Мартин Бубер - Хасидские предания
бок о бок с целомудренной фантазией восторженного духа, из-
мельчая его глубины, а иногда проявляется и чистейшее мошен-
ничество, полностью убивающее этот дух. Большинство подо-
бных явлений знакомо нам из истории других религиозных дви-
жений, также порожденных жизненной силой народа; некоторые
из них становятся понятными, когда мы вспомним о патологи-
ческих условиях самой жизни в изгнании. Впрочем, я не пресле-
дую цель подробно входить во все это; я лишь стремлюсь
показать то, что делает хасидизм одним из самых значимых из
известных нам явлений живой и плодотворной веры и - вплоть
до сегодняшнего дня - последним великим порывом воли евреев
служить Богу в этом мире, посвящая Ему всю свою повседнев-
ную жизнь.
Уже на самых ранних этапах движения хасидизм распался на
множество различных общин, мало общавшихся между собой;
также очень рано у отдельных цадиким появились довольно
сомнительные черты. Однако каждая хасидская община продол-
жает сохранять в себе зародыш Царства Божия, зародыш - не
более, но и не менее, и часто этот зародыш живет и возрастает во
плоти, что не позволяет говорить о том, что движение разлагает-
ся. Даже теперь у цадика, промотавшего духовное наследие своих
предшественников, иногда бывают часы, когда его чело просвет-
ляется, словно изначальный свет касается его своими лучами.
В периоды кризиса веры, когда вера обновляется, человек,
который вызывает и возглавляет это обновление, часто вовсе не
является духовным человеком в обычном мирском понимании
этого слова. Он - тот, кто черпает свои силы из необычного
союза между духовным и телесным, между огнем небесным
и земным, но именно возвышенное определяет его выстроенную
из земного структуру. Жизнь такого человека - это постоянное
восприятие огня и превращение его в свет. Именно в этом
заключается причина его двойственного воздействия на мир: он
возвращает к земному тех, кого преобладание мысли оторвало
от земли, и возносит до небесных высот тех, над кем довлеет
земная тяжесть.
2 Мартин Бубер 33
Израэль бен-Елиезер из Мезбижа (Меджибожа), называемый
Баал Шем Товом (1700-1760), основатель хасидизма, был имен-
но таким человеком. Сперва он кажется просто одним из плеяды
Баал Шемов*, "владеющих Именем", то есть тех, кто знает Имя
Божие, которое обладает магической силой, способен произно-
сить Его и с помощью этого искусства помогать приходящим
к нему людям и исцелять их; это занятие является своеобразной
формой магии, которую религия впитала в себя. Подлинной
основой деятельности Баал Шемов были их способность упро-
щать внутренние связи между вещами, лежащие за пределами
пространства и времени (и становящиеся явными в состоянии,
которое мы обычно называем интуицией), а также их особенное,
усиливающее и консолидирующее воздействие на душевный
центр своих последователей, дававшее этому центру возмож-
ность преобразовать тело и всю жизнь человека, воздействие, по
сравнению с которым так называемые "суггестивные способнос-
ти" - не более чем его искажение. Некоторые аспекты деятель-
ности Израэля бен-Елиезера говорят о его определенной привер-
женности традиции Баал Шемов, но есть и одно существенное
отличие, отразившееся даже в изменении эпитета с "Баал Шем"
на "Баал Шем Тов"*. Это отличие и его значение недвусмыслен-
но прослеживаются в легендарной традиции.
Различные версии легенды рассказывают нам о том, что то ли
равви Гершон, шурин Баал Шема, сначала презиравший его как
невежду, а затем ставший его преданным учеником, то ли один из
потомков Баал Шема однажды пришел к некоему великому
равви, жившему далеко - в Палестине или в Германии - и рас-
сказал ему о равви Израэле Баал Шеме. "Баал Шем? - удивился
этот равви. - Я такого не знаю". В версии же, где фигурирует
шурин Баал Шема, этот ответ звучит еще более отрицательно,
ибо когда равви Гершон рассказал о Баал Шеме как о своем
учителе, то получил в ответ следующее: "Баал Шем? Нет, учителя
с таким именем не существует". Но когда равви Гершон, попра-
вившись, произнес полное имя - Баал Шем Тов, равви, к которо-
му он пришел, отреагировал на это совершенно иначе: "О! - вос-
кликнул он. - Баал Шем Тов! Он несомненно великий учитель.
