — жизни, в которой живет Бог. Божественное содержание, «перихорез» между Отцом, Сыном и Святым Духом — это радость, любовь, свет, блаженство… Этому мы приобщаемся и, значит, приобщаемся Божеству.
Одно время святой Григорий Палама говорил немного неосмотрительно (об этом и Ареопагит писал), что сущность Божия — «иперекина», потусторонняя, она даже над-Божественная, «иперфеос». Тогда можно было бы сказать, что энергии — это как бы «дальняя часть» Божества, если можно так выразиться — «ифимени», то есть под-лежащее, находящееся ниже («иперкимени» — над-лежащее). Потом, когда ему указали, что он разделяет Божество, он отказался от различения этой «дальней части». Все это — одно действующее Божество, а энергии — это несозданные, вечные Божественные силы. Если бы святой Григорий Палама жил сегодня, то ему легко бы подошла современная физика.
Таким образом, он утверждал реальность спасения, реальность приобщения. А то вся западная схоластика учила, что святой Григорий Палама говорил о «созданной благодати», gratia creata. Со времени схоластики у них появились и особые иконы: вы видите, что святые такие толстые и у них такой круг, как бы обруч на голове, ореол, но никакой связи со святым он не имеет, висит отдельно. У православных же можно даже не рисовать никакого нимба: весь фон иконы или фрески и так золотой. Он зрачит (сияет), и повсюду злато.
Есть такой грек-иконописец, отец Стоматис Склирис. Он учился медицине, потом теологии, стал священником. Немного был художником, стал иконописцем. У него выставки в Париже. Он был у нас на днях-хороший иконописец, один из лучших, мне кажется; даже в теории он пошел дальше Л. А. Успенского, который был в Париже хорошим богословом и художником. Стоматис сликарь, то есть живописец, по-французски — peintre. Критикует западную икону и живопись. (Говорят, что когда у Пикассо была выставка, то объявили, что одна из его картин получит высшую награду как самая лучшая. А сам Пикассо возьми да скажи: «Вы же ее перевернули…»)
Так вот, отец Стоматис говорит, что православная икона — светосозданна, а западная — тенесозданна. И действительно, в западных картинах, даже в их иконах и фресках, со Средневековья, — тень, повсюду тень. У нас же — начинается с темной краски, а потом выходит свет, свет, свет… Так было и до исихазма, конечно, но исихазм это подтвердил. Значит, разница кроме обратной перспективы еще и в том, что наша икона из света соткана, светоструктурированная, а та, западная, — теневая, тенеструктурированная. И это действительно так. Хорошо бы перевести труды отца Стоматиса на русский язык.
Значит, все соткано, проникнуто светом: этот свет есть Божественная благодать, Божия любовь, Божественная энергия, и это видели апостолы. Важно и то, что этот свет, эту благодать человек может видеть даже телесными очами, пусть и отчасти. Святой Григорий Па лама цитировал это в тропаре: «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху» — то есть насколько они смогли ее видеть. Но их глаза при этом тоже преображались изнутри, чтобы они приняли Божественную светлость.
