Джон Донн - Обращения к Господу в час нужды и бедствий
Обзор книги Джон Донн - Обращения к Господу в час нужды и бедствий
Донн Джон
Обращения к Господу в час нужды и бедствий
Джон Донн
Обращения к Господу в час нужды и бедствий
"Обращения к Господу в час нужды и бедствий" были написаны зимой 1623 года, когда Донн слег с приступом тяжелейшей "лихорадки". Современные медики утверждают, что то был возвратный тиф, среди симптомов которого бессонница, бред, полный упадок сил и тяжелейшие боли во всем теле. На пятый или седьмой день наступает кризис, но даже если он миновал, сохраняется опасность последующего рецидива заболевания, приводящего, как правило, к смертельному исходу. Тем самым Донн подошел к самому краю могилы и лишь чудом остался в живых. Опыт приближения к смерти, вынесенный Донном из болезни, стал основой "Обращений к Господу...".
Однако "Обращения к Господу..." - непосредственный опыт физического умирания, зафиксированный шаг за шагом. Так медики-экспериментаторы нашего века надиктовывали ученикам клиническую картину своей агонии...
Рукою Донна, когда он писал "Обращения к Господу...", в прямом смысле водила лихорадка. "Плотность", сложность текста объясняются той необычайной обостренностью, ускоренностью работы сознания, которые присущи порой болезни.
Книга была закончена Донном в течение месяца. И тут же, по настоянию друзей, ушла под типографский пресс. Донн еще не настолько оправился от болезни, чтобы выходить из дома, а отпечатанный экземпляр уже лежал у него на столе.
"Обращения к Господу..." состоят из 23 разделов, соответствующих определенной стадии болезни. Каждый раздел включает в себя три части: "Медитация", "Увещевание" и "Молитва". Разделам предпосланы латинские стихотворные эпиграфы: если прочесть их "сплошняком", они образуют аллегорическую поэму.
Трехчастное деление разделов соответствует учению Августина о трех уровнях реальности, постигаемых благодаря: способностям памяти (донновские "медитации"), разумному интеллекту ("увещевания") и воле ("молитвы"), которое излагается в трактате "О Троице" (X, X1 17-18)1.
С другой стороны, Донн явно отталкивается от популярных в конце XVI начале XVII века трактатов, посвященных ars moriendi - искусству умирания. Этот род сочинений, повествующих, как правильно и достойно христианину уходить из жизни, как прощаться с близкими и отрешаться от земных привязанностей и забот, как приуготовлять себя к встрече с Создателем, не мог быть незнаком Донну. В Англии особой популярностью пользовались два сочинения такого рода: анонимное "The Art and Craft to know well to Dy" ("Искусство и умение умирать достойно"), созданное около 1500 года, существовало в многочисленных списках и оттисках с резных деревянных досок, самые поздние из которых датируются началом XVII века, и изданный в 1620 году в Антверпене трактат иезуита Роберта Беллармина (Bellarmine) "De arte bene moriendi" ("Об искусстве доброй смерти") - он-то, видимо, и был известен Донну, если учесть, что в проповедях настоятеля собора св. Павла встречаются многочисленные аллюзии на иные работы этого автора2.
Для жанра ars moriendi характерен акцент на переменчивости человеческого жребия и неожиданности горестей и испытаний, венцом которых является смерть. Так, один из трактатов утверждает:
"Сегодня мы здоровы и крепки, а завтра - больны; сегодня счастливы, а завтра - поражены скорбью; сегодня богаты, а завтра - ввергнуты в нищету; сегодня прославлены, завтра - опозорены и отринуты; сегодня живы, а завтра мертвы... О, что за перемена участи в течение двух лишь дней! От счастья - к горечи, от здоровья - к болести, от наслаждения - к скорби, от спокойствия к тревогам, от силы - к слабости - и точно так же от жизни перехожу я внезапно к смерти! Что за жалкое я создание!"3
Достаточно сравнить этот пассаж с началом "Обращений к Господу...", чтобы сходство бросилось в глаза.
Отметим еще одну параллель. Все трактаты, посвященные "искусству умирания", настаивают на том, чтобы лежащий на смертном одре публично произнес символ веры: "Прежде, нежели покинут меня жена, дети и слуги мои, желаю я в их присутствии исповедовать мою веру, дабы и вы, друзья, что собрались здесь у одра моего, могли бы засвидетельствовать перед Богом и миром, что умираю я христианином", - пишет безымянный автор "Спасения человека недужного" - еще одного популярного в XVII веке сочинения этого жанра4.
Однако сочинение Донна далеко выходит за рамки трактатов ars moriendi. Те были лишь практическим наставлением для умирающего. Донн претендует на нечто гораздо большее. Едва ли не на тяжбу с Господом Богом. "Увещевания" своего рода юридический разбор реального положения подзащитного, коим является сам Донн. Здесь он, с одной стороны, опирается на традицию права, с которой он познакомился во время обучения в Линкольнз-Инн, а с другой - на книгу Иова. Иова, вызывающего Бога на разбирательство: "Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне"5. И каждый раз, взвесив все доводы, Донн смиренно склоняет голову.
