Романо Гуардини - Человек и его вера
Обзор книги Романо Гуардини - Человек и его вера
От издательства
В творческом наследии Р. Гуардини (1885–1968) работа о Достоевском, перевод которой с немецкого языка любезно предлагается нами вниманию читателя, относится к числу несомненных удач автора.
Опубликованная в 1932 году, эта книга и сегодня привлекает к себе интерес прежде всего вневременной и внепространственной проблематикой, постановкой и попыткой разрешения «вечных вопросов бытия», преломленных в причудливых судьбах и кажущихся бесконечными размышлениях героев Достоевского — целой галереи персонажей, каждый из которых являет себя миру во всей сложности и многозначности своей неповторимой натуры, в напряженно-драматическом, а нередко и трагико-мистическом обрамлении жизненных обстоятельств и бытовых реалий.
Непревзойденный мастер замысловатой психологической гравюры с ее зыбкими и тонкими, как паутина, линиями сюжета, маняще загадочными и завораживающими непредсказуемостью своих извивов, — Достоевский всегда дает своим героям возможность высказаться и — самоопределиться.
Не лишает их этой же возможности и Р. Гуардини, с каким-то упоением, обильно, временами, как может показаться, даже сверх меры цитирующий монологи, и диалоги, авторские отступления и пояснения… (Мы приводим тексты Достоевского — без ссылок на страницы — по десятитомному изданию его сочинений, вышедшему в Москве в 1957-58 годах.)
В процессе такого интеллектуального общения в треугольнике Достоевский — «мир» Достоевского — Гуардини, — общения, менее всего походящего на традиционный литературоведческий анализ, читателю предоставляется право самому оценить возможные pro et contra аргументации каждой из сторон, убедительность или, напротив, уязвимость их доводов и позиций. (Заметим кстати, что Достоевский и «мир», порожденный его художнической волей и фантазией, далеко не одно и то же и Гуардини доказывает это с безусловной очевидностью.)
Но главное — для вдумчивого читателя, вовлеченного в этот живой и горячий обмен мнениями и сомнениями, яснее очерчиваются конечные контуры бытия и непреложность царящей в нем воли Создателя; отчетливее проявляются подспудные причины духовных метаний человека и торжество неизреченной мудрости Господней; глубже предстает печальное несовершенство вещного мира, равно как и неоспоримое величие и гармония мироздания, движимого промыслом Божиим…
Словом, sapienti sat.
Предисловие. Религиозные мотивы в творчестве Достоевского
Предлагаемая вниманию читателей книга состоит из семи глав и представляет собой попытку рассмотреть то религиозное содержание и ту проблематику, с которыми мы сталкиваемся на страницах великих произведений Достоевского — романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы». Я хотел бы предпослать аналитической части несколько слов.
Любой исследователь, пытающийся вскрыть религиозное содержание творчества Достоевского, неизбежно приходит к выводу, что избранная им сфера ничуть не уступает по масштабам всему миру писателя, запечатленному в его творчестве. Видимо, здесь нельзя найти ни одного сколько-нибудь значительного персонажа, ни одного эпизода, занимающего важное место в структуре повествования, который не играл бы существенной роли в религиозном отношении, будь то прямо или косвенно. В конечном итоге, действия героев Достоевского определяются религиозными силами и мотивами, под влиянием которых и принимаются те или иные решения. Более того, весь мир Достоевского как «мир», т. е. совокупность определенных факторов и ценностей, вся атмосфера этого мира проистекают, в сущности, из религиозного начала…
Что означает попытка охватить этот мир, мне стало ясно летом 1930 - года, когда все мои старания преодолеть сопротивление обширнейшего материала за 50 лекционных часов оказались тщетными. Мир 5-ти больших романов — да если еще исследователь обращается, к тому же, пусть эпизодически, и к другим произведениям писателя — столь грандиозен, что в нем нетрудно утонуть. Куда ни глянешь — повсюду толпятся персонажи, вершатся судьбы, пульсируют символы… И даже когда по прошествии какого-то срока замечаешь, что определенные мотивы в обрисовке персонажей, определенные формы, преимущественно избираемые писателем для воссоздания отношений и ситуаций, определенные идеи, превалирующие в трактовке мира и человеческого существования, повторяются вновь и вновь, — эти структурные элементы предстают в лучшем случае как дорожные указатели, скупо разбросанные по огромному, густому и бесконечному лесу.
