Елена Хотулева - Гравбры на ветру
После этого она встала и достала из-за занавески вечернее платье, купленное почти месяц назад в Айхенвальде. Хельга приложила его к себе и попыталась рассмотреть себя в маленьком зеркале. «Может быть, это мой последний ужин в этом доме», — подумала она и расплакалась, но, вспомнив о том, что у нее не так уж много времени, стала собираться.
Через час Хайдель услышал легкий стук в дверь.
— Войди, — сказал он и встал около серванта.
Зайдя в комнату, Хельга остановилась у порога и решила не сходить с этого места до тех пор, пока не услышит четкого приказа. Она знала, что он будет наблюдать за тем, как она боится, и, чтобы хоть как-то скрыть свою дрожь, спрятала руки за спину.
Хайдель был поражен, увидев ее в этом наряде. Он стоял и рассматривал красоту ее лица, волос, фигуры. Любовался, как она выглядит в неизвестно откуда взявшемся темно-бордовом декольте, которое ей удивительно шло. Едва ли он сознавался себе, что был застигнут врасплох ее красотой, однако в том, что он приятно удивлен, Хайдель готов был расписаться.
— Ты великолепно выглядишь, — улыбнувшись, он сделал жест в сторону стола. — Прошу садиться. Сегодня мы будем пить шампанское, — сказал Клаус, дожидаясь, когда Антонио наполнит их бокалы. — И я произнесу тост.
Он немного помолчал, глядя на пламя свечей сквозь быстро поднимающиеся дорожки пузырьков в бокале, а через некоторое время сказал:
— Хельга… Я хочу выпить за тебя. За то, чтобы исполнилось твое самое заветное желание.
Она вздрогнула, как прошлый раз, услышав звон хрустальных бокалов, и, сделав несколько глотков, посмотрела на Хайделя.
— Ты ничего не сказала мне в ответ, — сказал он, погружаясь в ее взгляд цвета расплавленной меди.
— Я не осмелилась, потому что вы не приказали мне говорить.
— Да? — спросил он, одновременно жестом давая понять итальянцу, что их пора оставить наедине. — А мне казалось, что ты не всегда ждешь от меня разрешения.
Хельга секунду молчала, кусая губы, а после раздумья сказала:
— Пожалуйста, позвольте мне попросить прощения за то, что я вчера начала говорить без приказа.
— Позволяю, — медленно сказал Клаус, пытаясь подольше продлить очарование момента.
— Простите меня, господин Хайдель, я виновата, — Хельга изо всех сил превозмогала в себе желание расплакаться от страха, — я понимаю, что оправдываться бессмысленно, но все же…
— Все же? — Клаус сделал глоток вина.
— Я… Я только хотела сказать, что очень испугалась вчера, и этот страх… Только он может служить мне оправданием…
— Ну сегодня-то у тебя нет причин так бояться? — Хайдель слегка улыбнулся, — или ты снова будешь говорить без разрешения?
— Нет, этого больше не повторится.
— Ну хорошо, — сказал он, делая вид, что эта тема перестала его интересовать. — Хватит разговаривать, лучше приступим к еде.
Некоторое время они сидели в тишине, но когда Антонио сменил тарелки, Клаус сказал:
— Расскажи мне, как тебе жилось там… В пятом бараке.
Хельга подняла на него глаза и, покачав головой, сказала:
— Пожалуйста, господин Хайдель, я вас умоляю…
— Неужели, — рассмеялся он в ответ. — Или не отвечать на поставленный вопрос не считается нарушением моих приказов?
Хельга закрыла лицо руками и молча расплакалась. Она подумала, что теперь уже ее ничто не спасет от возвращения в лагерь, и от этого на нее накатила волна такого отчаяния, что держать себя в руках она больше была не в силах.
Клаус, молча наблюдавший за ней все это время, резко встал из-за стола и, подойдя к Хельге сзади, положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, почувствовав это прикосновение, и замерла, перестав плакать.
— Не надо бояться, — сказал Клаус спокойным тоном. — Пойми, что все это только мой плохой характер. А на самом деле до тех пор, пока я доволен тобой, — а до этого момента ты мне не давала повода в тебе усомниться, — тебе ничто не угрожает. Если ты и далее будешь себя вести именно так, как вела до сих пор, я не отправлю тебя обратно в лагерь, не убью, не буду бить… Поэтому успокойся и поешь, а еще лучше выпей.
И он протянул ей шампанское. Хельга автоматически взяла из его рук бокал и сделала несколько глотков. Она смотрела на него сквозь еще не успевшие высохнуть слезы и думала, что снова готова на все, только чтобы он был добр к ней и оставался таким, каким он был в тот момент, когда произносил все эти слова.
