Ксения Меньшикова - Карма – закон причины и следствия. Как переписать свою судьбу
Но без знания теории практикой не овладеть. Поэтому – еще раз о физике процесса.
В общем каузальном пространстве, в которое твое сознание вписано в данный момент времени, проложено огромное количество веточек-путей – как потекут события, куда с большей долей вероятности будет перенаправлено твое время? Если не включать тормоз в инерционном движении по жизни, если выключить превентивно сопротивление, если «плыть по течению», то сознание будет двигаться по самому энергосберегающему руслу – наиболее вероятному пути развития событий, по самой глубокой борозде на теле времени.
Для того чтобы сознание не шло по пути «наименьшего сопротивления», а выбирало для себя те повороты и изгибы, которые приведут к результату, не экономя силы, а экономя время, нужно:
выключить намерение беречь энергию;
найти тормоз – якорь, который позволит в любой момент «зацепиться за реальность» и изменить маршрут движения.
Найти этот якорь на самом деле не так уж сложно. Потому что в сознании он есть.
Присутствие такого якоря и использование его в нашей культуре называется волшебством. Палочка-выручалочка, магическое слово, которое в момент переворачивает все так, как надо. Но сработает он только при выполнении пункта 1: сознание должно не хотеть быть таким, как все,– идти по колее и не тратить силы.
Мощный людской поток, объединенный единым желанием дойти до цели, подобен лавине – порой и захочешь, не затормозишь. Отсюда два вывода.
Первый. Желание не плыть по течению должно быть очень сильным.
Второй. Никогда не находиться в середине толпы, всегда поближе к выходу. Возможность «быть как все» и катиться, катиться посередке жизни, конечно, обеспечивает безопасность, но всегда за счет личной свободы, помни об этом.
Чтобы иметь возможность выйти с общей колеи, у тебя должно отсутствовать чувство страха поступать непривычным способом – быть не таким, как все.
Очень хорошо это качество иллюстрируют нам русские народные сказки (и не только русские, но наши особо отличаются красотой иллюстрации). Многие, читая классические «Емелю», «Золотую рыбку» и русские былины, со всем присущим национальным злорадством регистрируют в них неизбывную нашу любовь к халяве. Ну, халява – это, конечно, само собой. Святое дело. Но аллегория русских сказок гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд.
Возьмем, к примеру, известный всем с детства цикл об Илье Муромце. Если отбросить сказочные одежды, то можно увидеть за этой личностью прямое описание человеческого сознания в растущей, так сказать, фазе. А все его приключения-похождения есть не что иное, как описание алгоритма получения результата максимально эффективным способом. Суди сам.
Жил-был добрый молодец Илья из города Мурома. И случилось с ним большое несчастье – ноги у него не ходили и руки не двигались. Тридцать лет Илья на печи пролежал у престарелых мамы-папы на иждивении. Что не помешало, однако, ему вырасти в здорового бугая.
О чем говорит преамбула?
Во-первых, достаточно своеобразное детство сделало «не таким, как все». Это обязательное условие: формирование сознания у Ильи изначально отличалось от сознания окружающих.
Во-вторых, отсутствует совесть – жить на иждивении у старых родителей и постоянно на эту тему переживать – нервных сил ни у кого не хватит. Поэтому совесть должна быть слегка усечена, чтобы дать возможность индивиду выжить в неординарных, так сказать, моральных условиях.
В-третьих, полное отсутствие «обычного человеческого опыта». Изначально не такой, как все,– где мог Илья еще получить опыт, кроме как на печи, на которой он лежал? Нигде. Поэтому личный опыт у него тоже несколько своеобразный – он не желает того, что желают все, он не боится того, чего боятся все, он не знает элементарных вещей, которые также известны всем и каждому.
При этом сила копится, бурлит, но выхода не имеет. Вплоть до того момента, пока не постучались к нему во двор калики перехожие[36] – внешняя информация достаточно мощной силы воздействия. Тут Илья и ожил.
