Евгений Щукин - Коса и камень. Зелот о Масонстве (сборник)
По возвращении в Лондон, Гиббон начал деятельно собирать материал для задуманного труда. С 1765 г. он жил с отцом в Беритоне, вместе с Девердю работал над журналом «Литературные памятники Великобритании» (Mmoires littraires de la Grande Bretagne), два выпуска которого были изданы в 1768 и 1769 гг. В 1770 г. Гиббон опубликовал анонимно «Критические замечания к шестой книге Энеиды» (Critical Observations on the Sixth Book of the Aeneid). В 1776 г. появился первый том его главного труда, начинавший изложение со времени Августа. Успех его был необычаен; первое издание разошлось в несколько дней. По словам Гиббона, его книга «была на каждом столе и почти на каждом туалете». Следующие тома его истории, содержащие главы о христианстве, в которых выяснялись личные религиозные воззрения автора в духе XVIII века, вышли в 1781 г. и подняли целую бурю, особенно среди итальянских католиков. Некоторые критические статьи вынудили Гиббона написать в ответ: «В защиту некоторых мест… в Упадке и разрушении Римской империи» (A Vindication of Some Passages in the… Decline and Fall of the Roman Empire).
Здесь была картинка
У Гиббона была одна заветная мечта, а именно: он хотел, чтобы Лозанна, бывшая школой его юности, сделалась его жизненным убежищем на склоне лет. Будучи сторонником лорда Норта, членом Парламента в 1774– 1784 гг. и главой Совета по торговле с 1779 г. (его назначили на этот пост политические противники, в основном, для того чтобы он меньше занимался собственно политикой), Гиббон в июле 1779 г. написал в защиту внешнеполитического курса правительства страны меморандум против обвинений со стороны французского двора («Mémoire justificatif pour servir de réponse àl'exposéde la cour de France» ).
Тогда же, 19 декабря 1774 г. он был посвящен в Орден в ложе «Дружба» (Friendship) №3 при Востоке Лондона по рекомендации своих друзей парламентариев Роуленда Холта и Томаса Данкерли, которые два года спустя предложили его кандидатуру для вступления в Орден Королевской Арки.
Когда Совет по торговле был упразднен в 1782 г., Гиббону пришлось экономить средства, и он решил переехать в Лозанну, где жил в доме Девердю «Ла Грот» в 1783—1793 гг. Здесь он и окончил свою историю. Автор в таких словах описывает момент окончания своего многолетнего труда: «В день, или скорее в ночь, 27 июня 1787 года, между одиннадцатью и двенадцатью часами, на даче в моем саду я написал последние строки последней страницы. Положив перо, я несколько раз прошелся по аллее акаций, с которой открывается вид на деревню, озеро и горы. Воздух был спокоен; небо ясно; серебряный круг луны отражался в воде, и вся природа молчала. Я не буду скрывать первого чувства радости при возвращении моей свободы и, может быть, при установлении моей славы. Но гордость моя вскоре смирилась, и серьезная печаль овладела моим умом при мысли о том, что я навсегда простился со старым и приятным товарищем, и что какова бы ни была грядущая судьба моей истории, жизнь историка должна быть короткой и непрочной».
Ненадолго он вернулся в Англию в 1787—1788 гг., чтобы проследить за выходом последних трех томов «Упадка и крушения…». Смерть Девердю вскоре после его возвращения, собственное шаткое здоровье, угроза мирной жизни со стороны французских войск омрачили последние годы Гиббона. В 1793 г. он спешно вернулся в Англию, чтобы поддержать лорда Шеффилда после кончины его супруги. Впоследствии Гиббон жил то в Лондоне, то в Шеффилд-парке в Суссексе. Умер Гиббон в Лондоне 16 января 1794 г.
О личных его привычках современники рассказывают много смешного и пугающего одновременно. В светской мемуарной литературе Гиббон остался скорее как персонаж анекдотов, комический старик, странный и полубезумный ученый. Пишут, например, что он к старости совершенно перестал мыться и стоять рядом с ним не представлялось возможным в силу исходившего от него специфического амбре. Кроме того, в Парламенте вошла в легенды склонность Гиббона к крючкотворству и бюрократической волоките. Но ведь эти качества были присущи и Канту, и Кьеркегору, по свидетельству современников, – так что Гиббон в хорошей компании. Когда приехавший в Лондон Бенджамин Франклин просил Гиббона принять его, тот с гневом отказал «красильщику» в аудиенции, но, к чести великого изобретателя, тот совершенно не обиделся и до конца жизни сохранил глубокое почтение к Гиббону.
