Яков Бирсави - Кастанеда. Код иной реальности
Сделав глубокий вздох, я открыл глаза: по ним сразу же ударило ярким светом, словно кто-то направил мне в лицо сильный фонарь. Несколько мгновений я пролежал, зажмурившись, затем приоткрыл глаза – слева струился мягкий красноватый свет, едва освещавший комнату.
– Мои поздравления, Яков, – Кассандра села на край кровати и, улыбнувшись, взяла мою ладонь в свои руки. – Ты снова с нами.
Тут же откуда-то налетел Тед.
– Бирсави, это было… потрясающе! – он задыхался от восторга.
– Что. Потрясающе, – привыкая к звучанию собственного голоса, сказал я.
– Твое путешествие к началу личного времени! – вскликнул он.
Я попробовал подняться: это получилось; я сел, опершись о подушку.
– А тебе о нем откуда известно? – удивился я.
– Мы же вели тебя! Все! – радостно затараторил он. – Кастанеда сказал, что это будет для нас очень ценным опытом, он не вправе лишать нас такого урока.
Я испытал некую злость к Кастанеде: все-таки мое зачатие и рождение – дело слишком интимное, чтобы использовать его в качестве учебного пособия.
– Не ревнуй, Яков. – Кассандра догадалась, о чем я подумал. – Мы видели это не так, как ты: мы ведь находились снаружи. Просто вспышки энергии, только и всего. Никаких конкретных образов.
– Да! – заорал Тед. – Вспышки энергии – как сотни фейерверков!
– Не ори, Ловенталь, – сказал я, потирая ухо. – Не то я снова оглохну. А где Карлос?
– Он сказал, что придет утром, – ответила Касси.
– Утром? А сейчас что?
– Глубокая ночь, – сообщил Тед. – И нам всем надо выспаться.
– Санта Муэрте, снова спать!.. Не хочу спать. Есть хочу. И… – я взглянул на Касси. – Танцевать! Касси, ты знаешь здесь все злачные места – есть поблизости какой-нибудь ночной дансинг, где можно еще и перекусить?
– Знаю, – засмеялась Кассандра. – Однако ты совсем вернулся к жизни! Но думаешь, Карлос не задаст нам взбучку, если мы сорвемся среди ночи на танцульки?
– А мы спросим это у твоей охраны, – подмигнул Тед.
Дон Фернандо и дон Хесус весьма удивились моему желанию идти танцевать среди ночи – но не оттого, что человек моего возраста и положения среди ночи вдруг засобирался на танцы. Их удивило мое бесстрашие.
– Хочешь сказать, дон Яго, что ты собираешься есть и пить в неизвестном месте? – уточнил дон Фернандо. – А также хочешь открыть свое тело перед десятками незнакомых людей?
– «Открыть тело» – значит не раздеться, а расслабиться, и следовательно, подставиться под удар, – вполголоса пояснил Ловенталь.
– Ты отважный человек, дон Яго, – продолжал Фернандо. – Но совершенно безумный. Прости, мы не можем тебя отпустить. Если тебя отравят или застрелят, мы уже не сможем договориться с твоим союзником, потому что твое физическое тело будет смертельно испорчено.
Соглашаясь с его словами, Хесус кивал и улыбался, добродушно обводя нас глазами. Под его ласковым взглядом я тут же сник. Мне хотелось как-то оправдаться, но я не нашел подходящих слов. Я действительно чувствовал себя дураком.
– Ну ладно… протяну как-нибудь до утра… голодным. Только спать я уже устал. Я ведь проспал больше суток?
Дон Хесус взглянул на часы.
– Сейчас половина четвертого, значит, около трех часов, – все так же улыбаясь, ответил он.
– Я проспал всего три часа?! Но почему я чувствую себя таким свежим? Я никогда не высыпаюсь меньше чем за семь часов, и этого-то мало…
– Ты же сновидел, – устало произнесла Касси. – Достаточно нескольких минут правильного сновидения, чтобы набраться сил. К тому же, ты прошел важный ритуал, собравший воедино всю твою энергию. Странно, что тебя это удивляет. А вот мы изрядно замаялись, потому что вели тебя, и сейчас нам с Тедом больше всего на свете хочется вернуться к себе и лечь спать.
– Тогда почему вы еще здесь? – спросил я.
– Кастанеда велел делать все, что ты скажешь, – ответил, зевая, Тед. – Пока ты нас не отпустишь, мы будем рядом.
Я отпустил их спать, и мы остались втроем с моей охраной. Я был полон сил, но меня мучил зверский голод. Мне казалось, что я смогу съесть быка, хотя – если честно – согласился бы и на простую курицу. Я так ярко ее себе представил, что мне показалось, будто в комнате действительно запахло жареной курицей. Я попытался отогнать эти мечты, но запах становился все более явным, словно курица существовала не только в моем воображении. Тут я обратил внимание, что дон Фернандо и дон Хесус чем-то заняты у минибара. Подойдя поближе, я увидел, что они выбирают напитки; а рядом на столике лежало блюдо… с огромной дымящейся жареной курицей! Откуда она появилась? – этот вопрос, если честно, меня не сильно заботил. Я исполнился благодарности магам.