Говорят калики перехожие:
«Будь ты, Илья, великий богатырь,
И смерть тебе на бою не писана;
Бейся-ратися со всяким богатырем
И со всею паленицею удалою,
А только не выходи драться
С Святогором-богатырем —
Его и земля на себе через силу носит;
Не ходи драться с Самсоном-богатырем —
У него на голове семь власов ангельских;
Не бейся и с родом Микуловым —
Его любит матушка сыра земля;
Не ходи още на Вольгу Сеславьича —
Он не силою возьмет,
Так хитростью-мудростью.
Доставай, Илья, коня собе богатырского,
Выходи в раздольице чисто поле,
Покупай первого жеребчика,
Станови его в срубу на три месяца,
Корми его пшеном белояровым.
А пройдет поры-времени три месяца,
Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай
И в три росы жеребчика выкатывай,
Подводи его к тыну ко высокому.
Как станет жеребчик через тын перескакивать
И в ту сторону, и в другую сторону,
Поезжай на нем, куда хочешь,
Будет носить тебя».
Тут калики потерялися…
Дав, таким образом, через базовые вводные – чего можно, а чего нельзя,– калики сделали закреп в будхиальном теле Ильи, обозначив обязательные рамки и границы, в которых ему, Илье, надлежало совершать свои ратные подвиги, то есть формировать тело своего опыта.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы спящая совесть относительно своих родителей (которые его поили-кормили 30 лет) так и не проснулась, а Илья, получив техзадание со всеми вводными, поехал выполнять указание «высшего эгрегора».
Герои баллад и сказок, как правило, начинают свою миссию без понятной им самим цели: развеяться, силушку показать богатырскую, людей посмотреть да себя показать. То есть ничего конкретного. Смысл – неокрепший разум не должен вмешиваться своими индивидуальными целями и мотивами «в высший промысел». Это маг себе такого отношения к намерениям и деяниям позволить не может, а человек – очень даже. В общем, чем меньше задумывается – тем лучше. От думания голова болит.
Так Илья, без задумок, куда глаза глядят и поехал.
В одном из своих приключений понадобилось ему зачем-то добраться из города Чернигова до города Киева. И стал он спрашивать дорогу у местных жителей – как, мол, лучше проехать? На что местные жители ему и отвечают: есть, мол, у нас дорожка прямохожая, всего 500 верст. Но мы по ней не ходим, поскольку
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.
Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей – то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой – пятьсот есть верст,
А й окольноей дорожкой – цела тысяча.
Нагнали страху, объяснили – куда ходить нужно, а куда нет. Что в этой ситуации будет делать нормальный человек? Правильно, внемлет речам умных и многоопытных людей и не будет лезть на рожон. Но Илья (помним) изначально не вполне нормальный человек, и у него почти все «не как у людей». Он для того тридцать лет на печи обездвиженный и пролежал, чтобы жизненного опыта не иметь. Поэтому ему все предостережения были до свечки – он элементарно не понял, что здесь такого ужасного. Что и позволяет ему совершать поступки, идущие вразрез с общепринятым мнением.
Подъезжает он ко речке ко Смородине,
Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей,
Да ко тою ко березе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному —
Так все травушки-муравы уплеталися,
Да й лазоревы цветочки осыпалися,
Темны лесушки к земле все приклонилися.
Дальше – понятно, Илья с Соловьем Одихмантьевичем злобно расправляется и открывает всем трусливым согражданам дорожку прямохожую.
Теперь переведем это с языка аллегорий на язык алгоритма.
Илья не пошел по пути наименьшего сопротивления, не стал действовать как все исключительно потому, что не знал, чего надо бояться. Отсутствие жизненного опыта, но неукротимая сила желания двигали его по длинному, но опасному пути – он экономил время, ибо знал, что время для него теперь – ценность. Пока все его сверстники естественным путем обретали знание человеческой жизни, Илья себе позволить не мог и наверстывал упущенное. Это был стимул, и стимул весьма приличный,– он заставил презреть естественный человеческий страх за свою жизнь.