Если "увещевания" - наиболее богословски насыщенные части "Обращений к Господу...", то "Медитации", которым Донн обязан славой прекрасного прозаика, полны "мудрости мира сего". Здесь мы встречаемся с космографией и алхимией, платонизмом и герметикой. При этом Донн оперирует с набором "общих топосов" своей эпохи - но делает это поистине виртуозно. Магнетизм его текста объясняется не оригинальностью образов, а их неожиданным сопряжением6.
Точно так же бл. Августин, Тертуллиан, св. Бернар Клервосский, Данте преломляются в причудливой акустике донновского текста, порождая порой странное эхо7.
Примечания
1 Partrige A.C. John Donne: Language and Style. London, 1978. P. 201.
2 Подробнее см.: Donne John. Devotions upon emergency ocassions... V. 1. Salzburg, 1975. S. XXXII-XXXIV.
3 Ibid. S. XXXIV-XXXV.
4 Ibid. S. XL.
5 Иов 42, 4.
6 Отметим, что именно это качество ряд исследователей считают отличительной чертой школы поэтов-метафизиков. Так, Джозеф Энтони Маццео пишет: "Для поэтов-метафизиков поэтический образ был ценен не в силу того, можно или нет представить его зримо, - он не имел ничего общего со своим "физическим наполнением". В нем ценился сам характер связи, устанавливаемой между явлениями". - Mazzeo Jozeph Antony. A Critique of Some Modern Theories of Metaphisical poetry / Clements Arthur L. (ed.). John Donnes Poetry. N.Y., London. 1991. P. 175.
7 См.: Нестеров А. К последнему пределу. Джон Донн: портрет на фоне эпохи // Лит. обозрение. 1997. Э 5. С. 12-26.
Составление, перевод и комментарии А.Нестерова
1. Insultus morbi primus
Первый натиск болезни
Медитация I
Сколь превратна и жалка участь человеческая: только что я был здоров и вот болен. Дивлюсь внезапности злой перемены и не ведаю, чему ее приписать, не ведаю даже имени для нее. Мы ревностно печемся о нашем здоровье, обдумываем пищу и питье, рассуждаем о воздухе, которым дышим, предаемся упражнениям, что пойдут нам во благо; мы тщательно вытесываем и полируем каждый камень, который ляжет в стену нашего здания; здоровье - плод наших долгих и неустанных усилий; но одно мгновение ока - и пушечный залп все обращает в руины, разрушает и сравнивает с землей1; болезнь неизбежна, несмотря на все наше тщание и осмотрительность; более того, она незаслуженна, и если помыслить ее как приход врага, то можно сказать, что она разом шлет нам ультиматум, покоряет нас, берет в полон и разрушает до основания. О, жалкая участь человеческая! - разве Господь нам ее предназначил, который, Сам будучи бессмертен, вложил в нас искру, отсвет Своего бессмертия, - дабы могли мы раздуть ее в яркое пламя; а мы вместо того погасили эту искру, дохнув на нее первородным грехом; мы сами обрекли себя нищете, поддавшись обольщениям ложного богатства, обрекли себя безумию, прельстившись ложным знанием2. И вот - мы не просто умираем, мы умираем на дыбе, умираем, истязаемые болезнью; более того, мы страдаем заранее, страдаем чрезмерно, изводя себя подозрениями, опасениями и мнительными предчувствиями недуга прежде, чем мы можем назвать его недугом; мы даже не уверены, что больны; и вот одна рука наша старается по пульсу другой, а глаз - по цвету мочи определить, здоровы ли мы? О, нищета, многократно умноженная! Мы умираем и не можем возрадоваться смерти, ибо умираем, мучаемые болезнью; но и прежде, чем подступит болезнь, мы уже изнуряем себя подозрениями и предчувствиями, опережая тот час, когда воистину подступят к нам страдания и смерть; наша кончина зачата первыми признаками недуга, выношена болезнью и рождена смертью, возвещающей о сроках своих оными предвестиями. Тем ли возвеличен Человек как Микрокосм, что в нем самом явлены и землетрясения - судороги и конвульсии; и зарницы - внезапные вспышки, что застят взор; и громы - приступы внезапного кашля; и затмения внезапные помрачения чувств; и огненные кометы - его палящее горячечное дыхание; и кроваво-красные реки - воды, что отходят от нас, окрашенные кровью? Потому ли только он - целый мир, что вместил многое, способное не только разрушить его и казнить, но также и провидеть эту казнь; многое, помогающее недугу, ускоряющее его течение и делающее болезнь неисцелимой, а разве не такова роль мрачных предчувствий? Ибо как заставляют пламя взметнуться в неистовстве, плеснув на угли водой, так усугубляют жгучую лихорадку холодной меланхолией - будто бы одна лихорадка не разрушила нас так быстро, не свершила бы свою разрушительную работу, не присовокупи мы искусственную лихорадку к лихорадке естественной3. О непостижимый разлад, о загадочная смута, о жалкая участь человека!
