Тьюсдей Рампа - Я верю
Он начал сомневаться в ясности своего рассудка. Как такое возможно? Теперь он был уверен в своем безумии. Он решил, что страдал галлюцинациями. В своих мыслях он вновь вернулся к тому бразильскому растению, плоды которого он тогда проглотил. А что, если это побочный эффект, что, если он страдает продолжительными галлюцинациями? Да, он видел свой труп на полу. Но действительно ли видел? Как бы он мог видеть себя, если был мертв? Он вспомнил, как наблюдал за всем с потолка. Он вспомнил лысину на голове дворецкого. Хорошо, но если все это так, то почему он не замечал этой лысины раньше? Если все так, то почему он не замечал, что экономка носила парик? Он задумался над этим и не знал, согласиться ли с тем, что жизнь после смерти возможна, либо с тем, что он явно не в себе.
— Мы предоставляем тебе самому принимать решение, поскольку Закон гласит, что человеку нельзя помочь, если он сам не желает принимать помощь. Когда ты будешь готов принять нашу помощь — позови, и мы придем. И помни: тебе нет нужды держать себя В тобою же созданном замкнутом пространстве. Этот мрак — плод твоего воображения.
Время не имело никакого значения. Мысли появлялись и исчезали. Но Алджернону хотелось бы знать, какая скорость у его мыслей. Сколько мыслей имелось у него? Зная это, он мог бы вычислить, как долго он находится в его нынешнем положении и состоянии. Но время теперь не имело никакого значения. Ничто не имело значения, насколько он понимал. Он ощупал руками находившееся под ним пространство, и ничего не обнаружил под собой. Медленно, с бесконечным напряжением, он простер свои руки во всю длину. Вокруг не было ничего, совсем ничего, что он мог бы осязать. Ничего, кроме странной тяжести в движениях, как будто его руки двигались в каком-то сиропе. Тогда он поднес руки к своему телу и ощупал его. Да, его голова была на месте. Его шея, его плечи и, конечно, его руки тоже были на месте. Ведь именно ими он себя и ощупывал.
Но внезапно он и впрямь подскочил на месте. Он был наг, и от этой мысли его бросило в жар. А что, если кто-нибудь появится здесь и застанет его голым? В тех слоях общества, к которым он принадлежал, никто не должен был являться обнаженным — это было «не принято». Однако по крайней мере теперь он знал, что его человеческое тело осталось при нем. Но затем, когда он продолжил обследовать себя, его пальцы неожиданно замерли. Теперь ему стало очевидно, что он и впрямь безумен. Сошел с ума! Его чуткие пальцы вдруг наткнулись на те части тела, которые отстрелил ему снайпер-бур, а также на те фрагменты, которые были отрезаны ножом хирурга. Значит, он опять невредим! Очевидно, это была игра его воображения. Очевидно, думалось ему, он все еще умирает и смотрит на свое умирающее тело. Но тут он опять вспомнил, как наблюдал за собой с высоты. Интересно, как МОГ он наблюдать за собой, если фактически был умирающим телом? А если он все же мог наблюдать за собой с высоты, то, должно быть, некая его часть — его душа, или как ее там называют, — должна была бы выйти из тела. И уже сам факт того, что он был способен взирать на себя с высоты, подтверждал, что существует «нечто» после смерти.
Он лежал и думал, думал, думал. Ему казалось, что он слышит, как скрипят шестеренки его мозга. Постепенно малые крупицы знаний, подобранные им из разных частей света, становились на место. Он вспомнил о некой религии. Как она называлась? Индуизм? Мусульманство? Он не знал ни одной из этих загадочных чужеземных религий, в которые могли быть посвящены лишь уроженцы определенных мест. Тем не менее все эти религии учили, что существует жизнь после смерти. Они учили, что добропорядочные мужчины после смерти попадут туда, где их встретит неисчислимое множество доступных женщин. И пусть пока он не встретил здесь ни одной женщины — доступной или недоступной, — у него уже сложился определенный ход мыслей. ДОЛЖНА быть жизнь после смерти. Должно быть что-нибудь, и должен быть кто-нибудь. Иначе откуда взялся этот яркий свет — та светлая мысль, что зародилась в его сознании?
И действительно: темнота стала рассеиваться. Скопление туч вокруг него тоже уменьшилось, и он почувствовал, что начинает мягко опускаться вниз. Его распростертые руки, свисавшие ниже тела, коснулись чего-то. Когда он опустился еще ниже, то его руки ощутили… Нет, это было невозможно! Однако дальнейшие исследования подтвердили, что так оно и было — его руки касались мягкой травы. И вскоре его давно не знавшее покоя тело отдыхало на коротко подстриженном ковре из дерна.
