Рудольф Штайнер - Очерк тайноведения
Такой символический образ, как описанный здесь, не отображает внешнего предмета или существа, произведенного природой. Но благодаря этому он и обладает как раз своей пробуждающей силой для некоторых внутренних способностей. Кто-нибудь мог бы, конечно, сделать возражение. Он мог бы сказать: конечно, «целое» как символический образ существует не через природу, но все отдельные части заимствованы все же из природы: черный цвет, розы и т. д.; ведь все это воспринимается внешними чувствами. Кого смущает подобное возражение, тот должен принять во внимание, что не отображения чувственных восприятий составляют то, что ведет к пробуждению высших душевных способностей, но что это действие вызывается единственно только способом сочетания этих отдельных частей. А это сочетание не отображает ничего существующего в чувственном мире.
На символическом образе – в виде примера – надлежало наглядно показать процесс действенного погружения души. В духовном обучении даются самые разнообразные образы такого рода, и они бывают построены самыми различными способами. Могут даваться также определенные изречения, формулы, отдельные слова, в которые надо погружаться. В каждом случае эти средства внутреннего погружения имеют целью оторвать душу от чувственного восприятия и побудить ее к такой деятельности, при которой впечатление, оказываемое на физические чувства, не имеет значения, и существенным является раскрытие внутренних, дремлющих душевных способностей. Можно погружаться также и в одни только чувства, ощущения и т. д. Это оказывается особенно действенным. Возьмем, например, чувство радости. При нормальном ходе жизни душа переживает радость, когда имеется внешнее побуждение к радости. Когда обладающая здоровым ощущением душа видит, как человек совершает какой-нибудь поступок, внушаемый ему его сердечной добротой, то душа чувствует удовольствие и радость от такого поступка. Но эта душа может и задуматься над такого рода поступком. Она может сказать себе: поступок, совершаемый по сердечной доброте, это такой, при котором совершающий его следует не своему личному интересу, а интересу своего ближнего. И такой поступок может быть назван нравственно добрым. Но размышляющая душа может также совершенно освободиться от представления об отдельном случае во внешнем мире, доставившем ей радость или удовольствие, и может, например, мысленно представить себе, как сердечная доброта возникает благодаря тому, что одна душа как бы вбирает в себя интерес другой души и делает его своим собственным. И душа может ощутить радость перед этой нравственной идеей сердечной доброты. Это не радость о том или ином событии чувственного мира, а радость об идее как таковой. Если мы попытаемся дать такой радости некоторое время жить в душе, то это будет погружением в чувство, в ощущение. Не идея явится тогда действующей силой для пробуждения внутренних душевных способностей, но длящееся в душе в течение некоторого времени господство чувства, которое вызвано не одним только внешним отдельным впечатлением. Так как духовная наука способна глубже проникнуть в сущность вещей, чем обыкновенный процесс представления, то учитель, знакомый с методом духовного обучения, может указать ученику чувства и ощущения, которые, будучи применены к внутреннему погружению, действуют на раскрытие душевных способностей в еще более высокой степени. Как ни необходимо это для достижения высших ступеней обучения, однако следует помнить, что энергичное погружение в такие чувства и ощущения, как, например, описанное при рассмотрении сердечной доброты, может уже и само повести очень далеко. Так как существа людей различны, то для отдельных людей действительны и разные средства обучения. Что касается продолжительности погружения, то нужно принять во внимание, что действие тем сильнее, чем дольше может продолжаться погружение. Но всякого преувеличения в этом направлении следует избегать. Известный внутренний такт, который приобретается благодаря самим упражнениям, научит ученика той мере, какой он должен придерживаться в этом отношении. Кто проходит свое духовное обучение под руководством учителя, тот получает от него определенные указания относительно частностей. Дать такие указания может только опытный духовный исследователь.
Подобные упражнения во внутреннем погружении приходится обыкновенно делать в течение долгого времени, прежде чем можно бывает самому заметить их результат. При духовном обучении безусловно необходимы терпение и выдержка. Кто не пробудит их в себе и не будет в полном спокойствии и без перерыва продолжать свои упражнения таким образом, чтобы терпение и выдержка постоянно составляли при этом основное настроение души, тот достигнет немногого.
Из предыдущего изложения видно, что внутреннее погружение (медитация) является средством к достижению познания высших миров, а также что не всякое содержание представления ведет к нему, а только такое, которое составлено описанным образом.
Указанный здесь путь приводит сначала к тому, что можно назвать имагинативным познанием. Это первая ступень высшего познания. Познавание, основанное на чувственном восприятии и на переработке чувственных восприятий при помощи связанного с внешними чувствами рассудка, может быть названо – в смысле духовной науки – «предметным познаванием». За ним лежат более высокие ступени познания, первая из которых и есть имагинативное познавание. Выражение «имагинативное» могло бы вызвать возражение у того, кто под «имагинацией» разумеет только «воображаемое» представление, которому не соответствует ничего действительного. Но в духовной науке под «имагинативным» познанием следует разуметь такое, которое достигается путем сверхчувственного состояния сознания души. В этом состоянии сознания воспринимаются духовные факты и существа, к которым не имеют доступа внешние чувства. Так как это состояние пробуждается в душе путем погружения в символические образы или «имагинации», то и мир этого высшего состояния сознания может быть назван «имагинативным», равно как и относящееся к нему познание. Итак, в этом смысле «имагинативное» означает нечто такое, что «действительно» в ином смысле, чем факты и существа физического чувственного восприятия.
