Протоиерей Александр Мень - Смертию смерть поправ
Обзор книги Протоиерей Александр Мень - Смертию смерть поправ
Смертию смерть поправ
Кредо
Основные жизненные принципы Христианства
Вы просите меня изложить мое кредо. Хотя кредо каждого христианина и, разумеется, священника, уже выражено в Символе веры, Ваш вопрос вполне законный. Христианство неисчерпаемо. Уже в апостольское время мы находим целую гамму типов Христианства, дополняющих друг друга. Итак, если выразиться кратко, для меня вера, которую я исповедую, есть Христианство как динамическая сила, объемлющая все стороны жизни, открытая ко всему, что создал Бог в природе и человеке. Я воспринимаю его не столько как религию, которая существовала в течение двадцати столетий минувшего, а как Путь в грядущее.
Оно имеет средоточие своей веры во Христе, Им измеряет и оценивает все (Откр. 1,8).
Оно знает, что приход на землю Богочеловека не был односторонним божественным актом, а призывом к человеку ответить на любовь Божию (Откр. 3,20).
Оно познает присутствие и действие Христа в Церкви, а также в жизни вообще, даже в самых простых, обыденных ее проявлениях (см. притчи Господни, в частности, МФ 6,28–29);
знает, что достоинство личности, ценность жизни и творчества оправдываются тем, что человек является творением Божиим (Пс. 8);
видит в вере не теоретическое убеждение, а доверие к Богу (Рим. 4,3);
не требует ощутимых знамений (Мк. 8,11–12), памятуя о том, что творение–чудо (Пс. 18,2);
Оно внимает Слову Божию, которое запечатлено в Писании, но остерегается буквально толковать каждую строчку Библии, особенно Ветхого Завета (Рим. 7,6);
верит, что один и тот же Бог открывался в обоих Заветах, однако открывался постепенно, в соответствии с уровнем человеческого сознания (Евр. 1,1);
различает грань, отделяющую Предание (дух веры и учения) от «преданий», среди которых есть немало фольклорных и преходящих наслоений на религиозной жизни (Мк.7,8;Кол. 2,8).
Оно верит, что Церковь живет и возрастает силой Христовой (Мф. 16,18; 18,20);
верит, что Христос являет Себя в таинствах Церкви, в ее освящении мира, в ее учительстве и в делах служения (1 Кор. 11,26; Мф. 18,20,19–20; Рим. 6,11; Мф. 18,18; Лк. 10,16), но знает, что ни одна из этих сторон церковной жизни не является самодостаточной, ибо Христос пришел и как Спаситель, и как Целитель, и как Наставник;
чтит обрядовые формы благочестия, не забывая ни на мгновение, что они вторичны в сравнении с любовью к Богу и людям (Мф. 23,23–24; Мк. 12,28–31);
верит в значение иерархического и канонического принципа в Церкви, видя в них свойство структуры деятельного организма, имеющего практическое призвание на земле (1 Кор. 11,27–30);
знает, что богослужебные и канонические уставы менялись на протяжении веков и в будущем не смогут (и не должны) оставаться абсолютно неизменными (Ин. 3,8; 2 Кор. 3,6,17). Это же относится и к богословскому толкованию истин веры, которое имело долгую историю, фазы раскрытия и углубления (так Отцы Церкви и Соборы вводили в обиход новые понятия, которых нет в Писании).
Оно не боится критически смотреть на прошлое Церкви, следуя примеру учителей Ветхого Завета и Св. Отцов;
расценивает все бесчеловечные эксцессы христианского прошлого (и настоящего): казни еретиков и т. п. как измену евангельскому духу и фактическое отпадение от Церкви (Лк. 9,51–55);
знает, что противники Христа (беззаконный правитель, властолюбивый архиерей, фанатичный приверженец старины) не принадлежат только евангельской эпохе, а возрождаются в любое время, под разными обличиями (Мф. 16,6);
остерегается авторитаризма и патернализма, которые коренятся не в духе веры, а в чертах присущих человеческой падшей природе (Мф. 20,25–27; 23,8–12);
исповедует свободу как один из важнейших законов духа, рассматривая при этом грех как форму рабства (2 Кор. 3,17; Ин. 8,32; Рим. 6,17).
Оно верит в возможность стяжания человеком Духа Божия, но чтобы отличить это стяжания от болезненной экзальтации («прелести»), судит по «плодам духа» (Гал. 5,22);
вслед за ап. Павлом смотрит на человеческое тело как на Храм Духа (1 Кор. 6,19), хотя и несовершенный в силу падшего состояния природы; признает необходимость попечения о нем (1 Тим. 5,23), если оно не переходит в «культ плоти»;
в соответствии с соборными решениями смотрит на брак и на монашество как на «равночестные», если только монашество не принимается под влиянием честолюбия и других греховных мотивов;
отказывается объяснять зло в человеке только его несовершенством или «пережитками звериной природы», а верит в реальность метафизического зла (Ин. 8,44).
