Элифас Леви - История магии
Благородное сословие восемнадцатого века развращало народ. Аристократия того времени была охвачена манией равенства, которая разрасталась в оргиях регентства; дурные знакомства были в моде, и двор разговаривал на языке трущоб. Архивы Ордена тамплиеров удостоверяют, что регент был его Великим магистром, герцог де Мэн, принцы Бурбон-Конде. Бурбон-Конти и герцог де Коссе-Бриссак были его преемниками.
Калиостро набрал помощников из среднего класса, расширяя число сторонников египетского обряда, каждый из которых был готов выполнить секретный непреодолимый толчок, который приведет упадническую цивилизацию к разрушению. События не заставили себя ждать, словно они подталкивались невидимой рукой, громоздились одно на другое, как это предсказал Казотт. Несчастного Людовика XVI направляли его злейшие враги, которые тотчас подготовили и свели на нет жалкий проект уступок, вызвавший катастрофу Варенна. Со всех сторон они компрометировали своего короля; при каждом повороте они спасали его от ярости народа, чтобы только разжечь сильнее эту ярость и обеспечить приход страшного события, которое готовилось в течение столетий. Чтобы удовлетворить месть тамплиеров, нужен был эшафот.
В разгаре гражданской войны Национальное Собрание ограничило власть короля и назначило ему резиденцией Люксембургский дворец, но кругом правило другое, секретное собрание. Резиденцией павшего монарха должна была стать тюрьма, и этой тюрьмой стал старый дворец тамплиеров, который ожил, чтобы принять царственную жертву. Король был заключен там, в то время как цвет французского духовенства был или в ссылке или в аббатстве. На Новом мосту гремела артиллерия, угрожающие плакаты извещали, что отечество в опасности, неизвестные лица организовывали беспорядки, а там, где убивали священников, можно было видеть страшное гигантское существо с длинной бородой. "Получите! — кричал он с дикой усмешкой. — Это за альбигойцев и вальденсов, это за тамплиеров, это за св. Варфоломея, а это за изгнание Севенна!" Каждого, кто оказался рядом, он бил саблей, топором или дубиной. Оружие ломалось в его руках, с головы до ног он был покрыт кровью и клялся со страшными богохульствами, что умыться можно только кровью. Это был тот самый человек, который предложил тост за нацию ангельской мадемуазель де Сомбрейль. Тем временем другой ангел молился и плакал в башне дворца тамплиеров, предлагая Богу свои страдания и страдания двух своих детей, чтобы вымолить прощение для Франции. Все терзания и слезы этой мученицы, святой мадам Элизабет, были необходимы для искупления глупых радостей куртизанок вроде мадам де Помпадур и мадам дю Барри.
Якобинство получило свое имя по названию старой церкви Якобинцев, которая стала штабом заговора. Оно произведено от имени Жак — зловещего символа, означающего революцию. Французские иконоборцы, всегда называли себя Жаками; тот философ, чтя роковая известность подготовила новую Жакерию и который был крючком, на котором следовало бы вывесить кровавые прожекты иоаннитских интриганов, носил имя Жан Жак, в то время как зачинатели Французской революции, тайно клялись в разрушении трона и алтаря над могилой Жака де Моле. В тот момент, когда Людовик XVI пал под топором революции, человек с длинной бородой, этот вечный Жид, знаменующий месть и убийство, появился у эшафота перед испуганными зрителями, набрал в обе руки королевскую кровь, разбрызгал ее над головами людей и закричал страшным голосом: "Народ Франции, я крещу тебя во имя Жака и свободы!" Так завершилась первая половина плана, и армия тамплиеров направила свои усилия против папы. Разграбление церквей, надругательство над святынями вещами, издевательские процессии, торжественное открытие культа разума в Париже — все это было сигналом к началу новой фазы войны. Изображение папы было сожжено в королевском дворце, и республиканская армия готовились выступить на Рим. Жак де Моле и его товарищи, возможно и были мучениками, но его последователи обесчестили его память.
Глава V. ФЕНОМЕНЫ МЕДИОМАНИИ
В 1772 году Луазо, прихожанин Сен-Манде, будучи в церкви, поверил в то, что видел Необычного человека, стоявшего на коленях рядом с ним; был он очень смуглым, одет только в грубые ветхие штаны. У него была длинная борода, всклоченные волосы, на шее был розовый круговой рубец. Он держал книгу с золотой надписью "Ессе Agnus Dei".
