Александер Эбен - Доказательство Рая
Когда бактерии атакуют организм, он сразу начинает защищаться, призывая из селезенки и костного мозга целые полчища белых кровяных клеток и направляя их на борьбу с пришельцами. Они становятся первыми жертвами в ожесточенной войне клеток, начинающейся сразу, как только в организм проникает биологически чуждый агент. Доктор Поттер понимала, что малейшее помутнение во взятой у меня спинномозговой жидкости будет вызвано высокой концентрацией лейкоцитов.
Лаура внимательно всматривалась в прозрачный вертикальный столбик, в котором должна была появиться спинномозговая жидкость. Первой неожиданностью для нее стало то, что жидкость поступала не каплями, а стремительным потоком, что означало чрезмерно высокое давление.
Второй неожиданностью оказался ее вид. Малейшее помутнение показало бы, что у меня серьезные проблемы. Но выплеснулась не просто мутная, а густая масса зеленоватого цвета.
Моя спинномозговая жидкость была полна гноя.
Глава 3. Из ниоткуда
Лаура вызвала доктора Роберта Бреннана, специалиста по инфекционным заболеваниям. Ожидая окончательных результатов анализа, они обсуждали все возможные диагнозы и способы лечения.
Тем временем я продолжал стонать и извиваться под ремнями, удерживающими меня на каталке. Врач-лаборант принесла результаты анализа, оказавшиеся совершенно неожиданными. Окраска по Граму (химический анализ, названный в честь датского врача, который изобрел метод, позволяющий определить проникшие в организм грамположительные или грамотрицательные бактерии) продемонстрировала наличие грамотрицательных бактерий, что было в высшей степени необычно.
Компьютерная томография показала сильное набухание и воспаление мозговых оболочек. Мне в трахею ввели дыхательную трубку, чтобы аппарат искусственного дыхания взял на себя работу легких — ровно двенадцать вдохов в минуту, — а вокруг каталки расположили целую батарею мониторов, которые регистрировали малейшие изменения в моем организме, в том числе в почти уже разрушенном мозге.
Из ежегодного малого количества взрослых, внезапно заболевших бактериальным менингитом (то есть не в результате операции на мозге или открытой черепной травмы), больше случаев связано с определенными причинами, в частности дефицитом иммунной системы (так называемым СПИДом). Но у меня не было факторов, которые сделали бы меня восприимчивым к этой болезни. Другие бактерии могли вызвать менингит, проникнув в мозг из носовых пазух или среднего уха, ноне Е. coli. Для этого спинномозговое пространство слишком хорошо защищено от остального организма. Если только позвоночник или череп не имеют проколов (например, во время установления нейрохирургом инфицированного стимулятора мозга или шунта), то бактерии типа Е. coli, которые обычно находятся в пищеварительном тракте, просто не имеют доступа в эти области. Я сам устанавливал стимуляторы и шунты сотням пациентов и, если бы мог участвовать в консилиуме недоумевающих докторов, согласился бы с ними, что у меня возникла болезнь, которой просто не могло быть!
Не в силах полностью согласиться с доказательствами, представленными результатами анализов, оба врача стали консультироваться по телефону со специалистами по инфекционным заболеваниям в крупнейших медицинских центрах. Все они единодушно подтвердили, что результаты указывают лишь на единственно возможный диагноз.
Но внезапное заболевание бактериальным менингитом, возникшее, так сказать, на пустом месте, было не единственным странным медицинским фокусом, который я продемонстрировал в первый день пребывания в больнице. Прежде чем меня увезли из отделения неотложной помощи, где я провел два часа, оглашая воздух бессмысленными воплями и стонами, я вдруг замолчал. И затем неожиданно для всех выкрикнул три слова. Они прозвучали совершенно отчетливо, их слышали присутствующие врачи, медсестры и Холли, которая находилась в нескольких шагах от меня, за шторой.
«Боже, помоги мне!»
Все бросились к каталке, но я ни на что не реагировал.
Я ничего не помню о том, что происходило в эти часы, в том числе и этих слов. После них я умолк на целых семь дней.
Глава 4. Эбен IV
За время пребывания в отделении неотложной помощи мое состояние продолжало ухудшаться. Уровень глюкозы в спинномозговой жидкости здорового человека составляет примерно 80 миллиграммов на децилитр, то есть на одну десятую часть литра. У больного, которому угрожает опасность скончаться от бактериального менингита, этот уровень может падать до 20 мг/дл.