Клаус сел на место и закурил, подав через некоторое время знак итальянцу к последней смене блюд. Когда Антонио, как было заведено, оставил их одних, Хайдель сказал:
— Тебе понравилась еда, вино?
— Да, большое спасибо, все это было великолепно, — ответила Хельга с облегчением, оттого что он больше не поднимал тему пятого барака.
— Тогда давай, как обычно, пересядем в кресла и выпьем коньяка, — предложил Клаус, вставая.
— Да, да, конечно… — сказала Хельга, поспешно следуя его указаниям.
Он протянул ей бокал и сел напротив. Некоторое время Хайдель молчал, разглядывая ее красоту в сумеречном свете догорающих свечей, а чуть позже сказал:
— Сегодня мне хочется пить за тебя, Хельга.
И, дождавшись, когда она сделает глоток, произнес:
— Знаешь, в наших с тобой диалогах есть один серьезный недостаток…
Хельга посмотрела на него вопросительно и подумала, что, наверное, сейчас он не скажет ей ничего страшного, и от этой мысли она слегка улыбнулась. Это едва заметное движение губ не ускользнуло от внимательного взгляда Клауса, и, поняв, что ему действительно удалось ее успокоить, он продолжил:
— Когда мы с тобой разговариваем, ты только отвечаешь мне и ничего не говоришь сама… — Он кивнул, увидев Хельгино непонимающее выражение лица. — Да, да, конечно… Это был мой приказ, и он даже сейчас остается в силе, однако… Однако мне все же интересно…
Он сделал паузу и закурил сигарету, а через некоторое время, стряхнув пепел, сказал:
— Хельга, я уверен в том, что ты мне каждый день хочешь что-то сказать, но не решаешься. Мне хочется услышать от тебя эти слова, даже… Даже, — выделил он, — если тебе их будет очень страшно произносить. Я обещаю, что вне зависимости от того, что я услышу, мое отношение к тебе не изменится в худшую сторону. Но я хочу услышать от тебя правду.
«Если мои догадки окажутся верны, то она сейчас скажет мне именно то, чего я от нее жду», — подумал Клаус, внимательно следя за выражением ее лица.
«Интересно, — думала в этот момент Хельга, — что он хочет от меня услышать? И как он отреагирует на то, что я скажу ему правду? Ту правду, которую я не решаюсь сказать даже сама себе?» И неожиданно на Хельгу накатила какая-то странная теплая волна благодарности и доверия к Хайделю, которая… Хельга еще не поняла до конца, что именно она хочет выразить, но начала говорить, и в процессе того, как из ее слов вырисовывались чувства, она стала понимать, что на самом деле происходит в ее душе.
— Господин Хайдель, — Хельга отставила в сторону бокал и крепко сжала подлокотники, — я бесконечно благодарна вам за то, что вы позволили мне жить в вашем доме. И не только это… Поездка в город, эти платья, тот день… Это было как сказка. И тогда, несколько недель назад, я хотела сказать вам, что вы сделали меня почти счастливой. А потом стали проходить дни…
Хельга на минуту замолчала, поднеся руки к вискам, но потом собралась с мыслями и продолжила:
— Понимаете, все то, что вы для меня делаете, не остается неоцененным… Поверьте мне… То, что вы позволяете мне иметь свою комнату, — это свобода… Да, свобода, даже притом что я фактически продолжаю быть лагерной заключенной. И ваше отношение ко мне… Оно… Как бы мне это сказать? Оно не ущемляет моих прав. Хотя нет, неверное слово… Оно показывает мне, что вы видите во мне человека. Человека, равного вам, но только волею судеб стоящего на другой ступеньке жизненной лестницы. И… Я хотела сказать вам, хотя я подчас и не понимала того, что действительно хочу вам это сказать… Понимаете, я бы очень хотела отблагодарить вас за все это, но… Но, увы… Я не знаю как. Потому что я не имею ничего, что могла бы отдать вам в благодарность за все это, — Хельга тяжело вздохнула. — Я понимаю, что должна знать свое место, и поэтому…
В то время как Хельга произносила последние слова, Клаус поднялся с кресла и, медленно подойдя к Хельге, взял ее за руку и заставил встать.
— И поэтому? — продолжил он начатую Хельгой фразу.
— Поэтому… — она растерялась от того, насколько близко друг к другу они оказались, — я не знаю, правда не знаю…
— Неужели? — Клаус медленно провел рукой по ее волосам. — Неужели ты действительно ничего не имеешь?
Хельга посмотрела ему в глаза и, замерев на долю секунды, осторожно подняла руки и обняла его. «Я… тебя…» — почти подумала она, но, испугавшись собственной мысли, попыталась отодвинуться от Хайделя, который, однако, крепко сжал ее в своих объятьях и сказал:
