Станислав Гроф - Человек перед лицом смерти
Фригийские мистерии справлялись во имя бога Атиcа, оскопившего себя под сосной, умершего и воскрешенного великой матерью Кибеллой.[39]
Ритуальная процедура, практиковавшаяся во Фригии, включала в себя сакральный прием пищи, во время которого неофит ел из барабана и пил из цимбал. Потом он натирался кровью быка; посвящаемого поили исключительно молоком. Мистерии Адониса ежегодно справлялись во многих частях Египта, Финикии и Библоса. Согласно легенде, Адонис родился из миррового дерева, в которое боги превратили его мать Смирну. Его рождению помогал дикий вепрь, ставший таким образом повитухой Адониса; однако он же принес ему смерть. Адонис скончался после того, как его смертельно ранил, пронзив клыками, этот зверь. В ходе мистерий Адониса, неофит проходил через символическую смерть бога и воскресал с помощью жрецов. Он вступал в благословенное состояние возрождения и искупления, ставшее возможным в результате страданий Адониса.
В нордической традиции убиваемым и воскресающим богом был любимый сын Одина — Бальдр. Согласно мифу, он был молод и прекрасен, а также являлся единственным миролюбивым божеством Валгаллы. Обманщик Локи, персонифицированное зло, подсунул слепому богу судьбы Хеду омеловую стрелу, единственное оружие, могущее причинить вред Бальдру, которой тот и был сражен. После многих усилий убитые горем боги нашли способ воскресить своего любимца. В процессе мистерий Одина неофит выпивал освященный мед из кубка, сделанного из человеческого черепа. Подобно Бальдру, посвящаемый проходил через тяжелые сакральные испытания в девяти подземных палатах и, в конце концов, мог открыть тайну Одина, наиболее хранимую из тайн природы и человеческой души. В друидических мистериях Британии, граница между символической и физиологической смертью была весьма зыбкой. После помещения испытуемого заживо в гроб, последний укладывали в открытую лодку и сталкивали в море, изображая таким образом смерть бога Солнца. В этом необычном и тяжелом испытании гибли многие посвящаемые. К тем же, кто переживал этот суровый ритуал, относились как к заново рожденным.
Приведенные выше примеры, безусловно, не исчерпывают описание мистериальных религий. Схожие ритуальные действия, акцентированные на смерти и возрождении, существовали также в различных видах в митраизме, в герметической традиции, в Индии, на Тибете, среди африканских племен, в доколумбовых и современных обществах американских индейцев, а также во многих других культурах мира. Подобные ритуалы практиковались также в ходе посвящения в разные секретные общества всех времен.
Несколько конкретных примеров событий, происходящих во время мистерий смерти и возрождения покажут, насколько сильно они напоминают феноменологию психоделических сеансов с перинатальным содержанием. Эдуард Шюре в «Великих посвященных» приводит яркую реконструкцию процесса посвящения в египетские мистерии Исиды и Осириса. Согласно Шюре, суровые ритуальные испытания начинались с прохождения по узкому коридору тайного убежища, освещаемому факелами. С обеих сторон этого зловещего помещения располагались устрашающие статуи с человеческими телами и звериными головами. В конце коридора находилась мумия и человеческий скелет, охраняющие дыру в стене. Неофиту вручался небольшой зажженный светильник, и он проникал в это отверстие, которое было столь узко, что приходилось карабкаться на четвереньках. Затем дверь за ним затворялась, и дальнейший путь пролегал в темноте. В конце прохода находилась дыра наподобие ствола шахты, ведущая к лестнице, исчезающей в вертикальном отверстии. Спустившись к нижней из перекладин, неофит обнаруживал, что висит над ужасающей бездной. Тревожно размышляя о своем весьма затруднительном положении — о невозможности вернуться наверх и о таинственной черноте внизу, — он замечал справа расщелину и ступени. Он избегал пропасти; спиральная, высеченная в скале лестница вела его в огромный зал, расписанный символическими фресками, а пастофор, хранитель священных символов, объяснял ему значение изображений.
Следующая фаза испытания начиналась в длинном узком коридоре, в конце которого светилась раскаленная докрасна печь. Дверь за неофитом захлопывалась, и перед ним вставала задача пройти сквозь огонь. Обретя достаточно мужества и приблизившись к пылающему горнилу, он видел, что это — оптическая иллюзия, создаваемая горящими чередующимися смолистыми поленьями, положенными на железную решетку. Путь, пролегающий между поленьями, позволял быстро миновать их.
