Луис Ривера - Matador поневоле
— Правда? Он сам тебе это сказал?
— Не совсем так… То есть он не уверен, что тот человек сможет мне помочь. Но есть надежда.
— Что это за человек?
— Мигель не сказал мне.
— Почему?
— Он дал слово не говорить об этом.
— Странно. Неужели данное слово важнее, чем возможность помочь тебе? Он ведь твой друг.
— Но он еще и человек слова. Вот в чем проблема… Я не могу ставить его перед таким выбором, понимаешь? Он мой друг. И заставлять его нарушать слово я не должен. Но в то же время это мой шанс. Может быть, единственный в жизни. Больше такого может и не быть.
— И что ты собираешься делать?
— Не знаю… Лягу спать. Что еще остается?
— И все-таки ты должен попытаться… Хочешь, я помогу тебе? — спросила Вероника.
— Как?
— Поговорю с ним.
— Нет, не надо. Ничего это не даст. Слово есть слово… Ничего с этим не поделаешь.
— А если он вдруг решит помочь тебе и скажет, где можно найти того человека?
— Тогда я отправлюсь туда.
— Значит, ты уйдешь из цирка?
— Да, — ответил Рафи.
— И нам придется расстаться?
Рафи кивнул. Вероника встала и подошла к окну. До Рафи донесся запах жимолости.
— Ты огорчена?
— Н-нет, — сказала девушка. — Ни капельки. Я буду рада, если ты снова сможешь видеть.
— Правда?
— Конечно. Ты ведь все равно вернешься… Чтобы увидеть, наконец, какая я красивая, — сказала Вероника.
Но в ее голосе не было обычного веселья.
— Вернусь, — как эхо отозвался Рафи. — Только что об этом сейчас говорить? Не думаю, что Мигель расскажет мне о том человеке.
— Мне кажется, что, даже если он ничего тебе не расскажет, ты все равно уйдешь.
— Уйду, — после долгой паузы сказал Рафи.
И в этот миг понял, что решение принято. Что независимо от того, поможет ему Мигель или нет, ему совсем недолго осталось быть актером бродячего цирка.
ГЛАВА 5
На следующий день Рафи удалось поговорить с Мигелем только после того, как тот закончил свое выступление.
Он пришел заранее, чтобы послушать, как будет выступать его друг. Пришел вместе с Вероникой, которую было невозможно уговорить остаться дома.
Мигель выступал вторым, сразу после одного молодого никому не известного матадора, может быть, еще вчера выступавшего в новильяде. Для Рафи было загадкой, как такой неопытный тореро оказался на арене столицы. Хозяин цирка говорил, что здесь выступают только лучшие. Но эспада, который был сейчас на арене, не произвел бы никакого впечатления даже на деревенскую публику. Рафи и не надо было слышать того, что говорили рядом знатоки. Достаточно было послушать, как неровно атакует бык, как тореро заставляет его бросаться в разные стороны, будто сам не знает, что делать. Плохое выступление. Даже Вероника, предпочитавшая не критиковать матадоров, зная, какой это опасный труд, не выдержала и несколько раз фыркнула при виде особенно неуклюжего пасе.
Впрочем, Рафи отмечал все это по привычке. Он ждал выступления Мигеля. В прошлый раз у него не получилось как следует послушать его.
Наконец, объявили о выходе Мигеля. Вероника схватила Рафи за руку.
— Он очень красив. Почти не видно, что он хромает. Великолепно держится.
Это замечание почему-то неприятно кольнуло Рафи. Нет, он был рад за друга. Хорошо, что он так красив и почти не хромает. Но если бы это сказала не Вероника, а кто-нибудь другой, ему было бы куда приятнее.
Рафи отметил, что публика не очень-то радушно приветствует матадора. Наверное, еще плохо знает его, — рассудил юноша. Ему казалось, что Мигель должен быть лучшим из лучших на этой арене. Ему и в голову не приходило, что до сегодняшнего дня он ни разу не видел, каков Мигель в деле. И что его учитель и друг может быть и не слишком хорошим тореро.
Однако чем дольше Мигель находился на арене, тем сильнее Рафи удивлялся. Вроде бы бой шел, как надо. Рафи не мог на слух определить, где и как ошибается матадор. С быком творилось что-то странное, это так. А матадор, кажется, был очень даже неплох. Но то и дело по толпе пробегал недовольный ропот. Чувствовалось, что еще немного, и на песок арены полетят подушки, на которых сидели зрители.
— Что происходит? — спросил юноша у Вероники.
— Не понимаю, — ответила она. — Я ничего не понимаю… Такого я никогда не видела. Он делает что-то странное…
— Что? Что?
— Не знаю, как объяснить.
— Просто скажи, что ты видишь.
— Он даже на шаг не отходит от быка. Не отпускает его. Впечатление такое, что они приклеены друг другу…
— Как это возможно?
