Иоанн Златоуст - Творения, том 12, книга 2
Обзор книги Иоанн Златоуст - Творения, том 12, книга 2
ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО
Том XII
Книга 2
ВЫБОРКИ ИЗ РАЗНЫХ СЛОВ
Слово 1. О любви.
Слово 2. О молитве.
Слово 3. О покаянии.
Слово 4. О посте и целомудрии.
Слово 5. О счастье и несчастье.
Слово 6. О б учении и наставлении.
Слово 7. О целомудрии.
Слово 8. О душе.
Слово 9. О том, что не должно пренебрегать Церковью Божией и святыми таинствами.
Слово 10. О промысле.
Слово 11. О богатстве и бедности.
Слово 12. О пресыщении и пьянстве.
Слово 13. О болезни и врачах.
Слово 14. О женщинах и красоте.
Слово 15. О корыстолюбии.
Слово 16. О высокомерии и тщеславии.
Слово 17. О зависти.
Слово 18. О ненависти и вражде.
Слово 19. О печали и скорби.
Слово 20. О гневе и ярости.
Слово 21. О начальстве, власти и славе.
Слово 22. О терпении и великодушии.
Слово 23. О милостыне и страннолюбии.
Слово 24. О грехе и исповеди.
Слово 25. О будущем суде.
Слово 26. О добродетели и пороке.
Слово 27. О воспитании детей.
Слово 28. О клятвах.
Слово 29. О незлобии, злотерпении и злопамятовании.
Слово 30. Похвала св. апостолу Павлу, составленная Федором Магистром из различных слов св. Отца нашего Иоанна Златоуста.
Слово 31. О смерти.
Слово 32. О мужестве и храбрости.
Слово 33. На св. праздник Ваий.
Слово 34. На св. Рождество Христово.
Слово 35. О покаянии.
Слово 36. Похвала св. апостолу Павлу.
Слово 37. О молчании и о тайнах.
Слово 38. О непостыдном исповедании честного креста и с том, как Христос спас нас через него, и как нам в нем следует полагать славу свою; о добродетели, о том, как (Господь) хочет нашего спасения, и о милостыне.
Слово 39. О том, что Бог дал нам много путей для того, чтобы не грешить, если хотим, и что тому, кто намерен получить царство небесное, следует соблюдать все заповеди, соблюдающий же одни и нарушающий другие узнает в геенне, чем он отличается от других людей.
Слово 40. О том, что нужно все делать и предпринимать ради спасения наших братьев, и что великое благо - прощать грехи согрешающим против нас, - что это больше милостыни.
Слово 41. О том, что мы должны подражать хотя бы слугам нашим, чтобы ради страха Божия делать то, что они делают из-за страха перед нами, и о неизреченных благах, уготованных святым.
Слово 42. О том, что не следует нам смущаться, видя, как добрые люди терпят несчастия, злые же имеют все в изобилии; и о том, что живущий в грехах ничем не отличается от смердящего мертвеца.
Слово 43. О том, что пренебрегающий настоящим возобладает тем и другим и что любостяжание хуже всякой грязи и нечистоты.
Слово 44. О сокрушении, терпении и пожелании будущих благ; и о втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа.
Слово 45. О том, что не должно усиленно оплакивать умерших.
Слово 46. О том, что если мы даже виновны во всех грехах, мы можем спастись через исповедь; и что каждый из нас верующих имеет ангела хранителя; и о священниках.
Слово 47. О том, что не должно недостойно приступать к божественным тайнам.
Слово 48. Цветник в форме слова, собранный из Златоуста Феодором: что нужно делать христианину, чтобы наследовать жизнь вечную.
Spuria
I. О покаянии, и на чтение о (грехе) Давида с женой Урии.
II. О тех, которые во время поста соблюдают воздержание, и об образе жизни различных пророков.
III. Слово увещательное о воздержании.
IV. О том, что тяжко презирать человеколюбие Божие. Сказано по прочтении притчи о десяти талантах. И против иудеев, по случаю землетрясения.