Затем следовало испытание водой. Посвящаемый сталкивался в бассейн, наполненный черной, стоячей водой, после чего два помощника вытаскивали его в слабо освещенный грот. Здесь его купали, досуха вытирали и умащали изысканными благовониями.
Отдыхая, он слушал игру арф и флейт. Нубийка, одетая в темнокрасное одеяние и украшенная прекрасными драгоценностями, приближалась к нему, символизируя самое женскую чувственность. Если он уступал искушению и не выдерживал испытания, то на всю жизнь оставался рабом в храме. Если же успешно проходил эту последнюю стадию, его с триумфом препровождали в святилище Исиды, где он должен был принести обет молчания и покорности перед колоссальной статуей богини.
В «Обелиске франкмасонства» Джон Е. Вейсс приводит описание Элевсинских мистерий древней Греции. Он изображает обстановку начала мистерии, как пронизанную чувством абсолютного хаоса и ужаса, сопровождаемую слепящими вспышками света и оглушающими раскатами грома. Согласно рисуемой им картине, помещение словно трясется и охвачено огнем; отвратительные приведения скользят по воздуху, вопя и стеная; всюду слышны пугающие звуки и завывания. На фоне этих инфернальных сцен появляются таинственные призраки, представляющие посланников различных яростных божеств: Мучения, Безумия, Голода, Болезни и Смерти. В то время как трепещущие новообращенные продвигаются среди ужасающего представления, отражающего страдания этой жизни, а также муки испытываемые в Тартаре, они слышат торжественный голос иерофанта, демонстрирующего и объясняющего символы высшей божественности. Внезапно все меняется, и вместо ужасных образов появляются ясный свет и различные знаки блаженства. Таким образом, община посвященных в Элевсинские мистерии пережила в короткое время и на ограниченном пространстве «беды Земли, мучения Тартара и счастье Элизиума».
В приведенном Шюре описании посвящения в мистерии Исиды и Осирисе сходство между различными фазами этого испытания и эпизодами психоделического переживания смерти и возрождения особенно поразительно. Оно включает в себя испытания смертью, огнем, испорченной водой и сексуальным искушением. Все это четко соответствует перинатальной матрице «отсутствие выхода», а определенные стороны борьбы смерти и воскресения включают огонь, скатологические моменты и сексуальное возбуждение. Приводимое Вейссом описание Элевсинских посвящений вполне могло бы быть описанием ЛСД-сеанса с акцентированным перинатальным уровнем. Как соприкосновение с наиболее пугающими сторонами человеческого существования, так и резкий переход от крайней степени мучений и страданий к трансцендентальному блаженству относятся к числу наиболее часто возникающих в ходе психоделической терапии.
Повсеместное историческое и географическое распространение трансформирующих ритуалов, концентрирующихся на проблеме смерти и возрождения, и их психологическое значение для отдельных людей, групп и целых культур предполагает, что они должны отражать фундаментальные потребности, коренящиеся в человеческой природе. Таким образом, изучение этих ритуалов и углубленное понимание процесса смерти-возрождения представляет большой теоретический и практический интерес. Исследования, проводимые в этой области, были связаны со специфическими проблемами. Основные данные о характере таких обрядов, как правило, считались священными, содержались в секрете и передавались немногочисленным посвященным. Если что-то и открывалось окружающим, то обычно в виде различного рода иносказаний и шифров. Реконструкция действительного протекания ритуалов на основании исторических описаний или археологических находок представляется делом довольно трудным, а точность восстановления — весьма проблематичной.
Антропологи, изучающие виды ритуалов, практикуемых в различных современных культурах, сталкиваются с довольно сложной задачей получения доступа к сути таких действ. Поскольку большинство подобных исследований проводилось в культурах, относящихся к незападному миру, это еще больше усложнило положение, вследствие существующих культурных и лингвистических барьеров. За некоторыми исключениями, антропологические исследования сосредоточивались, в основном, на внешних сторонах обрядов перехода, — они легче поддаются наблюдению, — а не на субъективных переживаниях участников.[40]