Оно переживает разделение христиан как общий грех и нарушение воли Христовой (Ин. 10,16), веря, что в будущем грех этот преодолеется, но не на путях превозношения, гордыни, самодовольства и ненависти, а в духе братской любви, без которой призвание христиан не может быть осуществлено (Мф. 5,23–24);
открыто всему ценному, что содержится в христианских исповеданиях и нехристианских верованиях (Ин. 3,8;4,23–24);
не отвергает добра, даже если оно исходит от людей безрелигиозных, но отвергает насилие, диктат, ненависть, даже если они прикрываются именем Христовым (Мф. 7,21; Мк. 9,40; Мф. 21,28–31);
рассматривает все прекрасное, творческое, доброе как принадлежащее Богу, как сокровенное действие благодати Христовой;
считает, что зараженность той или иной сферы грехом не может служить поводом для ее отвержения. Напротив, борьба за утверждение Царства Божия должна вестись в средоточии жизни.
Оно «аскетично» не столько тенденцией бегства от мира, сколько духом самоотвержения, борьбой с «рабством плоти», признанием господства непреходящих ценностей (Мф.16,24);
видит возможность реализовать христианское призвание человека во всем: в молитве, труде, созидании, действенном служении и нравственной дисциплине;
верит в святость человеческой любви, если она соединена с ответственностью. Верит в святость семьи и брака (Быт. 2,18,23–24; Мф. 19,5);
признает естественной и оправданной любовью к отечеству и отечественной культуре, памятуя, однако, что духовное выше национального (Евр. 13,14; Гал. 3,28; Кол. 3,11).
Оно ценит национальные облики церквей как конкретные индивидуальные воплощения человеческого духа и богочеловеческой тайны. Однако это не заслоняет вселенского характера Церкви;
оно относится к многовековому культурному творчеству Церкви не как к ошибке, а как к реализации даров Божиих.
Оно не считает разум и науку врагами веры. Просвещенное духом веры знание углубляет наше представление о величии Творца (Пс. 103, 3; Цар. 4, 33; Пс. 88,6);
отвергает попытки найти в Писании или у Отцов Церкви естественно–научные сведения, пригодные для всех времен;
рассматривает научное исследование Библии и церковной истории как важное средство для уяснения смысла Откровения и реальных обстоятельств св. истории;
открыто ко всем проблемам мира, полагая, что любая из них может быть оценена и осмыслена в свете веры;
утверждает с апостолом, что свидетельство веры в мире есть прежде всего свидетельство служения и действенной любви (1 Кор. 13);
смотрит на общественную жизнь, как на одну из сфер приложения евангельских принципов;
признает гражданский долг человека (Рим. 13,1), поскольку он не противоречит требованиям веры (Деян. 4,19);
не объявляет ту или иную систему правления специфически христианской. Ценность системы измеряется тем, что она дает человеку: целесообразностью и гуманностью;
считает отделение Церкви от государства оптимальной ситуацией для веры и усматривает опасность в самой идеи «государственной религии»;
верит в историю как поступательный процесс, который через испытания, катастрофы и борьбу восходит к грядущему сверхисторическому Царству Божию;
относится сдержанно к концепции «неудавшейся истории», то есть к убеждению, что правда Божия потерпела на земле полное поражение (против этого говорит Откр. 20,1–6);
верит, что когда бы ни наступил последний Суд миру, человек призван трудиться на благо других, созидая царство добра, Град Божий; — верит, что Суд уже начался с того момента, когда Христос вышел на проповедь (Ин. 3,19; 12,31);
смотрит на посмертное состояние души человека как на временное и несовершенное, которое в грядущем восполнится всеобщим воскресением и преображением (Дан. 7,13; Ин. 5,28; Рим. 8,11; Откр. 20,11–15);
знает, что Царство Божие, которое грядет, уже сегодня может воцариться «внутри нас» (Мк. 17,21; 9,27).
Думаю, что в этом Вы не найдете ничего нового, а просто одно их преломлений Христианства изначального, древнего и, по слову Златоуста, «присно обновляющегося».
Введение в христианскую жизнь
План к изучению «Символа веры» и основ Евангелия (в помощь катехизатору)
ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В первый период существования Церкви апостолы обращались к людям, которые, как правило, были с детства наставлены в Законе Божием. Это облегчало и упрощало задачу проповедников. С проникновения христианства в языческую (греко–римскую) среду возникла необходимость в более подробном «наставлении словом» или «катехизации». Во втором веке уже существовали «огласительные школы», в которых трудились не только представители клира, но и катехизаторы из мирян. В связи с появлением обычая крестить младенцев, западные христиане стали проводить катехизацию перед первым Причастием и Миропомазанием (Конфирмацией). На востоке обряд оглашения был соединен с таинством Крещения, а само «наставление словом» было предоставлено родителям и восприемникам (крестным). В настоящее время снова возродилась потребность катехизировать взрослых, желающих принять крещение. Наставление словом может проводить как епископ, священник или дьякон, так и специально для этого подготовленный мирянин. Ниже приводится опыт плана подобной катехизации, в основе которого положен крещальный «Символ веры» и основные евангельские заповеди.