У меня же он не упал, а буквально рухнул до 1 мг/дл. По шкале комы Глазго мой показатель был восемь из пятнадцати, что подтверждало тяжелейшее заболевание мозга, и в последующие несколько дней этот показатель продолжал снижаться. Шкала оценки острых и хронических функциональных изменений из семидесяти одного возможного показывала всего восемнадцать, что означало, что шансов остаться в живых у меня только около 30 процентов. А точнее, при диагнозе острого грам-отрицательного бактериального менингита и при стремительно ухудшающемся состоянии — всего 10 процентов на момент доставки в больницу. Если антибиотики не смогут победить болезнь, за следующие несколько дней риск смерти неминуемо возрастал до 100 процентов.
Доктора ввели мне внутривенно три мощных антибиотика и перевели в мой новый дом — большую отдельную палату номер десять в отделении интенсивной терапии, этажом выше.
Как нейрохирург, я часто бывал в этом отделении, куда помещались самые тяжелые, почти безнадежные пациенты, поэтому там одновременно работали несколько медицинских специалистов. Подобные команды, согласованно и профессионально борющиеся за жизнь пациента, когда все против него, достойны самого большого уважения. В этом отделении мне доводилось переживать невероятную гордость и… жесточайшее разочарование, в зависимости от того, удавалось ли спасти пациента, или он ускользал из наших рук.
В присутствии Холли доктор Бреннан и остальные члены бригады старались выглядеть оптимистичными, но в глубине души понимали всю тяжесть моего состояния и опасались самого худшего исхода, и довольно скоро. Если даже я не умру, бактерия, атаковавшая мой мозг, вероятно, уже поглотила достаточное количество коры и нарушила его высшие функции. Чем дольше я буду находиться в коме, тем вероятнее, что остаток жизни я проведу в вегетативном состоянии.
К счастью, мне стремились помочь не только медики, но и другие люди. Следом за Холли в больницу приехал Майкл Салливан, наш сосед и настоятель епископальной церкви. Когда жена выбежала из дому, чтобы последовать за машиной скорой помощи, по сотовому телефону ей позвонила давняя подруга Сильвия Уайт. У Сильвии был непостижимый дар оказываться рядом именно в тот момент, когда случалось что-то важное. Холли была уверена, что она обладает экстрасенсорными способностями. (Я же всегда осторожно высказывался в пользу более разумного объяснения — что у нее очень доброе и чуткое сердце.) Холли рассказала ей о нашей беде, и они договорились, что оповестят моих ближайших родственников: младшую сестру Бетси, которая жила неподалеку, сестру Филлис, которая в сорок пять лет была самой молодой из нас и жила в Бостоне, и старшую сестру Джеан.
В то утро Джеан ехала в машине через Вирджинию, небо над которой было затянуто низкими косматыми облаками. Так совпало, что она отправилась из своего дома в Делаваре в Уинстон-Салем, чтобы помочь нашей матери. Ей позвонил муж Дэвид.
— Ты уже проехала Ричмонд? — спросил он.
— Нет, я еще севернее его, на трассе I-95.
— Тогда поезжай по дороге 60-Вест, а потом по 24-й до Линчберга. Только что звонила Холли. Эбен попал в реанимацию. Сегодня утром у него был припадок, и он без сознания.
— О боже! Уже известно, что с ним?
— Врачи не уверены, но предполагают менингит.
Джеан успела вовремя свернуть и по узкому проселку направилась к 24-й трассе, что ведет к Линчбергу.
В три часа того же дня Филлис позвонила Эбену в его квартиру в Делаварском университете. Эбен сидел на крыльце и писал заданный на дом научный реферат (мой отец был нейрохирургом, и Эбена тоже заинтересовала эта специальность). Филлис коротко обрисовала ему ситуацию и посоветовала не очень расстраиваться, так как доктора держат все под контролем.
— Они понимают, чем это вызвано? — спросил Эбен.
— Ну, они упомянули о грамотрицательной бактерии и менингите.
— У меня на носу два экзамена, так что я предупрежу преподавателей эсэмэсками, — сказал Эбен.
Потом он признался мне, что сначала не очень поверил, что мое состояние настолько серьезно, как сказала Филлис, поскольку они с Холли вечно делали из мухи слона, к тому же я никогда не болел. Но когда через час ему позвонил Майкл Салливан, он понял, что нужно срочно ехать к нам.
