За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна
— Учитель! — вскликнул я и прижался к нему с сыновьей благодарностью.
Я очень признателен Учителю за его заботу обо мне. Мне иногда становится не по себе от одной мысли: а если б его не было, или он уйдёт? … Я потеряю с его уходом частичку себя самого, как и с уходом Бена я ощутил некую пустоту, которую никто и ничто не мог заполнить. Я чувствовал себя виноватым перед ним…
— Николай, я вижу, что ты в порядке. У меня есть дела и мне надо спешить.
— Ты уже уходишь, Учитель?
— Да. Но я ещё навещу тебя. А сейчас мне хочется тебя предупредить…
— О чём?!
— Не волнуйся, о твоём отсутствии никто не знает…
— Даже Николос и бабушка? А Óдин?
— Я же сказал тебе — никто. Просто ты должен быть готов в любой миг встретить людей, которые придут к тебе оповестить об окончании времени повинностей и о начале работы, и так далее.
— Что я должен при этом делать?
— Ничего. Только постарайся в эти дни пореже выходить из дома. Где бы ты ни был, тебя найдут, но лучше будь дома. Это мой тебе совет. А пока набирайся сил, отдыхай. Я скоро вернусь. До встречи.
— До встречи.
Учитель ушёл. Мне казалось, что в доме душно, хоть утро было прохладным. Я вышел в сад и остановился у фонтана. Мой замысел удался! Почему-то меня это обрадовало именно в этот миг, хотя я давно уже изменил его вид, сделав искусственно нечто вроде скалы и обсадив вьющимися розами. Я стоял спиной к беседке и, подумал: я уберу её. Беседку сделаю, чуть поодаль от дома в глубине сада, а на этом месте что-нибудь сооружу.
Решив так, я сразу принялся за дело. Разрушить беседку мне не составляло труда: мгновение — и лёгкое облачко осело на землю. Для начала я вскопал землю, где стояла беседка, и засадил её маргаритками. А в облюбованном месте воздвиг другую, совсем не похожую на бывшую, беседку. Обсадил её вьющейся лианой лимонника и принялся расчищать дорожку к ней, и выкладывать затем небольшими гладкими камнями, чтобы не было грязи от земли. Пласты земли с травой с прокладываемой дорожки я укладывал там, где была дорожка к старой беседке, так что всё казалось естественным и давно существующим. Осталось лишь дождаться, пока разрастётся лимонник и оплетёт беседку, да взойдут и расцветут маргаритки.
На изменения в саду у меня ушло несколько дней. Придерживаясь совета Учителя, я не выходил из дома, разве что за продуктами на рынок, я ведь почти ничего не производил сам. У меня в саду росло несколько плодовых деревьев: яблони, груши и сливы. Мне очень нравились персики, но такие, как я хотел бы выращивать, растут только на Радужной, поэтому я отказался от их выращивания. А ещё за домом растут три куста винограда, который я ем, когда он поспевает, и сушу впрок. То, что остаётся в излишке, я уношу на рынок и сдаю распорядителю. Вот и всё! Остальное я приобретаю там же на рынке. За многие годы я уже узнал, где более хорошего качества продукты, и у меня есть постоянные люди, к приходу которых на рынок я стараюсь выйти и взять то, что мне необходимо для питания, ведь те, кто выращивают овощи и фрукты, по-разному относятся к своему занятию.
Я только что вернулся с рынка, как в дом вошёл незнакомый мне человек, по одежде я догадался — рассыльный. Так называют тех, кто находится под чьей-либо опекой и выполняет поручения.
— Николай? — спросил он, войдя в комнату.
— Да, это я.
— У меня к тебе послание. Завтра с утра ты должен быть возле Вселенского. Я встречу тебя и провожу. Вызов связан с началом работы.
— Благодарю.
— До встречи. И не опаздывай.
— До встречи.
Хорошо, что я был дома, и рассыльному не пришлось меня искать. Завтра, так завтра…
Утром я был возле Вселенского. Рассыльный уже ждал меня.
— Я не опоздал?
— Нет. Идём. Тебя ждут, — и он вошёл в здание.
