Лев Шестов - Афины и Иерусалим
78
Вывод, к которому подводит наше исследование или, лучше сказать, пронизывающая его основная идея, заключается в том, что все идет так, как если бы иудео-христианское откровение было религиозным источником философского развития, а главным свидетельством такого развития была в прошлом эпоха латинского средневековья (фр.).
79
Можно с полным правом задать вопрос, возникла бы когда-либо христианская философия, если бы не существовала философия греческая (фр.).
80
Если мы обязаны Писанию тем, что обладаем философией христианской, то греческой традиции христианство обязано тем, что обладает философией (фр.).
81
Платонизм и аристотелизм продолжали жить новой жизнью, соучаствуя в работе, на которую сами не были способны. Именно благодаря им средневековье смогло создать философию. Они преподали ему идею perfectum opus rationis [совершенное произведение разума (лат.)]. Они не только озадачили средневековье проблемами, но и сообщили ему разумные принципы, задающие пра-вила решения подобных проблем, а также – саму технику их обоснования. Долг средневековья Греции огромен (фр.).
82
Без тени, без следа доказательства (фр.).
83
Метафизика «Исхода» подчиняет разум и его предмет Богу, от которого зависит их существование, она, стало быть, пронизывает эпистемологию до основания. Она вносит в нее новое, неведомое древним понятие сотворенной истины, свободно подчиненной Существу, образующему ее начало и ее конец, ибо она существует только благодаря ему, и только оно одно может ее совершенствовать и восполнять (фр.).
84
См. Эт. Ник. 1140b 31: ἐπιςτήμη περὶ τϖν καθόλου ἐστιν ὐπόληψις καὶ τω̃ν ἐξ ἀνάγνης – знание есть восприятие всеобщего и необходимого, – оттого (Ibid., 1139 b 25) всякому познанию можно обучить и всякое содержание познания может быть передано другим.
85
Чрезвычайно поучительны в этом отношении замечательные исследования покойного Мейерсона. У него человеческий разум тоже изображается «одержимым» желанием все подчинить закону противоречия. Разум знает, что эта задача невыполнимая, и также знает, что стремиться к невозможному – это безумие, но преодолеть себя ему не дано. Это уже даже не raison déraisonnable Монтеня, это уже как бы сошедший с ума разум.
86
Долго была одержана желанием найти прямое доказательство бытия Божия, которое основывалось бы единственно на принципе противоречия (фр.).
87
Изощренная изобретательность (лат.).
88
Вера как таковая самодостаточна, но она стремится стать разумением своего собственного содержания; она не зависит от очевидностей разума, наоборот, именно она и порождает эти очевидности… Это усилие преобразовать истину веры в истину знания и составляет настоящую жизнь христианской мудрости; совокупность рациональных истин, которые доставляет нам это усилие, и образуют саму христианскую философию (фр.).
89
Ничего, конечно, дурного не сотворил и не насадил Бог в оном месте такого счастья. Но в заповеди требовалось повиновение. Добродетель эта в твари разумной есть некоторым образом мать и хранительница всех добродетелей. Ибо тварь эта создана так, что для нее полезно быть подчиненною, а гибельно творить волю свою, а не Того, Кем создана (лат.).
90
Подчеркнуто мною.
91
Вот почему первичное моральное зло получает в христианской философии специальное наименование, объемлющее все заблуждения, порождаемые первородным грехом. Используя это слово, христианин каждый раз имеет в виду, что в его понимании моральное зло, совершенное свободной волей в сотворенной вселенной, непосредственно затрагивает фундаментальное отношение зависимости, соединяющее тварь и Бога: столь легкий и, так сказать, беспричинный запрет, которым Бог отметил одно из благ, находившихся в распоряжении человека, совершенно бесполезное для него, – это всего лишь чувственный знак радикальной зависимости твари. Послушаться запрета значило признать эту зависимость; нарушить запрет значило отрицать эту зависимость и объявить, что то, что хорошо для твари, лучше самого божественного добра (фр.).
92
Ибо написано (Ис. XXIX, 14): «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих… Потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков (фр.).
