Елена Коровина - Москва мистическая
– Пожалеешь еще, что не помог Феде Мазурину! – закричал вслед мужичонка.
Но Николаю уже было не до него.
Вот только вечером после спектакля произошла жутковатая история. Когда Николай проходил по малоосвещенному служебному коридору, послышалось какое-то жуткое шипение. Стена вдруг вспучилась, и прямо из нее на актера набросилось с полдюжины… кошек. Серые, черные, рыжие, белые – все они угрожающе шипели и прыгали на Николая, вмиг расцарапав до крови. Актер был, конечно, сильным парнем, но это кошачье нашествие напугало его до полусмерти. Еле отбившись, он сумел убежать и долго потом отсиживался в гримерке, заливая раны йодом и боясь выйти.
Только за полночь вернувшись домой, он рассказал о случившемся своей престарелой прабабушке.
– Представляешь, денек! Сначала на какого-то алкоголика с трясущимися руками нарвался. Тоже мне мазурик! Потом кошки прямо из стены выскочили. Дикость какая – кому скажи, не поверят! Еще и решат – крыша поехала!
Но прабабушка была иного мнения, посочувствовала, качая головой:
– Что-то мне это напоминает… Федя Мазурин – редкое сочетание. Книги любит до того, что аж руки трясутся. Кошки опять же… Что-то я такое слышала или читала…
Старушка покряхтела и вдруг, вскочив словно молоденькая, кинулась к книжным полкам:
– Точно – читала! Вот «Московские типы и чудаки»!
Она сунула правнуку старую книгу, и тот прочел заголовок: «Любитель книг и кошек Федор Мазурин».
Оказалось, действительно был такой всем известный в Москве книголюб и чудак Федор Федорович Мазурин. В средствах он не был стеснен и целыми днями бродил по книжным развалам на Никитской улице. А ведь Никитская-то через несколько метров от «Площади Революции»! Только там уже давно никаких книжных рядов нет, зато около метро большой развал образовался.
Только вот одна незадача – жил сей книголюбец в XIX веке. Умер в 1898 году, как раз за год до издания «Ежегодника». Так что купить эту книгу при жизни он никак бы не сумел. Получается, купить не мог, так просить кинулся?! Но он же давно помер! Неужто действительно стал привидением? Получается, рассказы о москвичах, которые остаются жить в городе после смерти, не выдумки?!
В это Николай поверить никак не мог. Однако сколь похожий портрет возникал! В книге было написано, что, завидев интересную ему книгу, Мазурин «весь трясся, прижимая к груди облюбованную книгу», «умолял продавцов плаксивым голосом». Еще было сказано, что «за ним нужен был глаз да глаз: бывало, потихоньку вырвет страницу и начинает покупать книгу как с изъяном – по дешевке, а дома аккуратно вклеит вырванный лист».
Еще подчеркивалось, что особо любил Федор Федорович девственные экземпляры – книги без помарок и с неразрезанными страницами. Купив такую книгу, он и сам не разрезал листов – берег. И, между прочим, этот странный библиофил насобирал огромную коллекцию антикварных книг, сам их реставрировал, чинил корешки, выводил пятна. После смерти Мазурина оказалось, что коллекция его уникальна – там было не только несчетное количество книг XIX века, но и семь тысяч томов старопечатных книг и книг XVIII века и семьсот рукописей XII – XVI веков. Теперь все они хранятся в Государственном архиве древних актов.
В той же книге Николай прочел и интересную деталь: «Вровень с книгами была у Мазурина любовь к кошкам. И в доме его жило полтора десятка этих животных».
Так вот что за кошки напали на Николая! Мазуринские животные отплатили за то, что актер не отдал книгу их хозяину. Только вот, если принять во внимание всю эту версию с привидением библиофила и его кошками, остается один вопрос: зачем ему, уже умершему, книги, вышедшие после его смерти?! Неужели страсть не угасла и на том свете он опять же собирает новую книжную коллекцию?!
Кто знает… А вот про Николая известно точно – после мистического приключения и фантасмагорической встречи с кошачьей стаей он начал получать огромное количество ролей. «У него истинный талант прорезался!» – резюмировали режиссеры. Вот такой полезной оказалась встреча.
Дамский чулок в темном проеме
Улица Кузнецкий Мост, № 4
И черным шлейфом бархатное платье
Метет за мной холодный мрамор плит…
Мирра Лохвицкая.Покинутая
А эта история случилась в начале 90-х, которые давно уже прозваны лихими. В то время мы плавно докатились после застоев и перестроек до того, что есть стало нечего, носить нечего, да и вообще покупать нечего. Не было ничего!