— Я не знаю, Рафи, говорю же тебе… Никогда такого не видела.
— Почему это не нравится им? — Рафи кивнул в сторону кричащих от оскорбления зрителей.
— Понимаешь… Это выглядит очень странно. Они не привыкли к такому. Не очень зрелищно… Не знаю, понравилось бы тебе.
Выступление Мигеля закончилось провалом. Единственное, что спасло матадора от окончательного освистывания, — то, как он убил быка. Его последний удар был настолько безупречен, что часть зрителей сменила гнев на милость и наградила тореро жидкими аплодисментами.
Рафи сидел красный, будто это он только что едва не опозорился на арене. Вероника тоже подавленно молчала.
— Ладно, — наконец, сказал юноша. — Отведи меня к нему.
На арене уже показывал свое мастерство другой тореро. Его публика встречала куда лучше.
Они нашли Мигеля на конюшне. Он беседовал о чем-то с рехонеадором[1], которому предстояло, судя по афишам, завершить сегодняшнее представление. Увидев Рафи и Веронику, Мигель закончил разговор и подошел к ним.
Рафи молчал, не зная, что сказать. Он чувствовал, что матадор вовсе не нуждается в утешении. От него не исходил запах поражения. Это немного сбило юношу с толку. Разговор начала Вероника.
— Привет, Мигель. Рада, что ты цел. Мы с Рафи специально пришли посмотреть на тебя…
— Спасибо. Если бы я знал, что вы придете, я посвятил бы этого быка тебе, красавица.
В голосе Мигеля Рафи тоже не уловил ни нотки горечи или неудовольствия. Похоже, тот действительно не понимал, что его выступление едва не провалилось. От этого Рафи стало неловко вдвойне. Мало того, что его друг оказался неважным тореро, он еще настолько самоуверен, если не глуп, что не понимает таких простых вещей.
— А ты, Рафи, почему такой грустный? Что-то не так? — спросил Мигель.
— Да нет, я не грустный… Все в порядке, — промямлил Рафи. — Поздравляю тебя. Быка ты убил очень хорошо.
— Откуда ты знаешь?
— Я слышал…
— Он слышит бой лучше, чем некоторые видят, — пояснила Вероника. — Ни одна мелочь от него не ускользает.
— Правда?
— Конечно… Иногда мне приходится просить у него, чтобы он пояснил мне некоторые моменты.
— И что ты скажешь о том, как я провел бой? — спросил Мигель.
— Быка ты убил хорошо. Даже очень хорошо, — уклончиво ответил Рафи.
— Быка — да. Но я спрашиваю не о последнем ударе. Что ты скажешь про бой вообще?
Мигель произнес это таким тоном, что Рафи засомневался — так ли уж наивен его друг. Похоже, он знал и понимал гораздо больше, чем казалось Рафи.
— Не знаю, — ответил после паузы юноша. — Ты вроде бы все делал правильно… Но бык вел себя странно. И зрители… Они были недовольны. Так я слышал. Но не могу понять, в чем здесь дело. Вероника сказала, что ты работал очень близко к быку… Слишком близко. И это не понравилось публике. Может быть, и так. Во всяком случае, успех сегодня обошел тебя стороной.
Сказав это, Рафи опустил голову. Ему неприятно было произносить все это. Неловко ученику критиковать своего учителя. Хотя для настоящего учителя лучшая награда, когда ученик в конце концов его превосходит.
Неожиданно Мигель весело рассмеялся.
— Ты действительно слышишь лучше, чем другие видят. К сожалению, — уже серьезно продолжил он, — ты слышишь то же самое, что и остальные. Лучше, но все-таки то же самое. Ну, ничего. У тебя все впереди.
— Я не понимаю, о чем ты…
— Не беда. Когда мы встретились первый раз, ты тоже не все понял. Однако это не помешало тебе стать отличным тореро.
— Но может быть, ты объяснишь мне?
— Не здесь. Давайте найдем какой-нибудь уютный кабачок. Я бы не отказался сейчас от кружки хорошего вина.
— Вы возьмете с собой женщину? — напомнила о себе Вероника-
— Такую красотку? Конечно! — воскликнул Мигель. — Если Рафи не возражает.
— Чего уж там… — проворчал юноша.
Его не очень радовала перспектива превратиться в скором будущем в объект для дружеских шуток.
— Значит, ты считаешь, что мое выступление не имело успеха? — спросил Мигель.
Они сидели за грубо сколоченным столом в одном из дешевых кабачков, которых было так много на окраинах столицы. Людей пока было немного, но шум стоял такой, будто здесь собрались все жители города.
Перед ними стояли большой глиняный кувшин с красным вином и плоские тарелки с бандерильяс. Вероника не вмешивалась в разговор мужчин, отдавая должное мастерству местного повара. Мигель же с Рафи, наоборот, почти не притронулись к еде. Как и прошлым вечером, Мигель только пил вино и курил.