V. О кровоточивой, из Евангелия от Луки.
VI. О том, что настоящая жизнь уподобляется морю, и о том, как Иисус взошел с учениками своими в корабль и заснул.
VII. На слова: "Царство Небесное подобно зерну горчичному" (Мф. 13:31).
VIII. На слова: "кто во Христе, [тот] новая тварь; древнее прошло, теперь все новое" (2Кор. 5:17).
IX. На слова: "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение" (Мф. 17:5).
X. На евангельское чтение, и о девстве, и увещание к падшим девам.
XI. О богопознании, и на святое Богоявление, и к новопросвещенным.
XII. На святое Вознесение Спасителя нашего.
XIII. Об озере Геннисаретском и о святом апостоле Петре.
ВЫБОРКИ ИЗ РАЗНЫХ СЛОВ[1]
БЕСЕДА 1
О любви
Человеколюбец Бог наш, желая соединить всех взаимными узами, возлюбленные, вложил в дела человеческие такой закон, что польза одного непременно соединяется с пользой другого. Так земледелец сеет жито не столько, сколько нужно для него самого, - иначе он давно бы погубил и себя, и других, - и воин ополчается на опасности не для того, чтобы спасти только себя самого, но чтобы доставить безопасность и городам, и купец привозит не столько, сколько нужно для него самого, а сколько и для многих других. Если бы люди не были поставлены в такую необходимость, то они не захотели бы искать пользы ближнего; потому Бог и соединил все таким образом и не попустил достигать своей пользы иначе, как путем пользы других. Иным путем нельзя и спастись, и если ты упражняешься даже в высшем любомудрии, а о других, погибающих, не радишь, то не будешь иметь никакого дерзновения пред Богом. "Если я раздам все имение мое", - говорит божественный апостол, - "и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы" (1Кор.13:3). Если же ты желаешь знать, какое оружие приобретает тот, кто привлекает к себе братьев, хотя бы иногда и неверных, или кто кроток, спокоен и приятен в обращении, то послушай, что говорит самый этот блаженный Павел, являясь на суд к судье неверному: "почитаю себя счастливым", имея быть судимым "перед тобою" (Деян. 26:2). Говорил он это не с целью польстить ему, - нет, - а желая через такую кротость достичь пользы. Отчасти он ее и достиг, - тот, кто доселе считался подсудимым, пленил судию; и об этой победе ясным голосом свидетельствует в присутствии всех сам плененный, говоря: "ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином" (Деян. 26:28). Что же Павел? "Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все" присутствующие "сделались такими, как я" (Деян. 26:29). Итак, когда он требует такой великой меры, а мы не представляем даже и меньшего, то будем ли мы достойны какого-нибудь прощения? И не думай, что нуждаться в помощи другого есть что-то позорное; это дело неизреченной мудрости Божией. Если мы нуждаемся друг в друге и даже эта необходимость взаимной помощи не соединяет нас узами дружбы, то, если бы мы сами могли удовлетворять своим нуждам, не сделались ли бы мы неукротимыми зверями? Силою и необходимостью покорил нас Бог друг другу, и мы ежедневно сталкиваемся друг с другом. Если бы Бог снял эту узду, кто бы стал искать дружбы ближнего? Потому-то Бог и дал нам одно жилище - этот мир, возжег всем один светильник - солнце, простер над нами один кров - небо, и предоставил один стол - землю. Богатому Он не дал чего-либо большего и более ценного, а бедному - меньшего и малоценного, чтобы между нами было полное и неразрывное единение, и чтобы никто не мог сказать: такой-то мне ни друг, ни родственник, ни ближний, и у меня нет с ним ничего общего, - как же я пойду к нему, как буду говорить с ним? Связь между нами должна быть даже теснее, чем та близость, какую обнаруживают между собой друзья; она должна быть связью члена с членом. И подобно тому, как ты не мог бы сказать: откуда мне родство и близость с ним? - потому что это было бы смешно, - так точно и о брате ты не мог бы уже сказать этого. Пусть он и не родственник твой, и не друг; но он человек, имеющий одинаковую с тобой природу, одного и того же Владыку, и живущий в одном и том же мире. В рассуждении денег мы хвалим тех, кто ничего не должен; в рассуждении же любви мы восхваляем и почитаем тех, кто остается всегда должником. Утвердимся же в этой истине и соединимся друг с другом; и если кто захочет отпасть, ты сам не отпадай, и не говори этих холодных слов: если любит меня, люблю его; если же не любит меня правый глаз, то вырываю