Михаил Глибицкий - Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика
Когда дон Хуан закончил говорить, я был уверен, что у меня поднимается температура.
Дон Хенаро смотрел на меня любопытными глазами.
— Он прав, — сказал он. — Мы всегда на один прыжок позади.
— Я просто не могу ухватить всего этого, — сказал я.
— Я тоже не могу, — сказал дон Хуан и пожал плечами.
— И я тоже не могу, дорогой Карлитос, — сказал дон Хенаро.
— Дубль материален? — спросил я дона Хуана после долгого молчания.
Они посмотрели на меня.
— Есть ли у дубля материальное тело? — повторил я.
— Определенно, — сказал дон Хуан. — Плотность, материальность — это воспоминания. Поэтому, как и все, что мы ощущаем в мире, они являются только накапливаемой нами памятью. Памятью об описании. Ты помнишь о моей материальности точно таким же способом, как и об общении при помощи слов. Поэтому ты разговаривал с койотом, и именно поэтому ты воспринимаешь меня сейчас как плотное тело.
Придвинувшись, он слегка толкнул меня плечом и предложил дотронуться до него. Я взял его за руку, а затем обнял со слезами на глазах.
Дон Хенаро поднялся и подошел ко мне. Он был похож на маленького ребенка с блестящими озорными глазами. Надув губы, он долго смотрел на меня.
— А как же я? — спросил он, пряча улыбку. — Неужели ты не хочешь обнять меня?
Поднявшись, я протянул к нему руки, но мое тело, казалось, застыло на месте, Я был не в силах двинуться. Как я ни пытался дотянуться до него, ничего не получалось,
Дон Хуан и дон Хенаро стояли рядом, внимательно наблюдая за мной. Я чувствовал, как тело сотрясается под неведомой тяжестью.
Дон Хенаро сел и притворился обиженным тем, что я его так и не обнял. Он скреб землю пятками и пинал ее ногами, а затем оба они покатились со смеху.
Я сказал дону Хуану, что тело заставляет меня уехать, и, не давая им времени на уговоры, помахал рукой дону Хенаро.
— До свидания, дон Хенаро, — крикнул я. — Я уезжаю. — Он помахал мне в ответ. Дон Хуан проводил меня к машине. — А у тебя тоже есть дубль, дон Хуан?
— Конечно! — воскликнул он.
И тут мне пришла в голову одна весьма пугающая мысль. Я хотел было отмахнуться от нее и побыстрее уехать, но что-то изнутри так и подмывало задать вопрос. За много лет нашего знакомства для меня стало привычным, что всякий раз, когда я хотел видеть дона Хуана, мне достаточно было приехать в Сонору или в Центральную Мексику, и он всегда был там, ожидая меня. До сих пор я не придавал этому особого значения, принимая как само собой разумеющееся,
— Скажи мне, дон Хуан, — спросил я полушутя, — ты сам-то настоящий, или ты — твой дубль?
Он наклонился ко мне, улыбаясь.
— Мой дубль, — прошептал он.
Я подскочил как ужаленный и помчался к своей машине.
— Я просто пошутил, — крикнул мне вдогонку дон Хуан громовым голосом.
Смеясь и гримасничая, они вприпрыжку бежали за моей машиной, пока я выруливал.
— Карлитос, вызывай меня в любое время! — закричал дон Хенаро.
СНОВИДЯЩИЙ И СНОВИДИМЫЙ
Отметив мой мрачный вид и подавленность, дон Хуан сказал, что я напоминаю ему Элихио, который достаточно угрюм, чтобы быть хорошим магом, но слишком угрюм, чтобы стать человеком знания. Он добавил, что единственный способ противостоять разрушительному воздействию мира магов — это смеяться над ним.
— Ты боишься? — спросил он.
Я не боялся. Скорее, я был ошеломлен, перегружен тем, что увидел и услышал. Бреши в моем разуме были такими гигантскими, что я должен был или чинить их, или вообще отбросить свой проклятый рассудок. Мои замечания рассмешили его.
— Не выбрасывай пока свой разум, — сказал он. — Еще не время. Хотя это когда-нибудь и произойдет, но я не думаю, что сейчас именно тот случай.
— Нужно ли мне самому пытаться найти объяснение случившемуся?
— Конечно, — сказал он. — Это твой долг — успокоить ум. Воины выигрывают свои битвы не потому, что они бьются головами о стены, а потому, что преодолевают их. Воины не преуменьшают высоту стен — они прыгают через них.
— Как же мне перепрыгнуть через эту? — спросил я.
