Тихон Задонский - Собрание сочинений, том 1
Глава 4
Пребывание святителя Тихона на покое
Отношение его епархиального служения к последующей его жизни на покое. – Поселение в Толшевском монастыре, переселение отсюда, по причине нездорового климата, в Задонский монастырь. – Борьба с нерешимостью – решимость подвизаться и в делах служения ближним и во внутреннем преуспевании. – Общее изображение его жизни.
Епископский сан, и семилетнее служение в нем святителя Тихона в Новгородской и Воронежской епархиях, не остались без особенного влияния на его последующую жизнь. По любви к уединению и безмолвию он хотел бы скрыться от людей и в безвестности трудиться для своего спасения. Но епископский сан не позволял ему этого сделать. Как возжженный светильник в русской Церкви, он не мог уже скрываться под спудом для сынов ее, желавших озаряться его светом. Живя на покое в Задонске, Тихон чувствовал и неоднократно выражал, что епископский сан препятствует ему трудиться в безвестности и вдали от людей. «Если бы можно было, –говаривал он, – я бы и сей сан снял с себя, и ряску, и клобук, и сказал бы о себе, что я простой мужик и пошел бы в самый пустынный монастырь... Но та беда, что у нас в России нельзя сего сделать». По этим же побуждениям, он сочувствовал положению греческих епископов, которые, оставив свои епархии, удаляются на Афон и там пребывают в безвестности и глубоком уединении. «Там наши братья, епископы, оставив епархии, живут по монастырям в уединении», – говаривал Святитель из желания уединения.
С другой стороны, привыкнув к усиленным и многообразным трудам в епархии, Тихон развил в себе такую любовь к деятельности, что, удалившись от епархиального управления, не мог спокойно жить и трудиться лишь для себя, поэтому до тех пор не мог успокоиться, пока не решился часть своего времени и трудов посвящать благу ближних. Потому, его жизнь на покое проходила в удовлетворении совместных требований его души – и любви к уединению, и любви к деятельности на пользу ближних, т.е. в подвигах безмолвия и в подвигах самого деятельного служения ближним. Впрочем, он не вдруг определил для себя эти занятия, но сначала должен был вынести тяжелую борьбу с самим собой.
Отказавшись от управления епархией и желая трудиться в безвестности и безмолвии, Тихон для своего жительства избрал сначала Толшевский монастырь, [34] и поселился в нем. По своему положению эта обитель совершенно соответствовала его подвижническим видам. Она находилась вдали от селений и была окружена лесами, в то время почти непроходимыми. Не тревожимый многолюдством, здесь он чувствовал себя, даже когда и после бывал, «покойнее и веселее»; здесь он думал беспрепятственно трудиться и соблюдать монастырский устав наравне с простым послушником. «Вот здесь на монастырь походит, – говаривал он после, – здесь самая монастырская уединенная жизнь. [35] Здесь же он надеялся от действия природы и телесных трудов на свежем воздухе, получить облегчение в своих недугах.
Но благоприятствуя его наклонностям к безмолвию и уединению, эта обитель, или точнее – природа ее местности не благоприятствовала его здоровью. Нечистый воздух, наполненный вредными испарениями от окружающих болот и густых лесов разрушительно действовал на его слабые и расстроенные нервы. Весной и летом, при телесных трудах, здоровье его, по-видимому, стало поправляться, но к осени оно расстроилось еще более и болезненные припадки усилились. К тому же настоятель монастыря, зараженный неисцельным расколом, явно выражал свой ропот на водворение у себя своего пастыря, который к тому же еще старался его обратить на путь истины, хотя и совершенно безуспешно. Потому, несмотря на свою любовь к этой обители, святитель Тихон вынужден был ее оставить. «Эх! если бы не вода здесь такая, не подумал бы я никогда в иной монастырь идти жить», [36] – сказывал он своему келейнику.
Новым местом для своего пребывания Тихон избрал третьеклассный Задонский монастырь, куда и переселился в Великий Пост 1769 года, и где оставался до своей кончины.
Задонский монастырь расположен на полугоре, близ реки Дона, в 90 верстах от Воронежа. Внизу под полугорьем вытекает множество чистых ключей. Местоположение в окружности красивое, воздух здоровый. Вблизи монастыря было небольшое селение, известное под названием Тешевки, которое в 1779 году, по умножении жителей, переименовано в уездный город Задонск, следовательно, этот монастырь не был так уединен и не пользовался такой тишиной как монастырь Толшевский. По временам здесь бывали даже ярмарки, на которые съезжалось много народу из соседних селений. Несмотря на то, что многолюдство нередко стесняло святителя Тихона, пребывание его здесь оказалось весьма благотворным для его здоровья. Чистый воздух, телесные работы в монастырском саду в первую весну и лето, и отдохновение от тяжелых трудов, значительно укрепили его слабые нервы и поправили его здоровье.
Но с укреплением его телесных сил изменилось его душевное состояние. Пока он был нездоров и силы его были слабы, он по необходимости должен был оставлять занятия, и это нисколько не тревожило его деятельной души. Когда же силы его укрепились и здоровье поправилось, – он снова почувствовал в себе потребность к трудам, к которым привык, и готовность к занятиям, в которых всегда упражнялся с особенной ревностью. И эта потребность в трудах, не находившая никакого удовлетворения в настоящем его положении, стала беспокоить, тяготить его. Он не знал, на что решиться, чем наполнить пустоту своего времени, которое все было в полном его распоряжении и ничем пока не было занято. Естественно, он начал скучать без дела. Случись это удаление на покой ранее, когда он еще был архимандритом, как он желал этого тогда, – бездействие не так бы тяготило его, переход от служебной деятельности к уединению не был бы так резок тогда. Но после таких ревностных трудов, какие были в епархии, настоящее, ничем не занятое положение, вынужденное притом болезнью, которая впрочем прошла, – слишком резко противоречило его прежней жизни и его, сильно развившейся привычке к деятельности; так что, несмотря на все свое расположение к уединению, он не мог вдруг забыть своей прежней деятельной жизни и отрешиться от нее. Он мысленно возвращался к своему служению в епархии. Это тяжелое состояние души Святителя прекрасно понял и выразил один из его жизнеописателей, преосвященный Евгений.
«Мужам деятельным, – писал он, – привыкшим к должностям и чувствующим еще в себе силы к оным, нет ничего тягостнее удаления от обыкновенных своих занятий. Они больше всех тогда чувствуют как бы потерю своего существования, пустоту времени и будто бы бесполезность свою, по крайней мере, в первые годы своей свободы. Уединение и досуг, которых искали сами они при делах, становятся им обременительнее самих дел и мрачная скука одолевает их». [37] При этом в душе Святителя возникали различные помыслы, которые еще более смущали его душу. Теперь ему представлялось, что он слишком мало потрудился для Церкви, для служения которой и принял сан архипастыря, что много полезных для Церкви начинаний оставил неоконченными, много добрых намерений неприведенными в исполнение. Он упрекал себя в том, зачем так решительно и поспешно требовал увольнения на покой – зачем считал выздоровление свое невозможным; – если бы он просил увольнения на время лечения, – тогда бы он опять мог занять прежнее место и снова трудиться для блага Церкви Христовой. Смущала его и та мысль, что будто бы даром, незаслуженно получает он пенсию. Итак, в нем появилось желание снова воротиться в епархию.
Во все время этого неопределенного состояния Тихон был постоянно скучен и беспокоен. Он целыми днями сидел запершись в своей келии и не выходил из нее, жившие при нем слышали только его быстрые шаги по комнате и голос его молитв и молитвенных обращений к Господу. [38] В этом тяжелом состоянии он признавался своим знакомым и даже писал об этом, С.-Петербургскому архиепископу, преосвященному Гавриилу. Понимая положение Тихона, что ему становится скучно без определенных официальных занятий, преосвященный Гавриил предлагал ему Валдайский Иверский монастырь, близ его родины, в полное его управлений. Этим предложением святитель Тихон хотел было воспользоваться. Он уже приготовил было и прошение, но все еще не решался подать его. Один случай, в котором он увидел особенное указание промысла Божия, остановил его в исполнении этого намерения. Однажды келейник Тихона, встретив у монастырских ворот одного, очень уважаемого Святителем старца, по имени Аарона, сказал ему, что преосвященный решил непременно выехать отсюда в Новгородскую епархию. О. Аарон дал на это такой суровый ответ, который и самого мнительного человека вывел бы из нерешительности. «Что ты беснуешься? – сказал он келейнику. – Матерь Божия не велит ему выезжать». Слова эти буквально были переданы Тихону. Святитель, услышав в них голос и волю как бы самой Матери Божией, переспросил у келейника: «Точно ли так сказал о. Аарон?», – и когда услышал подтверждение, сказал: «Ну так я и не поеду отсюда», и, взяв приготовленную просьбу, разорвал ее. [39] Этим однако же еще не разрешалось его тяжелое состояние. Он все еще не знал, на что ему решиться, на что употребить свои силы, чем, каким делом наполнить пустоту времени, которое прежде исключительно посвящалось на служение св. Церкви?