его. Напротив, когда он не хочет любить, тогда покажи еще большую любовь, чтобы привлечь его - ведь он член. Когда в силу какой-нибудь необходимости член отделяется от остального тела, то мы делаем все, чтобы опять соединить его с телом, и обнаруживаем особенную заботливость о нем. И награда тебе будет больше, когда ты привлечешь нежелающего любить. Если на пир Бог повелевает звать тех, кто не может отплатить нам, чтобы увеличилось воздаяние, - то тем более должно делать так в рассуждении дружбы. Тот, кто, будучи любим тобою, любит взаимно, воздает уже тебе награду; тот же, кто, будучи любим, не любит тебя, делает вместо себя твоим должником Бога. И, кроме того, когда он любит тебя, немного требуется старания; когда же не любит, то имеется нужда в твоей помощи. Не делай же того, что должно быть причиной заботливости, причиной беспечности, и не говори: так как он болен, то я пренебрегаю им; болезнь эта - охлаждение любви: согрей же охлажденное. Ведь желание быть сильно любимым происходит от сильной же любви. Когда мы не особенно расположены к кому-нибудь, то не нуждаемся и в тесной с ним дружбе, хотя бы он был великим и знаменитым человеком; но когда мы любим кого-нибудь горячо и искренне, то хотя бы любимый был ничтожным и маленьким человеком, мы считаем за величайшую честь ту любовь, которую он внушает нам. Если же ты не умеешь пользоваться братом, то в состоянии ли будешь когда-нибудь правильно пользоваться чужим? Если не умеешь обращаться с собственным своим членом, то сможешь ли когда-нибудь привлечь и соединить с собою внешнего? Ты хочешь, чтобы про тебя не говорили худо? Не говори поэтому и сам худо о других. Желаешь, чтобы тебя хвалили? Хвали и ты других. Хочешь, чтобы тебя пожалели? Показывай и сам сожаление. Желаешь получить прощение? Прощай и сам. Желаешь, чтобы у тебя не похищали? Не похищай и сам. Будем относиться к ближним так, как мы желаем, чтобы и они относились к нам. Как душа без тела не называется человеком, равно как и тело без души, так точно и любовь к Богу, если не сопровождается любовью к ближнему. Ты хочешь услужить такому-то? Не препятствую; но только пусть это будет не в огорчение другому. Не для того ведь даны нам учители, чтобы мы враждовали друг против друга, а для того, чтобы все были в союзе друг с другом. Почему ты один? Почему не приобретаешь многих друзей? Почему не являешься творцом любви? Почему не устрояешь дружбы, этой величайшей похвалы для добродетели? Подобно тому, как быть в согласии со злыми особенно раздражает Бога, так и быть в согласии с добрыми особенно радует Его. Не будь со многими в нечестии; готовь себе друзей прежде жилища, прежде всего прочего. Если миротворец - сын Божий, то насколько более тот, кто делает друзьями? Если только примиряющий называется сыном Божиим, то какой награды не будет достоин тот, кто делает примиренных друзьями? Диавол побуждает нас быть всем врагами, а Бог повелевает всех считать друзьями и любить; тот, пригвоздив нас к брению и глине (а таково богатство), не дает вздохнуть хотя бы немного даже и ночью, а Этот, освобождая нас от такой излишней и бесцельной заботы, заповедует собирать сокровища на небесах, не путем обид другим, а от собственной праведности; тот, после многих трудов и огорчений, не только не может защитить нас, когда мы терпим на том свете наказания и подвергаемся страданиям за нарушение законов Божиих, но еще и увеличивает пламя, а Этот, заповедав нам давать чашу холодной воды, не допускает лишиться нам даже и за это воздаяния и награды, но воздает с великой щедростью. После этого не крайнее ли безумие с нашей стороны не любить столь кроткого и обилующего такими благами Владыку, а рабствовать неблагодарному и жестокому тирану, который ни здесь, ни там не может принести никакой пользы повинующимся и преданным ему? Итак, не ропщите за мои слова. И я ведь про любящего меня сказал бы, что он не тогда, когда только хвалит меня, но когда и обличает с целью исправить, тогда-то особенно и любит меня. Хвалить без разбора все, доброе и худое, свойственно не другу, а льстецу и насмешнику; напротив, хвалить за доброе дело и упрекать за проступок - вот долг друга и доброжелателя. Итак, неприятен мне враг, и когда он хвалит меня; но приятен друг, и когда упрекает меня. Тот, хоть и целует меня, противен; этот, хоть и уязвляет меня, любезен. "Искренни", - говорится, - "укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего" (Притч. 