Луазо с удивлением заметил, что никто, кроме него, этого странного человека не видит; он вернулся домой, где его ожидал тот же незнакомец. Он подошел к нему и спросил, кто он такой и что ему нужно, но странный пришелец удалился. В ту же ночь его комната озарилась розовым сиянием, он вскочил с постели, полагая, что это пожар и тогда на столе посередине комнаты он увидел золотое блюдо, где в крови плавала голова его посетителя, окруженная красным нимбом, глаза ее страшно вращались, рот был открыт и странный голос говорил: "Я жду голов королей, голов куртизанок королей, я жду Ирода и Иродиаду". Нимб погас и больной человек более ничего не видел.
Через несколько дней, когда он пересекал площадь Людовика XV, нищий попросил у него милостыню и Луазо, не глядя, бросил монету в его шляпу. «Спасибо», — сказал тот. "Это голова короля, но там", — и он указал на середину площади — "Там упадет другая, и это то, чего я ожидаю". Луазо удивленно посмотрел на говорящего и закричал, узнав в нем странную фигуру из своих видений. «Молчи», — сказал нищий, — "Тебя могут принять за дурака, потому что никто кроме тебя меня не видит. Я знаю, ты узнал меня и тебе я признаюсь, что я — Иоанн Креститель, Предтеча. Я здесь для того, чтобы предсказать кару, которая падет на голову преемников Ирода и Иродиады и наследников Каиафы; ты можешь повторить все, что я сказал тебе".
С этих пор Луазо уверовал, что св. Иоанн является ему почти ежедневно. Тот говорил с ним часто и по долгу о несчастьях, которые падут на Францию и Церковь. Луазо рассказывал о своих видениях нескольким людям, на которых это произвело глубокое впечатление, и они тоже стали его очевидцами. Они создали мистическое общество, которое проводило тайные встречи. Обычно они садились в кружок, держа друг друга за руки, и молча ожидали видения. Это могло продолжаться часами; наконец в центре круга появлялась фигура Крестителя. Люди впадали в магнетический сон и видели проходящие перед их глазами сцены Революции и реставрации, которая должна была за ней последовать.
Духовным наставникам этой секты был монах Дом Герль, который возглавил ее после смерти Луазо в 1788 году. Однако в эпоху Революции он был охвачен республиканским энтузиазмом, и отторгнут другими членами, действовавшими под влиянием их главной сомнамбулистки, известной как сестра Франсуаза Андре. Это была старая полуслепая женщина. Она пророчествовала, и ее предсказания сбывались, она вылечила множество больных. Ее звали Катрин Тео. Поскольку ее предсказания носили политический характер, полиция Комитета общественного спасения не замедлила заинтересоваться ею.
Однажды вечером она, находясь в экстазе, была среди своих адептов. «Послушайте», — воскликнула она, — "Я слышу звуки его шагов, он мистически избран Провидением, это ангел Революции, ее спаситель и ее жертва, король разрушения и перерождения. Вы видите его? Он приближается. Его окружает розовый нимб Предтечи; это он породит все преступления тех, кто принесет его в жертву. Величественна твоя судьба, о, ты, который закроет бездну, поместив в нее самого себя. Вы не увидите его, украшенного как на празднике, несущего в руках цветы, венок его мученичества". Затем она добавила в слезах: "Как тяжко твое испытание, сын мой, и как много неблагодарного будет сопровождать со временем память о тебе. Встаньте, преклоните колени, он идет. Король идет — это король кровавой жертвы".
В это мгновение дверь быстро отворилась, и вошел человек в плаще, надвинутой на брови шляпе. Присутствовавшие встали. Катрин Тео протянула к нему руки и сказала: "Я знала, что вы должны прийти, и я ждала вашего прихода. Тот, кто справа от меня, но кого вы не видите, показал мне вас вчера, когда против нас было выдвинуто обвинение. Мы обвиняемся в заговоре в пользу короля, и о короле я хочу говорить. Это он, кого Предтеча открыл мне в настоящий момент, корона его залита кровью и знаю, над чьей головой она находится — над вашей, Максимилиан".
Услышав это имя, незнакомец вздрогнул, как если бы закаленная шпага вонзилась в его грудь. Он бросил вокруг быстрый беспокойный взгляд, после чего лицо его "снова приняло бесстрастное выражение.
"Что вы хотите сказать? Я вас не понимаю", — произнес он коротко и резко.
"Я хочу сказать", — повторила Катрин, — "что солнце будет ярко сиять в тот день, когда человек, в голубых одеждах и с цветами в руках станет на мгновение королем и Спасителем мира. Я хочу сказать, что вы станете великим как Моисей и Орфей, когда, попирая голову чудовища, которое готово пожрать вас, вы удостоверите вождям и жертвам, что Бог есть, уберите свою маску, Робеспьер, покажите нам непокрытой эту доблестную голову, которую Бог должен поместить на пустой чаше своих весов. Голова Людовика XVI тяжела и только ваша может стать ее уравновесить".