Каждое утро я лицезрею его в райском храме". Этот мудрец
отказался признавать значимость популярных чудотворцев, но
Баал Шем Тов - это совсем другое дело, это нечто новое.
Прибавление "Тов" принципиально меняет смысл и характер
эпитета: "Шем Тов" - это "Благое Имя". Таким образом, Баал
Шем Тов, "владеющий Благим Именем", - это человек, кото-
рый, поскольку он таков, каков есть, пользуется безграничным
доверием своих последователей. "Баал Шем Тов" - это великое
определение, указывающее на человека, которому люди доверя-
ют, своего рода их доверенное лицо. Вместе с тем это понятие
совершенно не годится для установления какого бы то ни было
сомнительного призвания и дается только достойному человеку;
кроме того, помимо всего прочего оно преобразует неопределен-
ную категорию магии в явление чисто религиозное в подлинном
смысле этого слова. Таким образом, понятие "Баал Шем Тов"
указывает на человека, живущего со своими последователями
и для них на основе своей связи с божественным.
В одной истории равви Ицхак из Дрогобыча, один из хаси-
дов-аскетов, первым выступивший против Баал Шема, разозлил-
ся на него, потому что услышал, что Баал Шем раздает людям
амулеты с клочками бумаги, на которых написаны тайные имена
Бога. При встрече он спросил об этом Баал Шема. И тогда тот
открыл один из амулетов и показал равви Ицхаку, что на клочках
бумаги значатся только имена самого Баал Шема и его матери:
"Израэль бен-Сара". Так в руках Баал Шема амулет полностью
утратил свои магические атрибуты. Он стал не более чем знаком
и залогом отношений между тем, кто оказывает помощь, и тем,
кто ее принимает, отношений, основанных на доверии. Баал Шем
Тов помогает тем, кто в него верит. Он обладает способностью
помогать людям именно потому, что в него верят. Амулет же
- символ того, что в какой-то момент он оказал носящему его
человеку помощь. На амулете есть его имя, и это имя свидетель-
ствует о совершенном. Однако посредством такого залога лич-
ных отношений душа принявшего помощь "возвышается". Сила
воздействия основана здесь на единстве телесного и духовного
в самом Баал Шеме и, как следствие такого единства, на отноше-
ниях между ним и его хасидим, обнимающих обе сферы - сферу
земного и сферу небесного.
Это проливает свет на отношения Баал Шема с "людьми
духа", которых он стремится вовлечь в хасидское движение, и на
тот факт, что большинство этих людей и сами желают предо-
ставить себя в распоряжение Баал Шема. Например, согласно
одной из версий известной легенды, величайший из учеников
Баал Шема, подлинный основатель хасидской школы, равви Дов
Баэр, Маггид (странствующий проповедник) из Межрича (Мед-
жирече), пришел к нему, чтобы излечиться от болезни. Баал Шем
облегчил Маггиду физические страдания, исцелив при этом от
главного недуга - от того, что тот учил, "не вкладывая в поуче-
ния свою душу". Этот пример ясно показывает, что природа, под
воздействием личности человека, который оказывает помощь,
направляет дух, удалившийся от нее, обратно в свои владения,
единственную сферу, в которой душа может расцветать, не чув-
ствуя ущерба от контактов с материальным миром. И Великий
Маггид, который как мыслитель намного превосходил Баал Ше-
ма, преклонился перед бесконечно редким и ценным явлением:
единством огня и света в одном человеке.
Нечто похожее прослеживается и на примере другого выда-
ющегося представителя хасидизма второго поколения, равви Иа-
кова Иосифа из Польного (Попонного). Он не был самостоятель-
ным мыслителем, таким, как Маггид, но умел хорошо толковать;
он смог понятно изложить учение Баал Шема, "вытащившего"
его из аскетического уединения и обратившего к простой жизни
со своими последователями. Существует множество версий исто-
рии о том, как Баал Шем сумел одержать над ним верх, но всем им
присущи две общие черты: Баал Шем не открылся ему сразу, он
долго утаивал, кто он есть на самом деле (это был обычный метод
Баал Шема), он рассказывал равви Иакову Иосифу истории (что он
всегда любил делать), сначала рассердившие слушателя своей
примитивностью и кажущимся отсутствием в них разумности, но
затем заставившие его увидеть и понять, что в этих историях
