Глеб Благовещенский - Полная история тайных обществ и сект мира
Подобные радения и появление мессианских или апокалиптических идей характерны для многих крайних течений старообрядчества. В конце XIX века в Канаде местные власти были напуганы непонятным поведением духоборов. «Некто Зебров, объявивший себя Иоанном Крестителем, стал проповедовать поход в пустыню „для лицезрения Христа“, заверяя всех, что зимы не должно быть и что ее нечего бояться. Поверили ли сектанты своему вожаку или поступили они в силу собственного рассуждения, только из некоторых деревень они стали приходить в одних холщовых рубахах, босые и с непокрытыми головами. Но другие выходили одетые как следует, если не в кожаных, то в резиновых сапогах, захватив с собой и байковые одеяла. Деньги, кажется, были при всех, и немалые, так как в Йорктоне, например, какой-то босоногий духобор, по свидетельству многих присутствовавших, вынул тугую мошну и отсчитал из нее 250 долларов, то есть 500 рублей, одному из чиновников канадского иммиграционного ведомства, поручая ему купить яблок, фруктов, хлеба и картофеля на всю братию». По известиям, напечатанным в «Temps», духоборы, прежде чем отправиться «в поход на восток», отпустили на свободу весь свои домашний скот, не желая «притеснить никакое живое существо».
До похода в течение долгого времени духоборы в своих селениях с удивительным терпением исполняли тяжелые работы. Потом вдруг, охваченные неудержимым прозелитизмом, бросили селения и отправились в проповеднический поход. Телеги, которые были при духоборах, были побросаны ими в пути, вместо того они навязали на шесты байковые одеяла и несли таким образом дряхлых стариков и малых ребят. Хотя духоборы имели при себе и деньги, они побирались в пути милостыней ради спасения души или собирали травы и колосья. В Йорктоне, которого духоборы достигли 15 октября, от них отобрали насильственно женщин и детей, всего 1060 человек, предоставив мужчинам в количестве 800 человек идти далее. «Насколько можно судить, это решение канадских властей принято было духоборами с полной покорностью: случившиеся при них вожаки Подмеров, Дендров и Зебров, как передают, внушили им, что на то воля Божья, против которой нельзя прати. Не так легко покорились этому насилию задержанные женщины: многие из них на первых порах не только сами отказывались есть что-либо из предлагаемой пищи, но даже и плакавшим детям воспрещали: лишь только кто подавал что какому-нибудь малышу, мать у того кусок из рук вырывала… Вскоре однако это изуверство поумерилось: через сутки-другие духоборки не только ели, но и стали помогать стряпать. Вели все себя тихо, только „божественное“ читали, да псалмы пели; две женщины однако уже и тут, в Йорктоне, впали в сумасшествие: одна 60-летняя старуха все утверждала, что от нее имеет родиться Христос Спаситель, другая безумная была потише: все что-то бормотала про себя и чертила пальцем на полу. Спустя несколько дней появилась еще сумасшедшая — 17-летняя девушка, провозглашавшая себя Богородицей. Тем временем мужчины шли вперед, продолжая свои заунывные напевы гимнов: по ночам они останавливались под открытым небом, и многие из них не только ничего не ели, но и сна себя лишали: впереди шел босой, бледный, с лихорадочно горящими глазами, обнесенными темными кругами, и черною же длинною, развевавшеюся по ветру, бородой — „Иоанн Креститель“ — Зебров. Этот, подходя к местечку Fox-warren, стал уже и бредить на ходу — ему все представлялись видения; он не спал уже четвертые сутки и стал то и дело ловить что-то по воздуху и хвататься за что-то, мерещившееся ему, взывая к следовавшим за ним духоборам: „Вот он Христос — хватайтесь за него все, спасайтесь!..“ По дороге к Фоксваррену духоборы стали бросать одеяла, платье, кошельки, обувь… Все это подбиралось следовавшими за ними конными жандармами и доставлялось куда следует на хранение. У Фоксваррена выпал снег, и это поколебало веру пилигримов в своего „Иоанна Крестителя“…»
В середине XIX века снова «воскресли» как из небытия староверские толки «морельщиков» (тех, кто морил себя голодом), «самосжигателей» (тех, кто добровольно сжигал себя и своих родных), «соединяющихся со Христом» (то есть самоубийц, совершавших этот акт самостоятельно или с помощью друзей), появилось немало скопческих толков. Иногда вся деревня выбирала своего губителя, и он завершал их земное бытие, иногда целые семьи окладывали избу соломой и добровольно сжигались. Крестьянин Владимирской губернии по имени Никита принес в жертву двоих своих детей, положил в избе и затем ее поджег, как потом он объяснял, следуя примеру Авраама. За подражание библейскому патриарху он был сослан в Сибирь, но и там не успокоился. Однажды его нашли в лесной часовне распятым на большом деревянном кресте. Никита распял себя сам, заранее просчитав, как будет умирать на кресте подобно Христу, он даже пробил себе левый бок, да только совсем ослабел от потери крови и не смог насадить правую руку на гвоздь.