– Дон Хесус… дон Фернандо… – растроганно произнес я. – Даже не знаю, как вас благодарить.
– Не стоит, Яго, – сказал Хесус. – Мы тебя всегда выручим. Иди спать, а мы с Фернандо выпьем за твое здоровье.
– И закусим, – дон Фернандо глумливо подмигнул.
Они уселись за стойку и, ломая руками курицу, начали с аппетитом поглощать ее. Фернандо откусывал огромные куски, запивая их ледяным пивом, а Хесус отрывал по кусочку, и перед тем, как отправлять их в рот, прикладывался к рюмке с текилой. Я смотрел на них в изумлении. Похоже, они и не собирались приглашать меня за стол! Это действительно было так: курица таяла на глазах, а доны не обращали на меня никакого внимания. Я развернулся и пошел в угол гостиной, где завалился на диван и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать, как маги причавкивают от удовольствия. Меня душили слезы: такой обиды, я, наверное, не испытывал никогда. Было ясно, что они надо мной издеваются. Я рыдал, как младенец, стараясь не издавать никаких звуков. Голод ушел, его место заняла вселенская обида. Я погрузился в океан самосожаления, злился на Кастанеду и своих друзей, но особенно – на этих так называемых телохранителей, дона Фернандо и дона Хесуса. Горькая тяжесть сдавила меня, я уткнулся лицом в угол и заснул без сновидений.
Меня разбудил громкий смех, перемежаемый незнакомой речью. Я прислушался: говорили на испанском. Я не успевал понимать быстрый говор, однако разобрался кто и о чем говорит. Мои маги-охранители рассказывали Кастанеде, как они ели курицу в моем присутствии, и как сильно меня это обидело. Каждая порция быстрых фраз сопровождалась громким хохотом. Мне снова стало обидно, но вместе с тем я впал в какое-то намеренное равнодушие. Если их так забавляет издеваться над голодным человеком – пусть; завтра – мой самолет. Я вернусь к привычной жизни…
Эта мысль выбросила меня из постели. Я очутился на ногах так стремительно, что сам не понял, что произошло. «Привычная жизнь». А ведь ее больше не будет, Яков. В Нью-Йорке тебя поджидает дядя Джордж со своими акулами. И хотя дон Фернандо и дон Хесус будут охранять тебя, о покое можешь забыть навсегда. Бестфренд выложил на стол все карты; и ты не остался в долгу. Это война на уничтожение. А ведь у тебя еще и Делия…
– Яков, ты встал! – окликнул меня Кастанеда. – Как самочувствие?
– Паршиво, – признался я.
– Тогда приводи себя в порядок и спускайся в ресторан, – бодрым командирским тоном сказал он. – Мы будем ждать тебя там.
По пути в ресторан я постучался в номер к Теду; он оказался пуст; горничная сообщила, что «джентльмен покинул гостиницу рано утром». Тед уехал не попрощавшись – от этого мне стало еще сквернее, хотя, конечно, Ловенталь мог поступить так только по приказу Кастанеды. В том, что и Кассандры уже не было в Милуоки, я не сомневался.
Кастанеда и оба дона ждали меня за почти пустым столом. Я не увидел ничего, кроме кофейника и вазы с мандаринами. Карлос, увидев меня, услужливо отодвинул стул, а Хесус налил мне кофе.
– Угощайся. – Кастанеда сделал жест в сторону мандаринов.
– Спасибо, я еще что-нибудь закажу. С вашего позволения, – Я уже собирался махнуть официанту, но Кастанеда перехватил мою руку.
– Нашего позволения нет, – резко сказал он. – Выпей кофе и съешь мандарин.
Я возмутился:
– Но я голоден! Я хочу яичницу с беконом, и тосты, и джем, и стакан томатного сока…
– Хорошо, – смягчился Карлос. – Можешь съесть два мандарина. Но это максимум.
Я посмотрел на него, потом перевел взгляд на Хесуса и Фернандо. Глаза их смеялись. Снова издеваются?.. Я попросил объяснений.
– Тебе очень хочется яичницу с беконом? – вопросом на вопрос ответил Кастанеда.
– Очень, – сглотнув слюну, признался я. – Из четырех яиц. И много бекона.
– А чего тебе еще очень хочется?
Я задумался. Очень мне хотелось есть. Сильнее только хотелось забыть обо всем, что случилось. Продолжать жить так, как будто ничего не было. Я откровенно сказал об этом Кастанеде, надеясь на то, что он рассмеется, похлопает меня по спине, и объявит, что все это – шутка, подстроенная им для того, чтобы позабавить, а заодно и кое-чему научить своих не слишком одаренных курсистов.