Поэтому мне хотелось бы охарактеризовать здесь путь и последовательность своих поисков, чтобы, таким образом, можно было более четко распознать связь между отдельными главами этой книги.
В начале надлежало исследовать представление Достоевского о человеке. При этом оказалось необходимым употреблять привычные психологические понятия — такие, как интеллект, интуиция, фантазия, воля, поступок, творческий акт, чувство, страсть, — в гораздо менее определенном смысле, чем обычно, ибо здесь эти проявления даны, очевидно, не в чистом виде, а в сочетании друг с другом, причем в такой мере, что можно успешнее продвинуться вперед, если исследовать не отдельные действия человека, а, так сказать, слои его совокупной сущности: скажем, его физическую и интеллектуальную жизнь, его сердце и душу, жизнь во снах и символах, жизнь духа во всех его проявлениях.
Очень плодотворным оказался далее вопрос, как строится личность в персонажах Достоевского, особенно путем сравнения ее структуры с известной нам на Западе структурой личности; затем — вопрос о взаимоотношениях двух личностей, а также о месте отдельного человека в структуре целого. Вызывает изумление, насколько обширны и сложны, насколько подвижны и в то же время эластичны эти личностные построения, дающие ключ к пониманию важнейших компонентов структуры того или иного романа, и более того — проблем воссоздания и потенциального разрушения личности.
К этому присовокупилась проблема соотношения различных сфер жизни и культуры. Анализ привел, в частности, к констатации того факта, что в мире Достоевского, по-видимому, вообще не представлены такие основополагающие, стабилизирующие, дающие опору сферы повседневного существования, как, скажем, труд. В результате этого зависимость людей от судьбы и потусторонних сил кажется особенно сильной.
Затем предстояло вычленить те основные реалии, которые Достоевский положил в основу воссозданной им структуры бытия, — иными словами, поставить, среди прочего, такие вопросы: что означают в мире Достоевского природа, мироздание, земля, солнце, деревья и другие растения, страна, звери и птицы? Что значит народ? Какова трактовка таких понятий, как мать и дитя, мальчик и девочка? Какими глазами видит писатель взрослого и старика? Знакомо ли ему понятие зрелой личности и как лепит он эту личность? Какое содержание вкладывает он в различные формы несчастий и бедствий — в болезнь, нужду, алкоголизм, душевные страдания, социальное бесправие, глупость, безумие? Что представляет собой зло, т. е. грех, преступление, испорченность, низость и подлость, вплоть до его предельного, сатанинского воплощения? Нельзя было пренебречь и проблемой призрачного, хаотичного…
С этой плоскости взоры обратились далее к простейшим и вместе с тем могущественнейшим феноменам бытия — жизни, существованию, времени, вечности, к таким крайним его проявлениям, как смерть, бренность, ничто, к кризисным этапам бытования, отягощенным скукой, усталостью, отвращением, страхом, отчаянием, тупостью, потерянностью…
И наконец, исследованию подлежали ценности, признанные в мире Достоевского, и прежде всего — самые прекрасные из них: честь, благородство, искренность, чистота, свободолюбие, любовь, кротость и радостный настрой души. К ним присовокупились затем такие высокие понятия, как свет, добро, красота, единение и покой.
Все это венчал вопрос о собственно религиозном содержании романов Достоевского. В поисках ответа на него была предпринята попытка проанализировать феномен религиозных актов и форм существования на общем фоне «двупланового бытия».
При этом выяснилось, что все перечисленные выше элементы насыщались религиозным содержанием в той мере, в какой повествование обретало глубину, причем в прямой зависимости от их близости к сфере элементарного. Поэтому такие реалии, как солнце, земля, дерево и животное, такие факторы бытия, как радость, болезнь, страдание, такие данности, как жизнь и существование, и даже такие крайние их проявления, как смерть, бренность и ничто, очень быстро становились насквозь религиозными.