В самом конце XIX века в Тирасполе объявилась раскольничья монахиня Виталия, которая проповедовала скорый конец света. Она так живо убедила местных староверов, что конец света не за горами, что они добровольно согласились дать себя замуровать в земле, что и исполнил Федор Ковалев: он заложил яму с ожидавшими конца света кирпичами. Эти добровольные смерти происходили на протяжении 1896–97 годов на разных хуторах. Замуровал в яме он и саму монахиню Виталию. Несчастный душегуб верил искренне, что таким способом дает им вечную жизнь. В конце концов он был арестован и осужден, а после семи лет заключения отправлен в монастырь…
Выскобленные
Из хлыстовского толка в свое время вышли и скопцы. «Основателями скопческого движения, — писал А. Панченко, — были трое крестьян: нищие бродяги Андрей Иванов Блохин и Кондратий Никифоров (в следственных документах его также называют Трифоновым и Трофимовым), а также хлыстовский „учитель веры“ Михайла Никулин из Орловского уезда. О судьбе Андрея Блохина после процесса 1772 г. нам ничего не известно. Что же до его товарища Кондратия, то есть достаточные основания предполагать, что именно он стал лидером нарождавшейся секты скопцов, и что именно его мы знаем под именем скопческого „искупителя“ Кондратия Селиванова, слывшего Христом и „государем Петром Федоровичем“». «Мне было явление во сне, — рассказывал скопческий искупитель, — будто бы Господь Саваоф явился и говорит: „ты имеешь грех, и если ты его не отбросишь от себя, то не будешь в царствии небесном“. И показал мне нож большой, который лежал в сарае и был сильно раскален, и сказал: „возьми сей нож и проведи оным по телу своему, начиная от большого пальца правыя ноги до тайного уда; и ежели нож остановится на тайном уде, то отрежь его, и будешь счастлив и спасен“. Когда я проснулся, то пошел в сарай и нашел там нож, показанный мне во сне. Взяв его, пошел в ригу, которая в это время топилась с хлебом для молочения; положил нож в огонь и раскалил его так, как во сне видел; потом, взявши его, провел… по всей ляжке правыя ноги своея до самого тайного уда; и как только до него ножом довел, то в ту же минуту отрезал себе <яйца> и бросил их в огонь, которые в моих глазах и сгорели». После окончания орловского следствия Селиванов продолжил свою проповедь в Тульской и Тамбовской губерниях. Скорее всего, в это время его сподвижниками были нищий Мартын (Мартин) Родионович (известный нам только по писаниям самого Селиванова и скопческим легендам), а также крестьянин Александр Иванович Шилов, прослывший впоследствии «скопческим предтечей» и «графом Чернышевым». Однако весной 1775 г. властям стало известно об оскоплениях, производящихся под Моршанском. Арестованного в Москве Селиванова отвезли в Тулу, затем в Тамбов и, наконец, в д. Сосновку, где жило большинство тамбовских последователей скопчества. Там его били кнутом и отправили в Нерчинск. Около десяти человек (и в их числе Шилова) после соответствующих наказаний сослали в Ригу. Все эти карательные меры, однако, не остановили распространения скопчества. При этом дело не ограничилось центральными губерниями. Сектантская община появилась в Риге (здесь ею руководил Александр Шилов); скопцы обосновались и в южных пригородах Петербурга. Уже к 1790-м гг. скопчество перестало быть исключительно крестьянским религиозным движением. Оно стало активно распространяться в купеческой и мещанской среде, что в существенной степени облегчило финансовые и организационные условия деятельности сектантов. Около 1797 г. в Европейскую Россию возвратился и Селиванов. Как именно это произошло — не совсем ясно. Судя по всему, в 1797 г. с лидерами скопчества (в частности, с Шиловым и Селивановым) беседовал император Павел I. Точное содержание этой беседы нам неизвестно, однако после нее шесть скопцов, включая Шилова, были заключены в Шлиссельбургскую крепость, а Селиванова в качестве «секретного арестанта» поместили в Обуховский смирительный дом в Санкт-Петербурге. В январе 1799 г. Шилов скончался и был погребен в Шлиссельбурге. Скоро, однако, Селиванов был отпущен на свободу, и Александр Первый несколько раз выслушивал его предсказания. «В 1804 году скопец А. М. Еленский, — пишет С. Шаров, — направил в кабинет Александра I записку о том, как обустроить Россию в скопческом духе. По этому проекту Россия должна была стать огромным скопческим кораблем, оскопленный Государь должен был ею управлять подобно Иисусу Навину, слушаясь гласа небесного. „Опробовать все тайные советы“, поступающие с неба, должен был все тот же Селиванов, так как, по вере всех скопцов, „в нем присутствует полный Дух небесный с Отцом и Сыном“». Александр, конечно, советам Еленского не внял, а самого камергера отправил в монастырь. Селиванова он не стал притеснять, надеясь, что его можно контролировать и переубедить. Но поскольку Селиванов сам был наделен даром переубеждать людей, оказалось вдруг, что некоторые из матросов и гвардейцев приняли его веру и совершили над собой оскопление. Число новообращенных росло. Царь снова отправил Селиванова в заключение. На этот раз — в монастырь и до конца его земных дней.