Но жить-то надо… Словом, в тот год власти Москвы объявили, что горожане могут продавать свои вещи прямо на улице в специально отведенных для этого местах. В центре место «отвелось», словно в насмешку над теми, кто довел страну до жизни такой, – в районе Лубянки. Народу в первый же день «открытой торговли с рук» набралось так много, что толпа растеклась и на Пушечную улицу, и на Петровку. Цепочки «торгашей» захлестнули и Кузнецкий Мост.
Моя приятельница, между прочим научный сотрудник, вместе с мужем (старшим научным сотрудником) решили, что продадут подписки журналов «Знамя», «Дружба народов», «Новый мир» и пр. В то время они пользовались бешеным успехом, поскольку там между строк прочитывалось куда больше, чем в других изданиях, а иногда даже попадались и диссидентские статьи.
И вот притащились Надя и Володя с сумками к Лубянке, но встать там негде было. Пошли по Пушечной, потом по Кузнецкому Мосту – кругом столпотворение.
Володя и решил, что надо подняться по Кузнецкому вверх к легендарному тогда магазину «Подписные издания». Там же продают книги, может, кто и журналы прошлых лет купит.
Да вот беда! Оказалось, что территория-то давно поделена между теми, кто давно продает тут книги с рук, – к научным сотрудникам, которые только собрались стать «торгашами», подскочил какой-то верзила и велел сматывать удочки от греха подальше.
Но Надя с Володей так устали, тащив комплекты журналов, что решили хоть передохнуть немного. Лавочек, как известно, в центре нашей столицы не предусмотрено, но на пересечении Кузнецкого Моста и Пушкинской улицы (теперь она Большая Дмитровка) Надя разглядела будку сапожника, которая каким-то чудом уцелела в круговерти времен. Перед будкой стоял стул для клиентов. Ну а поскольку их и в помине не было, стул пустовал.
Кузнецкий Мост. Вид с Лубянки
– Можно я у вас посижу? – спросила Надя старого сапожника. – Ноги не держат!
Сапожник оказался отзывчивым, а может, ему просто надоело сидеть одному – а тут сразу двое собеседников. Словом, Надя села на стул, Володя пристроил сумки рядом, и все трое завели беседу. Сначала все шло как обычно – ругали властей, жаловались друг другу на рост цен. А потом сапожник сказал:
– Гляди-ка, книжники домой рванули!
И точно – мимо будки уже спешили те, кто еще недавно торговал своими книгами на ступеньках магазина «Подписные издания».
– Чего ж они так быстро торговлю свернули? – удивился Володя. – Скоро конец рабочего дня, народ с работы пойдет, самая торговля начнется.
– Так ведь темнеет, – ответил сапожник. – А по темноте француженка прийти может. Не любит она тех, кто с газетами да журналами связан. К книжникам вроде получше относится, но все равно те опасаются.
– Какая француженка? – полюбопытствовала Надя.
Сапожник хмыкнул:
– Вот народ! В Москве живут, а московских легенд не знают… Ладно, расскажу. Было это в 1905 году, еще до той самой первой революции. Шел май, 13-е число – несчастливое. Во Франции в Каннах покончил с собой Савва Морозов. Небось слыхали – миллионер-промышленник, меценат искусства. Здание Московскому художественному театру построил, денег давал. Да не на одно искусство! Сотнями тысяч революционеров снабжал. Только вот в один день надоело ему все это. Так и сказал кому-то там, в революционных верхах: «Что я вам – партийная касса, что ли?!»
Думал, от него отстанут. Уехал из России. Но и там его нашли. Стали приставать – дай да дай! А у Саввы еще и с женой скандалы, с матерью, родственниками. Не хотели те, чтобы их денежки на революцию шли. В общем, все вместе – семейка и революционеры – и довели бедолагу миллионера до ручки. Взял он револьвер и застрелился.
Весть об этом до России в тот же день дошла. Телеграф-то уже вовсю работал. Вот и вышли все газеты со скорбной новостью: «Застрелился Савва Морозов!»
В центре-то мальчишки-газетчики самые бойкие были. Весь Кузнецкий Мост заполонили своими криками. И как на грех, ехала в тот миг по Мосту на пролетке юная полюбовница Саввы – француженка Жозефина. Была она модисткой. Работала тут же на Мосту в одной из модных лавок, но не шила шляпки, а демонстрировала, то есть была по статусу куда выше портних да швей.
Савва, когда уезжал, ей пообещался: «Как вернусь, сниму тебе, Жужу, хорошенькую квартирку, накуплю бриллиантов. Всю дальнейшую жизнь будем жить вместе!»
А тут такой кошмар… Газетчики-мальчишки орут-надрываются: «Савва Морозов застрелился!» Жужу, не совладав с чувствами, выскочила прямо на ходу из пролетки и кинулась к мальчишке за газетой. Да неудачно! Навстречу какой-то лихач несся – ну и задавил бедняжку Жужу. Насмерть!