Против применения означенных символических представлений легко можно возразить, что построение их может проистекать из мечтательного мышления и произвольной фантазии и что поэтому успех такого применения может быть только сомнительным. По отношению к тем символическим образам, которые лежат в основе правильного духовного обучения, приведенное возражение не имеет значения. Ибо символические образы выбираются так, что независимо от их отношения к внешней чувственной действительности ценность их надо искать исключительно в той силе, с какой они действуют на душу, когда она отвращает все свое внимание от внешнего мира, подавляет все впечатления внешних чувств, а также исключает и все мысли, которые она может порождать, отвечая на внешние побуждения. Процесс медитации станет всего нагляднее, если сравнить ее с состоянием сна. С одной стороны, она имеет сходство со сном, с другой же – совершенно противоположна. Она есть сон, который по сравнению с дневным сознанием представляет собою высшее состояние пробужденности. Дело в том, что концентрация на соответственном представлении или образе вынуждает душу вызвать из собственных глубин гораздо большие силы, чем какие она применяет в обычной жизни или в обычном познании. Через это ее внутренняя подвижность повышается. Она освобождается от телесности, как освобождается от нее и во время сна; но она не переходит в бессознательность, как это бывает во сне, а переживает мир, которого она прежде не переживала. Хотя в смысле освобожденности от тела ее состояние и можно сравнить со сном, однако оно таково, что по отношению к обычному дневному сознанию его можно назвать состоянием повышенного бодрствования. Благодаря этому душа переживает себя в своем истинном, внутреннем, самостоятельном существе, между тем как при обычном дневном бодрствовании вследствие более слабо развернутых сил она осознает себя только при помощи тела и таким образом не переживает себя самое, а только воспринимает себя в образе – как бы в своего рода зеркальном отражении, которое отбрасывается в сознание телом (или собственно его процессами).
Символические образы, построенные, как было описано выше, конечно, еще не относятся к чему-нибудь действительному в духовном мире. Они служат для того, чтобы оторвать и освободить человеческую душу от чувственного восприятия и от орудия мозга, с которым ближайшим образом связан рассудок. Это освобождение может произойти не раньше, чем человек почувствует: теперь я представляю себе нечто с помощью сил, для которых мои чувства и мозг не служат орудиями. Первое, что человек переживает на этом пути, есть такое освобождение от физических органов. Он может тогда сказать себе: мое сознание не угасает, когда я оставляю в стороне восприятия внешних чувств и обычное рассудочное мышление; я могу подняться над этим мышлением и тогда я ощущаю себя как особое существо наряду с тем, чем я был раньше. Это – первое, чисто духовное переживание, наблюдение душевно-духовного существа Я. Оно выделилось как новое Я из того Я, которое связано лишь с физическими чувствами и физическим рассудком. Если бы мы освободились от мира чувств и рассудка без такого погружения, то мы погрузились бы в «ничто» бессознательности. Само собою разумеется, что это душевно-духовное существо было в нас и до углубления. Но у него еще не было органов для наблюдения духовного мира. Оно было вроде физического тела, у которого нет глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать. Сила, которая была затрачена на погружение, выработала душевно-духовные органы из неорганизованного дотоле душевно-духовного существа. Мы и воспринимаем поэтому сначала то, что было таким образом выработано. Так что первое переживание является в известном смысле самовосприятием. В этом и состоит сущность духовного обучения, чтобы душа путем упражнения в самовоспитании имела в этот момент своего развития полное сознание о том, что сначала она воспринимает самое себя в мире образов (имагинациях), наступающих вследствие описанных упражнений. Правда, эти образы выступают как новый мир; но душа должна познать, что они пока не что иное, как отражение ее собственного, укрепленного упражнениями существа. И она должна не только постичь это в правильном суждении, но и достигнуть такого развития воли, чтобы быть в состоянии во всякое время снова удалить из сознания эти образы, погасить их. Душа должна быть в состоянии действовать совершенно свободно среди этих образов. Это принадлежит к правильному духовному обучению. Если бы она не могла этого сделать, то в области духовных переживаний она оказалась бы в таком же положении, как душа в физическом мире, когда она направляет свой взор на какой-нибудь предмет и этот предмет так приковывает ее, что она не может больше оторвать от него взора. Исключение из этого составляет только одна группа внутренних образных переживаний, которые не подлежат погашению на достигнутой ступени духовного обучения. Она соответствует подлинному ядру душевного существа; и духовный ученик познает в этих образах в самом себе то, что проходит как его основное существо через повторные земные жизни. На этой стадии познание о повторных земных жизнях становится действительным переживанием. По отношению ко всему остальному должна господствовать упомянутая свобода переживаний. И лишь после того, как достигнута способность погашения, мы приближаемся к действительному духовному внешнему миру. Погашенное возвращается к иной форме. Тогда мы переживаем его как духовно-внешнюю действительность. Мы чувствуем, как мы вырастаем душевно из неопределенного в нечто определенное. От этого самовосприятия нужно затем перейти к наблюдению душевно-духовного внешнего мира. Оно наступает, когда мы устанавливаем наше внутреннее переживание в том смысле, как будет указано дальше.