— Прежде всего, я думаю, смертельно неправильно для тебя относиться ко всему так серьезно, — сказал он, садясь рядом со мной. — Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, сталкиваясь с необычными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем отрицать очевидное и чувствовать себя при этом так, словно ничего не случилось. Это — путь фанатика. Второе — мы можем все принимать за чистую монету как если бы мы знали, что происходит. Это — путь набожного человека. И третье — мы можем приходить в замешательство перед событием, когда мы или не можем ни искренне отбросить его, ни искренне принять. Это путь дурака. Не твой ли? Есть четвертый, правильный — путь воина. Воин действует так, как если бы никогда ничего не случалось, потому что он ни во что не верит. И, однако же, он все принимает за чистую монету. Он принимает, не принимая, и отбрасывает, не отбрасывая. Он никогда не чувствует себя знающим, и в то же время никогда не чувствует себя так, как если бы ничего не случалось. Он действует так, как будто он в полном контроле, даже если у него, может быть, сердце в пятки ушло. Если действуешь таким образом, то замешательство рассеивается.
Мы долгое время молчали. Слова дона Хуана были для меня подобны бальзаму.
— Могу ли я говорить о доне Хенаро и его дубле? — спросил я.
— Разве ты не говоришь со своими друзьями?
— Я-то говорю, но чем они могут мне помочь?
— Никогда не думал, что тебе нужна помощь. Ты должен культивировать чувство, что воин ни в чем не нуждается. Помощь в чем? У тебя есть все необходимое для того экстравагантного путешествия, каковым является твоя жизнь. Я пытался научить тебя тому, что реальным опытом должен быть сам человек, и все, что для этого нужно — быть живым. Жизнь — это маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
— Понимая это, воин живет соответственно. Поэтому можно смело сказать, что опыт всех опытов — это быть воином.
Он выжидающе посмотрел на меня, но я медлил, тщательно подбирая слова.
— В конечном счете, воин не ищет ни понимания, ни помощи.
— Что со мной не так, дон Хуан? — спросил я.
— Ты индульгируешь, — бросил он. — Ты считаешь, что индульгировать в сомнениях и размышлениях — это признак чувствительного человека.
— Ты так говоришь, словно я намеренно обманываю самого себя, — сказал я.
— Мы обманываем самих себя намеренно, — сказал он. — Мы сознаем свои действия, но наш маленький ум превращает себя в монстра, каковым он себя воображает. Однако, он слишком мал для такой большой формы.
Разговор зашел о Хенаро.
— Хенаро — человек, — сказал дон Хуан ободряющим тоном. — Правда, он уже больше не такой человек, как ты, но это его достижение, и это не должно возбуждать в тебе страх. Если он другой, то тем больше причин восхищаться им.
— Но могу ли я понять его изменения?
— Конечно, ты и сам меняешься.
— Ты хочешь сказать, что я выработаю дубля?
— Никто не вырабатывает дубля. Это просто способ говорить. Из-за своей любви к разговорам ты служишь мешком для слов. Ты — в сетях их значений. Сейчас ты думаешь, что дубля вырабатывают какими-нибудь злыми чарами. Но все мы, светящиеся существа, имеем дубля. Все мы! Воин учится сознавать это, только и всего. Есть, видимо, почти непроходимые барьеры, охраняющие это сознавание, но этого можно было ожидать. Эти барьеры и делают такую задачу уникальной.
— Почему я так боюсь этого, дон Хуан?
— Потому что ты думаешь, что дубль — это то, что означают слова, некий двойной или другой ты. Я выбрал это слово только для описания. Дубль — это ты сам, и ни в какой иной форме встретиться с ним нельзя.
— Что если я не хочу его иметь?
— Дубль — это не дело личного выбора. Точно так же не нам решать, кто будет избран для обучения знанию магов, которое ведет к такому сознаванию. Ты никогда не задавал себе вопрос, почему именно ты?
— Все время, Я сотни раз задавал этот вопрос и себе, и тебе тоже, но ты так и не ответил.
— Я имею в виду, что ты должен задавать себе этот вопрос не как требующий ответа, а в смысле размышления воина над его огромной удачей. Удачей оттого, что он нашел вызов.
— Превратить это в обыкновенный вопрос — средство обычных рассудительных людей, которые хотят, чтобы ими восхищались или жалели их. Меня не интересует такого рода вопрос, потому что нет способа ответить на него. Избрать тебя было решением силы. Никто не может изменить планов силы. Теперь, когда ты выбран, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы остановить выполнение этого плана.