27:6). Один, правильно ли или неправильно упрекает, делает это не с тем, чтобы посрамить, но чтобы исправить; другой, хотя бы и справедливо упрекал, упрекает не с тем, чтобы исправить, а стараясь скорее обесславить. Так-то, возлюбленные, ничто не может сравниться с единомыслием; при этом и один бывает равен многим. Если, например, будут единодушны два или десять, то один уже перестает быть одним, а каждый из них становится в десять раз больше, и ты в десяти найдешь одного, и в одном - десять. Если у них есть враг, он уже нападает не на одного, и бывает побежден так, как если бы напал на десятерых. Если один обеднел, он не в бедности, потому что обедневшая часть прикрывается большей частью. Каждый из них имеет двадцать рук, двадцать глаз и столько же ног; у каждого десять душ, потому что он все делает не своими только членами, но и остальных. Если бы их было и сто, опять будет то же самое. Один и тот же может быть и в Персии, и в Риме, - и чего не может сделать природа, то может сила любви. Если же он имеет тысячу или две тысячи друзей, то подумай, до какой степени увеличится его сила. Чудно, действительно, из одного сделать тысячу! Для чего же мы не приобретаем силы любви и не утверждаем себя в безопасности? Доколе будем ограничивать ее одним или двумя? Тот, кто имеет друзей, хотя бы был беден, становится гораздо богаче богатых: чего он сам не посмеет сказать за себя, то скажет за него друг; чего не может доставить сам себе, достигнет через другого. Невозможно потерпеть какое-либо зло тому, кто охраняется столькими оруженосцами: не так бдительны царские телохранители, как эти. Те охраняют по нужде и страху, а эти - по доброжелательству и любви. При том царь боится своих стражей, а человек, имеющий друзей, верит им больше, чем себе самому. И, кроме того, есть ли какая стена, столь несокрушимая, столь укрепленная совокупностью огромных камней, столь недоступная для нападений врагов, как союз любящих друг друга и сплоченных между собою единодушием? Он отражает козни самого диавола; и весьма естественно. Восставая против него в союзе друг с другом, такие люди становятся непобедимы его ухищрениями, и воздвигают блистательные трофеи любви. И как струны лиры, хотя многочисленные, но настроенные согласно, звучат приятнейшим звуком, так точно и объединенные единомыслием издают благозвучный глас любви. Нет ведь ничего усладительнее любви. Чего только не сделает искренний друг? Какого не доставит он удовольствия, какой пользы, какой безопасности? Хотя бы ты указал тысячи сокровищ, ничто не может сравниться с искренним другом. Подобно тому, как блестящие тела распростирают блеск на близлежащие места, так и друзья, в каких бы местах ни явились, везде расточают свое благоволение. Лучше, поэтому, жить во мраке, чем без друзей. Не так горячка сжигает тело, как душу разлука с любимыми. Страсть любви такова, что заставляет нас ежедневно представлять себе любезных нам, когда они не находятся вместе с нами, а отсутствуют; она отвлекает душу любящего от всех находящихся налицо и привязывает ее к одному возлюбленному. Если же тот, кто видит любимого, или даже только вспоминает о нем, становится бодр душою и высок мыслью, и, услаждаясь воспоминанием, все переносит легко, то имеющий в мыслях Того, кто благоволил воистину возлюбить нас, и помнящий о Нем, почувствует ли когда-либо какую-нибудь печаль, или убоится ли чего-нибудь страшного и опасного? Конечно, никогда! Если, пользуясь любовью сильных людей, мы бываем страшны для всех, то гораздо более - будучи любимы Богом. И хотя бы нужно было отдать за эту любовь деньги, или тело, или самую душу, не пощадим. Недостаточно ведь говорить только на словах, что мы любим, а необходимо представить доказательство нашей любви и на деле, так как и Он сам показал Свою любовь не на словах только, а и на деле. Если в домах знатных людей слуга, сделавший свое добро господским, на самом деле не свое добро сделал господским, а господское своим, и одинаково пользуется и своим, и господским, почему многие из слуг больше даже боятся его, чем господина, и если вследствие того, что он пренебрег своим добром, он в действительности не пренебрег им, а получил даже гораздо более, то тем более так бывает в вещах духовных. Не будем, поэтому, заботиться о своих выгодах, чтобы на самом деле позаботиться о них, а будем пренебрегать ими, чтобы приобрести