Я следовал за ним по хорошо знакомым коридорам и этажам. Мы поднялись по широкой парадной лестнице на третий этаж и прошли в половину, где ведётся обучение на высших уровнях. Немного пройдя по коридору, он остановился и сказал мне:
— Подожди немного здесь. — И вошёл в одну из комнат. Через несколько мгновений он вышел. — Можешь войти.
Немного волнуясь, я открыл дверь и вошёл в комнату. У окна за небольшим столом сидело трое мужчин, один стоял, глядя в окно.
— Николай Осеёв? — спросил меня один из сидящих за столом в одежде Учителя, все остальные были в белом.
— Да, — утвердительно ответил я.
— Ты знаешь, что истёк срок твоих повинностей?
— Да.
— Теперь ты должен приступить к работе. Какое твоё призвание, определённое до повинностей?
— Я поэт.
— Как давно ты не работаешь над стихотворениями?
— Со дня начала повинностей.
— Значит, был дан запрет?
— Да.
— А в последнее время ты не пробовал писать стихотворения?
— Пробовал, но у меня получается в стихотворной форме записать не более четырёх-шести строк. Зато лучше идёт проза.
— Ты что-то пробовал писать?
— Да. Несколько рассказов.
— У тебя записи с собой?
— Да.
— Дай их сюда.
Я подошёл и положил на стол небольшой блокнот, в который переписал свои рассказы, доработав их. Взял его я на всякий случай, вдруг понадобится. Все трое склонились к нему, изучая написанное. Затем немного посовещались, и со мной стал разговаривать один из мужчин в белом:
— Николай, что тебе всё же ближе — поэзия или проза?
— Поэзия.
— А каково твоё отношение к прозе? К тому, что ты записал в этом блокноте?
— Эти записи я делал для себя, чтобы сохранить возникшие мысли и чувства, когда ко мне вернётся способность слагать стихи в полной мере. Я хотел бы переложить эти рассказы на язык поэзии.
— Значит, ты решил остаться поэтом?
— Да, но если будет слагаться и проза, думаю, поэзия от этого не пострадает.
Как ни странно, я чувствовал себя уверенно и свободно, говорил с ними, как с равными себе. Всё волнение ушло. Меня лишь смущало одно обстоятельство: кто тот человек, стоящий у окна ко всем спиной? И почему он так стоит? Зачем нужно здесь его присутствие?..
— Ты готов к началу работы?
— Да.
— Если есть обстоятельства, вынуждающие тебя на какое-то время воздержаться от начала работы, сообщи о них сразу, сейчас.
— Нет, я свободен и могу начать работу.
Они снова о чём-то посовещались. Заговорил опять мужчина в одежде Учителя:
— Николай, так как за годы ты несколько утратил способности в стихотворчестве, тебе даётся возможность восстановиться как поэту, и только после этого ты можешь приступить к работе.
— Какой срок мне отведён для восстановления?
— Это будет зависеть всецело от тебя. Когда сам посчитаешь, что достиг достаточного уровня развития, обратись к своему наставнику — Ведущему.
— Мне даётся Ведущий? — удивился я.
— Да. Некоторое время ты будешь работать под его началом, пока освоишься с работой. Потом он укажет тебе, где и у кого ты будешь отчитываться о проделанной работе и получать новые задания. Пока же ты под его опекой и подотчётен будешь ему.
— Хорошо. А кто мой наставник?
— Марк, — обратился Учитель к человеку, стоящему у окна.
Марк повернулся, и я его узнал.
— Вот твой Ведущий наставник, — заговорил молчавший всё это время мужчина за столом, — я знаю, что вы знакомы. Марк всё тебе объяснит. А пока вы оба свободны.
— Идём, Николай, — обратился ко мне Марк, — и мы вышли из комнаты, — не удивляйся, что твоим наставником буду я.
— И всё же интересно, почему ты?
— Я должен был присутствовать при посвящении в работу одного из освободившихся от повинностей. Когда же решался вопрос о наставнике, было названо твоё имя и положение. Я догадался, что речь не о ком-то другом, а именно о тебе, и сам попросился в твои Ведущие.
— Почему?
— Ты интересен мне. Я думаю, мы найдём общий язык в работе, и не только. Само Проведение уже в который раз сталкивает нас самым странным образом. Вот я и подумал: знать от предначертанного Свыше не уйти.