93
В тот самый момент, когда св. Павел объявляет о банкротстве греческой мудрости, он предлагает заменить ее другой мудростью, заключающейся в самой личности Иисуса Христа. Он считает, что необходимо устранить мнимую греческую мудрость, которая в действительности не более чем безумие, во имя мнимого безумия христиан, которое и есть не что иное, как мудрость (фр.).
94
См. мою книгу «Власть Ключей».
95
См. Enn. V, 3,12: τò δὲ ω̎σπερ ἐπέκεινα νου̃, ου̎τος καὶ ἐπέκεινα γνώσεως, οὐδὲν δεόμενον ω̎σπερ οὐδενός, ου̎τως οὐδὲ του̃γινώσκειναλλ’ε̎στιν ἐν δευτέρα φύδει τò γνώσκειν, т. е. точно так же, как оно выше разума, оно выше познания, но само познание принадлежит вторичной природе.
96
На слух (лат.).
97
Таким образом, положения веры не являются ни принципами доказательств или умозаключений, не являются они также и вероятными утверждениями, которые для всех, для большинства или для разумных, представляются ложными, их следует принимать не так, как разумные принимают свои положения перед лицом разумных, преимущественно опираясь на доводы естественного разума (лат.).
98
Все хорошо, потому что угодно Богу, а не наоборот (лат.).
99
См., напр., R. Seeberg. Die Theologie des D.Scotus, которому и принадлежит выражение «schlechthinnige und regellose Willkur». По его мнению, «хотя Д.Скот сам дает повод к этому, когда он отрицает, что что-либо может быть для твари само по себе хорошим и тому подобными школьными остротами», у него все же произвол Бога ограничен его bonitas.
100
Она умерла в распрях с самой собой, и распри эти начали множиться, как только она посчитала целью саму себя и перестала подчиняться той мудрости, в которой заключается и ее цель. Альбертисты, томисты, скотисты, оккамисты – каждый вносил свой вклад в разрушение средневековой философии ровно в той мере, в какой пренебрегал поисками истины и растрачивал себя в бесплодной борьбе… Средневековая мысль превратилась всего лишь в безжизненный труп, в мертвый груз, под которым рухнула ею самою подготовленная почва и на которой только она и могла строить (фр.).
101
Необходимое древним понятие истины сотворенной, свободно подчиненной бытию, в котором ее исток и ее цель (фр.).
102
И Д.Скот, ссылаясь на Августина, писал: Libris canonis sacri non est credendum, nisi quia primo credendum est Ecclesiae approbanti et aucrorizanti libros istos et comenta in eis. (Священным книгам нельзя не верить, если не верить предварительно, что эти книги и их содержание подтверждаются авторитетом Церкви.)
103
Речь вовсе не идет об утверждении тезиса, будто вера представляет собой высший по сравнению с рациональным тип познания. Никто никогда не претендовал на это. Напротив, само собой разумеется, что вера – всего лишь суррогат знания и что везде, где только удается заменить верование знанием, понимание добивается положительного успеха. Традиционная для христианских мыслителей иерархия познания всегда такова: вера, разум, видение Бога лицом к лицу. Inter fidem et speciem, – пишет св. Ансельм, – intellectum quern in hac vita capimus esse medium imelligo (фр.).
104
Постоянно повторяет (фр.).
105
Точная формулировка его личного опыта (фр.).
106
Мы знаем от самого св. Ансельма, что первоначальное название его «Монологов» было «Размышления о разумности веры» и что названием «Прослогия» было не что иное, как знаменитая формула «Вера в поисках разума» (фр.).
107
Когда христианин размышляет о субъекте благодати, он становится философом (фр.).
108
Если верно, что обладать религией значит обладать всем остальным, это надо показать. Такой апостол, как св. Павел, может довольствоваться проповедью, философ хотел бы в ней удостовериться (фр.).
109
Быть может, уже здесь будет уместно напомнить слова Киркегарда: «верить против разума есть мученичество».
110
В его (св. Августина) представлении творение было мгновенным. Это значит: не только шесть дней, о которых рассказывается в кн. Бытия, суть аллегория и на самом деле сводятся к одному мгновению, но и начиная с этого мгновения творение действительно завершено (фр.).