их. Если мы пренебрежем ими, то Бог о них позаботится; а если мы сами будем заботиться о них, то Бог пренебрежет. Если кто хочет любить искренне и узнать силу любви, то пусть спешит к питомцу ее, блаженному Павлу, и тот научит его, как велик подвиг - перенести разлуку с любимым, и сколь великая душа требуется для того. В самом деле, этот Павел, совлекший с себя плоть и сложивший тело, обходивший вселенную почти обнаженною душою, исторгший из духа всякую страсть, подражавший бесстрастию бестелесных сил, хотя и переносил легко все остальное, как бы страдая в чужом теле, - и темницы, и узы, и изгнания, и бичевания, и угрозы, и смерть, и все виды наказания, - но, разлученный с одной любимой им душой, так был расстроен и смущен, что тотчас и ушел из города, в котором ожидал увидеть любимого человека и не нашел его. Что это, блаженный Павел? Заключенный в колодки, живя в темнице, имея отпечатлевшиеся следы бичеваний, с текущей по спине кровью, ты вводил в таинства, крестил, приносил жертву, и не пренебрег даже и одним человеком, который должен был получить спасение; а придя в Троаду и найдя ниву расчищенной и готовой принять семена, ты выпустил из рук такую прибыль и тотчас ушел? Да, - говорит, - потому что я одержим был силой уныния, потому что мой дух очень смущало отсутствие Тита; и печаль так овладела мною, так осилила меня, что принудила сделать это. Видишь, какой величайший подвиг – быть в состоянии спокойно перенести разлуку с любимым человеком, как горестно и печально это дело, как оно требует для себя души возвышенной и мужественной? Для любящих недостаточно одного лишь соединения душой, они не довольствуются этим для своего утешения, а нуждаются и в телесном присутствии друг подле друга, и если этого нет, то отнимается немалая доля радости. О, пламенная страсть любви! Павел, не страшащийся огня, адамантовый, твердый, непреклонный, неодолимый, говорящий: "кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?" (Рим. 8:35), дерзновенно попирающий землю и море, посмеивающийся над железными вратами смерти, - этот самый (Павел), когда увидел слезы у любимых им людей, так был сокрушен и растроган, что даже не скрыл своей скорби, а тотчас же сказал: "что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое?" (Деян. 21:13). О, диво! Бездна вод не сокрушила его, а малые слезы сокрушили и разбили? "Что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое?" Что говоришь ты, скажи мне? Эту адамантовую душу могла сокрушить слеза? Да, - говорит, - потому что велика сила любви; она побеждает и осиливает меня; против всего могу я устоять, кроме любви. Кто не изумится? Кто не удивится? Лучше сказать, кто может достойно изумиться и удивиться этой мужественной и достигающей до небес душе, подумав о том, что он, будучи заключен в оковы и темницу, послал послание Филиппийцам из такого отдаленного места? Вы ведь знаете, как далеко Македония от Рима. Но ни дальность пути, ни продолжительность времени, ни множество дел, ни опасность, ни непрерывные бедствия, ни иное что не исторгли в нем любви и памяти об учениках; напротив, он всех их имел в своей мысли. И не так связаны были его руки оковами, как связана и пригвождена была душа любовью к ученикам. Как царь, взойдя утром на престол и севши в царских чертогах, тотчас принимает отовсюду тысячи писем, так и он, сидя в темнице, как бы в царских чертогах, постоянно и посылал, и получал отовсюду еще гораздо больше писем от обращавшихся к его мудрости и доносивших ему о всех своих делах; и настолько более, сравнительно с царем, устроял он дел, насколько большая вверена была ему и власть. Такова сила любви; она не только объемлет, соединяет и связывает присутствующих, находящихся вблизи нас и на наших глазах, но и далеко отстоящих от нас; и ни продолжительность времени, ни дальность дорог, ни другое что подобное не может разорвать и расторгнуть душевной дружбы. Любящему нужно так любить, что, если бы у него попросили душу и возможно было отдать ее, он не отказывался бы, - потому что нет ничего равного искреннему другу. Видя любимого, любящий радуется и тает от восторга, сплетается с ним некоторым сплетением души, доставляющим неизреченное удовольствие. Если даже он только вспомнит о нем, его душа ободряется и окрыляется; видя его каждый день, он не насыщается; нет у него ничего, что бы не принадлежало другу; он желает ему того же самого, чего и себе.