До него вдруг дошло, что он наконец-то находится в некотором материальном пространстве, поскольку здесь кроме тьмы были и другие вещи. И по мере того как он размышлял, осознавая все это, темнота вокруг него исчезала, и он очутился в окружении легкой дымки. За этой туманной дымкой он смог разглядеть неясные фигуры. Нечеткие, едва различимые, но это все-таки были «фигуры».
Подняв голову вверх, он увидел вырисовавшийся над ним неясный темный силуэт. Пока он видел лишь две руки, воздетые кверху, словно в молитве. А затем послышался голос. Но не тот, что звучал до сих пор в его голове, а самый настоящий голос, говоривший на чистом английском языке, по которому можно сразу узнать выпускника Итона или Оксфорда![6]
— Встань на ноги, сын мой, — сказал ему голос. — Встань на ноги и возьми меня за руки. Почувствуй, что мое тело такое же плотное, как и твое, и это еще одно доказательство, которое подтвердит тебе, что ты жив. Правда, в ином состоянии, но все-таки жив. И чем скорее ты поймешь, что ты жив и что есть жизнь после смерти, тем скорее ты сможешь войти в Великую Реальность.
Алджернон попытался встать на ноги, но это оказалось не так-то просто: он не мог управлять своими мышцами так, как делал это прежде. И тогда вновь зазвучал голос:
— Представь, что ты поднимаешься. Представь, что стоишь.
Алджернон сделал так и к своему удивлению обнаружил себя стоящим в объятиях того самого силуэта, который постепенно вырисовывался все ясней и ясней. И вот наконец он увидел перед собой мужчину средних лет, необыкновенно красивого, облаченного в желтые одежды. Алджернон окинул взглядом эту фигуру, а затем краем глаза увидел себя. Он увидел себя нагим. И тут же раздался его испуганный вопль:
— Ой! — воскликнул он. — Где моя одежда? Я не смогу никому показаться в таком виде!
Силуэт улыбнулся ему и мягко сказал:
— Одежда не делает человека, мой друг. Человек рождается на Земле без одежды, и так же без одежды он возрождается в этом мире. Стоит тебе подумать о том, какую одежду ты хотел бы носить, как она тут же окажется на тебе.
Алджернон представил себя лихим молодым офицером, одетым в темно-синие брюки со штрипками и в ярко-красный мундир. Вокруг талии он мысленно опоясал себя ремнем с ослепительно блестящей пряжкой и с патронными сумками. Он представил себе свои латунные пуговицы, начищенные до такого блеска, что в каждую из них можно было бы смотреться, как в зеркало. А еще он представил темную каску на своей голове — с кожаным ремешком, облегающим подбородок от щеки до щеки. Он представил саблю у себя на боку, а затем, хитро усмехнувшись, подумал:
— Пусть мне дадут ЭТО!
К своему несказанному изумлению он увидел свое тело обмундированным в военную форму, ощутив на себе тесноту армейского ремня и армейских ботинок. Он ощутил тяжесть у себя по бокам — там, где вложенная в ножны сабля и пистолетная I кобура оттягивали вниз армейский ремень. Он почувствовал, как его подбородок сдавил ремешок от каски. А когда он повернул голову, то увидел на своих плечах блестящие эполеты. Это было уж слишком — слишком много всего для только что пережившей шок самоубийства и воскрешения души. Алджернон потерял сознание и упал бы на траву, если бы не тот мужчина средних лет, который аккуратно поддержал и уложил его. Веки Алджернона дрогнули, и он тихо прошептал:
— Я верю… О Господи, я верю. Прости мне грехи мои… Прости мне все те прегрешения, что я совершил.
Тот человек улыбнулся ему мягкой улыбкой и сказал:
— Я не Господь. Я лишь тот, кому поручено помогать тем, кто прибывает из Земной жизни сюда — на промежуточную стадию. И я готов помочь тебе, если ты захочешь принять мою помощь.
Алджернон поднялся на ноги, на этот раз без труда, и сказал:
— Я готов принять ту помощь, которую ты сможешь мне предложить. Но скажи, ты учился в Итоне? Ты был в Бейллиоле?[7]
Силуэт улыбнулся и сказал:
— Просто зови меня своим другом, а к твоим вопросам мы вернемся позднее. Прежде ты должен войти в наш мир.
Он повернулся и резко взмахнул руками, словно раздвинул шторы. Во всяком случае, эффект был тот же. Темные тучи рассеялись, тени растаяли, и оказалось, что Алджернон стоит на зеленой-презеленой траве. Воздух вокруг буквально трепетал, насыщенный жизненной энергией. Неведомо откуда доносились ощущения — не звуки, но ощущения музыки. «Музыка парила в воздухе» — вот как он мог бы об этом сказать. Он нашел, что это очень его успокаивает.