Сочинение, обессмертившее имя Гиббона, «История упадка и крушения Римской империи», охватывает период с конца II в. н. э. (правление Коммода) до падения Константинополя в 1453 г. (первоначально Гиббон планировал довести свой труд до падения Западной Римской империи, но потом расширил его, прибавив к трем уже вышедшим томам еще три). Пожалуй, это было первое в западной литературе историческое сочинение, обращенное, несмотря на научность, к широкой публике и нашедшее у нее восторженный прием. Благодаря великолепному стилю книгу продолжают читать и теперь, хотя многие содержащиеся в ней представления давно преодолены, а общий просветительски-антихристианский пафос выглядит устаревшим.
Не доверяя и фактически в грош не ставя современных ему историков, Гиббон разработал свой собственный подход к исторической науке, превратив ее в синтез изложения фактов и философского анализа, причем в последнем он руководствовался настолько разнообразными и, казалось бы, совершенно несопоставимыми источниками, как кальвинистский трактат «Протестантское просвещение» и работы французских энциклопедистов.
Гиббон принадлежит к тем немногим писателям, которые занимают выдающееся место как в литературе, так и в истории. Гиббон – превосходный стилист. Один современный византинист сравнивает его с Фукидидом и Тацитом.
Гиббон оставил одну из лучших существующих автобиографий, о которой ее новейший английский издатель Беркбек Хилл говорит: «Она настолько коротка, что может быть прочитана при свете одной пары свечей; она настолько интересна по своему содержанию и настолько привлекательна по оборотам мысли и стилю, что при втором и третьем чтении она доставляет едва ли меньшее удовольствие, чем при первом».
Отражая веяния эпохи, Гиббон является в своей истории носителем определенной идеи, выраженной им такими словами: «Я описал торжество варварства и религии». Другими словами, историческое развитие человеческих обществ со II века н. э. было, по его мнению, регрессом, главная вина за который падает на христианство. Конечно, главы Гиббона о христианстве имеют в настоящее время преимущественно лишь исторический интерес, однако не надо забывать, что со времени английского историка исторический материал чрезвычайно разросся, задачи исторической науки несколько изменились, появилась критика источников и новейшие издания последних, выяснилась зависимость источников друг от друга, получили право на существование вспомогательные дисциплины: нумизматика, эпиграфика, сигиллография (наука о печатях), папирология и т. д. Все это приходится иметь в виду при чтении истории Гиббона. Не надо также забывать, что Гиббон, недостаточно владевший греческим языком, имел в исследовании истории до 518 г. (года смерти императора Анастасия I) превосходного предшественника и руководителя, которому он очень многим обязан, а именно французского ученого Тиллемона. Последний был автором известного в свое время труда «История императоров» (Histoire des Empereurs, 6 томов, Брюссель, 1692). В этой части своей истории Гиббон писал подробнее и внимательнее.
Что касается последующей истории, т. е. восточно-римской, или византийской, империи, то в этой части Гиббон, встречавший уже гораздо большие препятствия на пути ознакомления с источниками и находившийся под сильным влиянием идей XVIII века, не мог удачно справиться со своей задачей. Английский историк Фриман пишет: «При всей удивительной способности Гиббона к группировке и к сгущению красок, которая нигде так сильно не проявилась, как в его византийских главах, с его живым описанием и при его еще более действующем искусстве внушения, – стиль его письма не может, конечно, возбуждать уважения к личностям и периодам, о которых он говорит, или привлекать многих к более подробному их изучению. Его бесподобная способность к сарказму и унижению никогда не покидает его труд; он слишком любит анекдоты, показывающие слабую или смешную сторону известного века или лица; он неспособен к восторженному восхищению чем-либо или кем-либо. Почти всякая история, рассказанная таким образом, должна оставить в воображении читателя прежде всего ее низкую сторону… Определенно никакая история не могла пройти невредимой через такое испытание; византийская же история была наименее способна выдержать такое к себе отношение».
В силу этого византийская история, изложенная Гиббоном со свойственными ему особенностями, представлена им в несколько ложном освещении. Личная история и семейные дела всех императоров, от сына Ираклия до Исаака Ангела, собраны в одной главе. «Такой способ трактовать предмет вполне согласуется с презрительным отношением автора к Византийской, или „Нижней“ (Lower) империи», – замечает современный английский византинист Бьюри.
